Ириус заметно вздрогнул.
— Что? Почему вдруг такая перемена, Дарина? К чему все это самопожертвование? — спросил он, пытаясь прочесть ответ на её лице. Она сглотнула, не в силах отвести взгляд от его золотисто-зеленых глаз.
— Я… я была несправедлива к тебе. Все это время… я ненавидела тебя, а ты… — ведьма с изумлением смотрела, как с каждым ее словом лицо Ириуса все больше искажает ярость. Он стиснул ее плечи так, что она вскрикнула от боли.
— Только этого не хватало! — зашипел он, встряхивая её, — Не смей, слышишь, никогда больше не смей жалеть меня!
— Тавишшш! — зашипел Григ, подлетая и отталкивая его от девушки, — вы в своем уме!
Ириус дернулся, явно желая начать драку, но многолетняя выдержка взяла свое, и он опустил руку, отведенную для замаха. Все еще тяжело дыша, инквизитор отошел в темноту, пытаясь успокоиться.
— Никогда. Больше. Не смей… — проговорил он сквозь стиснутые зубы и осекся. Невольно отступил на несколько шагов обратно к костру, с каким-то ужасом посмотрел на остальных, — За нами наблюдают.
Проследив за его взглядом, дракон с Энданиэлем синхронно выругались. Кердрик одними губами прошептал: «мама», Дарина побледнела. Мертвяки, окружив контур со всех сторон, стояли и безмолвно смотрели на них. Люди и звери, они стояли молча, распространяя вокруг себя приторную вонь полуразложившейся плоти, из прорех которой уже кое-где желтели кости. Пустые глазницы были направлены в сторону огня.
— Откуда их столько? — прошептала ведьма, оглядываясь по сторонам.
— Разворошили мессстное кладбищщще? — предположил Григ.
— Вряд ли, — инквизитор, внимательно оглядываясь по сторонам, насчитал не менее сорока мертвяков, не считая стаи птиц, кружившейся в небе. Он посмотрел на притихших спутников, — Боюсь, если мы их уничтожим, остаточная магия сможет поднять весь лес.
— Если сжечь? — Дарина вопросительно взглянула на дракона, тот покачал головой:
— Всех сразу не взять.
— Ты можешь вплести огонь дракона в контур? — вдруг спросил Ириус.
— Конечно, — ведьма впервые за все время посмотрела на него, в глазах плескалась тревога, — Что ты задумал?
— Обрушить его наружу, — он ободряюще улыбнулся.
— Лес загорится, — возразил Дан, — А мы у эльфийских границ. Даже если я лично объясню мотивы, эльфы нам не простят.
— Граничный заслон не пропустит огонь, а лес здесь слишком сырой, чтобы выгореть дотла, даже под огнем дракона, — возразил Ириус.
— Что значит даже? — фыркнул Григ.
— То и значит, что у нас нет выбора! — инквизитор пристально посмотрел на него. Дракон вздохнул:
— Хорошо. Берите землю, мы с вашшшим остроухим другом возззьмем на себя птиц.
Ириус кивнул:
— Кердрик, держи амулеты, используй лишь те, которые знаешь. Стараемся пройти к граничному заслону. Встречаемся на землях эльфов. На счет три. Раз, два, три!
Огромный дракон на поляне выдохнул огненную струю, направив четко на стенку контура. Алый огонь втянулся в стену, сливаясь с голубыми сполохами. Яркий пурпур на секунду повис в воздухе, чтобы потом, словно водопад, обрушиться на тех, кто стоял за границей защиты. Дракон взмыл в темное небо, вслед за ним полетели стрелы, выкашивая тех птиц, которые успели увернуться от обжигающего алого огня. Обгоревшие тушки падали на землю, где их уже поджидала магия инквизитора. Огонь заклятий смешивался, переливался, чтобы потом обратиться белым пеплом навечно упокоившихся мертвяков. Где-то рядом Кердрик крушил врагов секирой. Лес медленно, словно нехотя, загорелся.
Первыми вспыхнули кусты на краю поляны. Переливаясь всеми цветами радуги, они, наконец, шипя, запылали белым искристым пламенем, разгоняя темноту ночи. В этом свете стало видно, что мертвяков было гораздо больше, чем казалось вначале.
Они были везде. Их костлявые руки тянулись через сжигавший их пурпурно-зеленый огонь к столь желанной добыче. Воздух стал густым и вязким. Наполненный магией, он звенел, будто натянутая струна. Дышать становилось невозможно, от жаркого пламени, пот градом скатывался по коже. Сил оставалось все меньше, руки дрожали. Дарина стояла за спиной инквизитора, по ее лицу струился пот.
Щадя ее, он на секунду разорвал их связь, надеясь только на свои силы, и в этот момент ударила тьма. «Они все-таки нашли мага и принесли его в жертву,» — мелькнула мысль прежде, чем он потерял сознание.
Локация 14. Черная башня
Где-то вдалеке капала вода. Это было первое, что он услышал, вынырнув из забытья. Кап, кап, кап… звук гулким эхом отзывался в голове. Шурх, шурх… это уже крысы. Не открывая глаз, он брезгливо дернулся, но понял, что не может пошевелиться. Судя по боли, моментально пронзвшей тело, он был связан по рукам и ногам.
