– Не знаю, это было решение майора де Баона.
– Где он сам? Где другие офицеры?
– Погибли в первый день осады, господин маршал.
Де Комон смотрел на сержанта. Что-то в нем было неправильно. Маршал начал службу таким же юнцом, сам прошел через кровь и смерть, все как всегда, как было и будет, но что же не так сейчас? Пожалуй, спокойствие и обстоятельность. Да, именно спокойствие и обстоятельность доклада, которые свойственны опытным бойцам и совершенно неуместны у мальчишек. И порядок. Порядок в одежде, порядок в строю, подобие порядка в разрушенной крепости.
Такое было только однажды. Два года назад, после битвы с савойцами. Тот мальчишка, клиссонец, в чистой с иголочки форме докладывал так же четко и спокойно о совершенном подвиге, словно об удачно прошедших учениях. А ведь они даже чем-то похожи. Тот же рост, фигура, тот же уверенный взгляд. Если бы не седина и этот шрам… И оба совершили… ну если не чудо, то что-то к нему очень близкое. Того звали барон де Безье, и он был первым и пока единственным дворянином, кого де Комон по представлению короля посвятил в кавалеры Голубой звезды. Через несколько месяцев он попал в грязную историю и погиб, на одного кавалера в стране стало меньше.
– Граф, – обратился маршал к графу Тулузскому, – ведь гарнизон этой крепости подчиняется вам?
– Да, разумеется, а что?
– И вот я, кавалер Голубой звезды маркиз де Комон, спрашиваю вас, согласны ли вы, что ваш подчиненный, командуя вверенным ему подразделением, совершил подвиг, сыгравший решающую роль в исходе сражения?
– Какого сражения! – недоуменно воскликнул граф. – Этот мальчик попросту закончил войну… о, вы полагаете, господин маркиз? – продолжил он, взглянув в весело прищуренные глаза маршала, и, став подчеркнуто серьезным и официальным, закончил: – Да, я считаю, что вы совершенно правы!
– Тогда по праву, предоставленному мне моим званием, положением и статусом кавалера Голубой звезды, я посвящаю вас, господин сержант, в кавалеры Алой звезды! Клянитесь верно служить Галлии и ее королю!
Лицо Жана вытянулось, глаза расширились, но колено согнулось само, и ответные слова прозвучали сами, словно помимо воли говорящего:
– Я, Жан Ажан, клянусь, что вся моя жизнь с этого момента будет посвящена службе на благо Галлии, ее короля и членов королевской семьи!
В Галлии существует три высших награды. Голубой звездой награждаются дворяне, Алой – военные недворяне и Желтая – гражданские недворяне. И невозможно быть награжденным высшей наградой страны дважды. Вернее, было невозможно до этого мгновения. Да, Жана лишили дворянства, но лишить звезды невозможно, даже на эшафот кавалеры поднимаются с этой наградой на груди.
– Есть какие-либо просьбы, пожелания, господин кавалер?
– Да, господин маршал. Прошу выделить врачей для помощи раненым, а также солдат для похорон погибших и сбора трофеев – сами мы сейчас на это не способны. И еще, крепость помогал защищать доброволец – юный виконт де Сент-Пуант, проявил стойкость и мужество. Я прошу оказать ему ваше покровительство. – И Жан вывел из строя худого и бледного мальчишку, едва державшегося на ногах, но твердо пожелавшего участвовать в торжественном построении.
– Де Сент-Пуант? – Маршал подошел и положил руку на плечо Шарля-Сезара. – Когда-то я был знаком с твоей покойной матушкой. Что же, иди в штаб, сынок, отдохни. У нас будет время поговорить. А по всему остальному… Временным комендантом крепости я назначаю своего адъютанта, лейтенанта д’Оффуа, он сделает все, что необходимо. А ты, сержант, передай дела, отдохни пару дней и отправляйся в Тулузу, дождешься меня там. Не часто Алая звезда вручается, надо сделать это торжественно.
Разговор в штабе Тулузского полка
– Да, господин маршал, не ожидал я такого. Чувствую себя эдаким вершителем судеб. Шутка ли – сделать из простого сержанта – кавалера!
– Ну уж вы скажете – простого! Что вы в нем такого простого увидели? Ах, впрочем, да, вы же не читали отчет моего адъютанта. Так вот уверяю, что никакой простой сержант не смог бы удерживать эту крепость пять дней. Это же все считается, и довольно просто. Численность гарнизона и противника, их вооружение, крепость стен. Все элементарно. Им было отмерено не более двух дней, поверьте, это не пустые слова. Война – наука не менее точная, чем математика.
– Значит, все же не такая точная, раз крепость стоит.
– Точная, уверяю вас. Только и в математике встречаются неизвестные, влияющие на результат. Вот сержанты – они какие? Храбрые, грозные, могучие. А где вы видели сержантов грамотных? Ну, хотя бы просто грамотных, не говоря уже о знающих? Его вылазка по уничтожению осадных орудий или засада на магов? Этому надо учиться. А тыл, санчасть? Вы знаете, что за эти четыре дня солдаты ни часа не были голодны? Как вы думаете, сколько раненых обычно излечивается после ранения?
– Помилуйте, маршал, я же все-таки не столько воин, сколько администратор. Ну, думаю, три четверти.
– Менее четверти. Из них половина – инвалиды, годные только милостыню просить. А у вашего простого сержанта выжили действительно три четверти, и только восемь человек потеряли конечности. Вы были в крепостной санчасти?