Ириус с трудом открыл глаза. Темнота. Он был в тюремной камере. То, что это была тюремная камера, он не сомневался: узкая полоска света, просачивающаяся под дверью, отражалась в ледяном камне — им были облицованы стены. Камень, словно зеркало, отражал магию, не позволяя применить заклинание. Не надо было быть негием, чтобы понять, что стены тоже облицованы этим камнем. Он знал только одно место, где строились такие камеры. Башня инквизиторов. Похоже, они опять были в Бжегоже.
Оставалось только ждать. Время тянулось невыносимо медленно. Иногда инквизитору казалось, что его глаза привыкли в темноте, и он различает очертания своей камеры, но в следующий момент он понимал, что это не так.
Крысы все шебуршились в соломе, и эти звуки постоянно возвращали его к реальности, заставляя вздрагивать всем телом.
Оставалось надеятся, что его спутники находятся в соседних камерах. Инквизитор запретил себе думать о том, что они могли погибнуть или ранеными остаться в горящем лесу. Во всяком случае, те, кто устроил ловушку, наверняка прекрасно были осведомлены о его спутнице. Более того, если его предположения были верны, а Ириус почти не сомневался в своей правоте, заговорщики прекрасно знали, с кем имеют дело.
Мысль о том, что Дарина вновь заперта в башне по его вине, заставляла инквизитора скрежетать зубами от своего бессилия. Те, кто захватил их, не будут склонны к милосердию, а уж тем более с ведьмой. Он почти не сомневался в личности возглавлявшего заговор: слишком уж легко их нашли, да и карта, которую держал в руках Гжесь, была привязана к его крови, крови Тавишей.
Ириус не знал, сколько времени он провел так, в темном подземелье. Неестественно вывернутые плечи сначала болели, затем боль прошла, что означало, что руки окончательно потеряли чувствительность.
Похоже, он впал в какое-то состояние, близкое к трансу, потому что скрип двери и шаги застали его врасплох. Свет от факела показался очень ярким. Инквизитор захлопал глазами, точно сова.
— Эй ты, вставай! — ощутимый пинок носка сапога под ребра заставил привычно закусить губу, сдерживая невольный стон. Солоноватый вкус собственной крови показался почти привычным. Пока он судорожно хватал ртом воздух, один из стражников грубо поднял его и поставил на ноги. Вновь пинок, на этот раз рукой в спину:
— Иди!
— Воды дай, — попросил Ириус и поморщился: в горле пересохло, и голос звучал хрипло. Стражники переглянулись.
— Держи, — тот из охранников, кто постарше, зачерпнул воду из бочки, стоявшей в углу, и поднес к губам пленника ковшик. Вода была мутной и отдавала плесенью, но Ириус жадно глотал ее, чувствуя, как в голове потихоньку проясняется.
Через ресницы он бросил быстрый взгляд на тюремщиков. Двое. Один, который старше, держал ковш с водой. Второй стоял в дверях с тем, чтобы при малейшей попытке пленника вырваться успеть выскочить и захлопнуть дверь.
Оба обычные, ничем не примечательные люди, у которых наверняка есть семьи и дети. Это настораживало его больше, чем если бы он увидел вооруженных наемников. Слишком уж они были спокойны, как бывают спокойны добропорядочные граждане королевства. К тому же на них была униформа.
Сосредоточившись, Ириус вспомнил, что именно такая же форма была на стражниках Бжегожа. Значит, их все-таки доставили в город. Инквизитор поморщился от досады на самого себя: надо же было так ошибиться. Если бы они не ушли из Бжегожа, то, возможно, узнали бы намного больше. Впрочем, он и так уже знал почти все.
— Ну что, идем? — стражник, стоявший рядом, наклонился и почти тупым кинжалом долго пилил веревки. Затем выпрямился и толкнул инквизитора в спину.
Прекрасно понимая, что упрямиться глупо, Ириус, нарочито прихрамывая, зашагал за одним из тюремщиков, второй замыкал шествие, иногда болезнеными тычками поторапливая пленника
Полустертые ступени винтовой лестницы скользили под ногами. От стен веяло холодом и сыростью. Постепенно темнота подземелья рассеивалась, и Ириус вдруг понял, что снаружи светит по-летнему яркое солнце.
Они прошли по залитой солнцем лестничной площадке, вступили в полутьму коридора и остановились у массивных дверей. Легкий стук, и створки распахнулись. Ириус смело шагнул и ослепительно улыбнулся:
— Ну, здравствуй, кузен!
Торсен стоял у окна Башни инквизиторов и лениво смотрел на главную площадь Бжегожа, где вовсю разворачивались ярмарочные гуляния. Комната, в которой он находился, была весьма аскетичной, как и положено было быть кабинету городского инквизитора: стол, стулья, несколько полок с папками. Стены были покрашены столь давно, что краска выцвела, а в углах еще и облупилась, по потолку ползла трещина. Маг медленно обернулся и внимательно посмотрел на инквизитора своими темными глазами.
— Ириус, какая встреча! — процедил он сквозь зубы.
— О, вижу, ты рад! Извини, не могу обнять — руки связаны!
— Обойдемся без этого! — Торсен брезгливо поморщился, рассматривая оборванного и грязного кузена, — Боги, во что ты превратился!
— Не всем так везет, как тебе, Торсен, что привело тебя в Бжегож? — Ириус подошел к стулу и сел, вольготно закинув ногу на ногу.
— Обстоятельства, — его кузен нахмурился, — и я не давал тебе позволения садиться!