– Нет. Стыдно признаться, но я слишком брезглив. Вонь, кровь, грязь… Сам знаю, что это недостойно, но ничего не могу с собой поделать.
– Я вас понимаю. Только здесь ничего этого нет. Да, боль и смерть, как обычно, но чистота, как во дворце! Санитары рассказывают, что больше всего боялись не убрать вовремя грязь и кровь – сразу получали в зубы. Перевязать рану грязной тряпкой – об этом они и подумать не могли. Этот Ажан лично зарубил бы на месте.
– О таком я никогда не слышал.
– А вот я только слышал. Так что не ошиблись мы, наградили кого надо. Вы знаете, это второй человек, которого я посвятил в кавалеры.
– Знаю. Ваш первый крестник знаменит на всю Окситанию. Черный барон, он же из местных.
– Да, и он, к сожалению, погиб. Выпьем же за другого, чтобы его судьба сложилась лучше. О, опять эта песня… которой меня встречал гарнизон.
– Кстати, о ней. Не сочтите за грубость, маркиз, но ваш адъютант, этот д’Оффуа, он храбрый человек?
– Безусловно. Выпускник Клиссона, участник Савойского похода, дважды ранен, я сам видел его в бою. А в связи с чем вопрос?
– Так… Просто вчера вечером, когда солдаты пели эту песню, у него в глазах стояли слезы. Разумеется, никто этого не видел. Я там оказался случайно.
Глава IX
Воскрешение из мертвых в планы Жана не входило категорически. Два года плечом к плечу, наметанный глаз разведчика – нет, в случае с д`Оффуа надеяться на то, что его не узнают, не приходилось. Молодец, конечно, парень, на шикарное место устроился, но лучше от тебя держаться подальше. Как говорится, во избежание. Слава богу, оклемался де Савьер, и его удалось уговорить взять на себя вопросы передачи командования. Вроде как сержант в запое. И то сказать – выстоял, награжден, как теперь не надраться? Одно слово – быдло, хоть и кавалер, что с него взять.
Однако если Жан покинул крепость, это не значит, что он поспешил уехать из Сен-Беа. Есть загадки, которые нельзя оставлять за спиной. Словно шакалы, они способны красться за беспечным человеком и впиться в горло, когда, казалось бы, все опасности позади. К их числу относилась и смерть офицеров крепости.
Мир возвратился в поселок. Вновь, словно и не было войны, все пошло своим чередом. Открывались двери магазинов, по вечерам семейные пары выходили гулять по набережной Гаронны и, разумеется, открылась единственная в поселке таверна. Та самая, где в последний раз видели живыми офицеров крепости.
Жан ввалился в нее, едва держась на ногах, и пьяным голосом потребовал выпивки для всех присутствующих. А что, он теперь не просто герой – он кавалер, а кто этого не понимает, тот дурак и этот, как его, абстинент, во! Короче, таким не наливать!
А завтра, прямо с утра, сержант пойдет искать госпожу де Фье. У маршала есть собаки, а у сержанта – вещи лейтенантши, так что завтра он будет искать. И найдет, как всегда находит. Но сначала выпьет.
Испуганный хозяин принес пьяному влом сержанту запыленную бутылку, уверяя, что это из его личных запасов, специально для героя.
– Спасибо, трактирщик. Присядь, поговори со мною, добрый трактирщик. Расскажи, как провели свой последний день мои командиры.
– Почту за честь, господин сержант. – Честное лицо мэтра Дюбуа буквально лучилось преданностью. – Но вы же видите, что у меня творится. Господа офицеры, что приехали с армией, требуют вина и еды, мы просто не успеваем всех обслужить.
– Ерунда, у тебя же есть подавальщицы и, в конце концов, недавно ты нанял прекрасного повара. Полчаса они с посетителями точно справятся.
– Увы, господин сержант, после этих событий повар и одна из подавальщиц пропали, как пропали многие в эти ужасные дни.
– Ну уж многие, скажешь тоже. Кастильцы в поселок и не заходили.
– А люди пропали, и теперь я едва справляюсь с заказами.
– Значит, не поговоришь… жаль… тогда завтра к восьми утра быть у меня в крепости! Или я пришлю своих ребят, которым тоже интересна судьба их командиров! – Пьяный Жан грохнул кулаком по столу и поднес его к носу мэтра. – Смотри у меня, добрый трактирщик. До завтра.
– Уже уходите, господин сержант? Хоть вино с собой возьмите. И вот, обопритесь на мою руку.
И надо же было такому случиться, что, помогая Ажану подняться, трактирщик неловко повернулся и дорогая бутылка бесславно разбилась. Пришлось лезть в погреб и вытаскивать другую, не такую запыленную, но, по словам хозяина, такую же ценную.
Выйдя на улицу и зайдя за поворот, сержант внезапно протрезвел и шепотом спросил:
– Шевалье, вы тут как?
– Интересно, как в театре, – также шепотом ответил де Савьер, – никогда не думал, что шпионить так занятно.
– А ближе к делу?
– Пока никого и ничего. О, смотрите! – Из таверны вышел человек в темном плаще и темной шляпе. Ночь не позволяла рассмотреть его лицо, но прямая спина, твердый уверенный шаг и левая рука, привычно лежащая на гарде шпаги, выдавали в нем дворянина.