Но что это? Парень рассказывает, и рассказывает подробно то, что наниматели не желали слышать ни при каких обстоятельствах! Как? Как такое возможно – он что, он, лучший выпускник на своем курсе, потерял дар? Разучился?
В панике Морель бросил заклятье во флюгер на крыше соседнего дома – тот разлетелся с громовым грохотом.
– Господин экиптос, что происходит?
– Извините, ваша честь, случайный выброс, при заклятии правды такое бывает, – дрогнувшим голосом сказал маг первую пришедшую на ум отговорку.
– Вопрос о компенсации владельцу флюгера разберем потом, – в голосе судьи проскользнули злорадные нотки, – а сейчас извольте заняться своими обязанностями. Потерпевший Легрос!
Ну ладно, Легар, спокойно, с этим Гаврошем произошел сбой, но Легрос сам знает, что говорить, направим заклятье заживления ран. Бесполезно, но шар засветился, все в порядке… Что?!!
Легрос рассказывает правду?! Как?! Почему?! Кто его подкупил?! И как теперь оправдываться? Ни казначей, ни Робер не поверят, что не было заклятья правды! А он говорит и говорит, глядя вокруг ошалевшими, круглыми от удивления глазами.
Когда к судейскому столу шел Робер, он ожег мага таким взглядом, которым смотрят на приговоренных. Ноги Мореля уже дрожали, он вспотел, крупные, мерзкие капли пота ползли по спине, по лицу, попадали в глаза. Но отказаться от обязанностей экиптоса невозможно, закон строг – дело должно быть доведено до конца.
Вновь заклятье заживления, лишь бы засветился шар – ну уж против себя Робер говорить не будет! Неееет!!! Только не это! Так не бывает!
Ровным голосом, на глазах собравшихся горожан, не сводя бешеного взгляда с Мореля, полицейский Робер рассказывал, как договаривался и с Гаврошем, и с Легросом, и со своими подчиненными в патруле, чтобы заставить этого Ажана уйти из полиции, чтобы на освободившееся место пришел его племянник. А мальчишка – что мальчишка? Какое Роберу дело до его руки, да и до жизни, которая никому не интересна?
Когда перед судьей встал Ажан, Морель не выдержал – направил смертельное заклятье, чтобы хоть так исправить ситуацию. Ажан побледнел, пошатнулся – маг уже увидел шанс на спасение… но что это? Тот посмотрел в глаза и, подмигнув, улыбнулся! И повторил свой рассказ.
Публика следила за судебным заседанием, как за великим спектаклем, затаив дыхание. Когда судья, выглядевший тоже обалдевшим от произошедшего, объявил Гавроша невиновным, а Робера и двоих полицейских подозреваемыми в ложном доносе, толпа разразилась аплодисментами. Такого успеха в Амьене не добивалась ни одна, даже самая знаменитая театральная труппа.
Не упустил своего и сын графа, который подошел к магу, обнял и от имени своего отца поблагодарил за восстановление в Амьене закона и справедливости.
Да, вот именно о справедливости и думал в этот момент господин Морель, заранее представляя грядущие разговоры с казначеем и Робером, заранее пытаясь определить размер грядущих неустоек.
Во всеобщем ликовании, столь не соответствующем строгому регламенту суда, никто не заметил, как отпущенный на свободу Гаврош на дрожащих ногах ушел с площади, направившись в Зеленый квартал, где ждали больная мать и две сестренки, которых надо как-то кормить еще несколько лет – пока они не смогут выйти на панель. Да, именно на панель – чрево Амьена строго расписывало роли для своих детей, и никакие благородные повороты сценарий не предусматривал.
Глава XXI
На следующее утро личный состав полиции Амьена построился во внутреннем дворе.
Речь держал интендант полиции де Романтен. Вначале было объявлено об увольнении Робера и его двоих подчиненных, как дискредис… дискредиф… о господи, с похмелья и не выговоришь. В общем, опозоривших славную полицию славного города.
Далее неожиданное – с этого дня, в соответствии с последними веяниями, амьенская полиция, как это уже произошло во многих других регионах Галлии, переходила на армейскую систему прохождения службы – вводились звания, за которые будут доплачивать, и соответствующие нарукавные шевроны. В перспективе ожидалось введение формы, разумеется, оригинального черного цвета, но это потом, если в казне деньги найдутся. Список присвоенных званий вывешен в коридоре, все, разойдись! Боже, ну зачем же я вчера столько выпил.
Полицейские ломанулись к спискам. Возгласы восторга, удивления, подначки – каждому интересно, как к нему теперь обращаться будут. Одно дело – эй ты, патрульный, и совсем другое – господин полицейский, а то и капрал. Приятно, черт возьми.
В конце концов все разошлись и у списка остался только Ажан, не понимающий – а он-то где.
– Ищешь себя? – Жан не заметил, как к нему подошел Гурвиль.
– Да. И еще вас. И все неудачно.
– Все правильно. Мне только что звание утвердили – майор полиции, с вашего разрешения.
Вот это да! Непрост, ох непрост оказался этот господин. Впрочем, простаком он никогда и не выглядел.
– А ты, мой друг, отныне сержант и заместитель командира патрульной группы Зеленого квартала. Извини, но унтер-офицера в полиции не предусмотрели – или сержант, или сразу лейтенант. Я долги плачу, как видишь. Отныне все патрули этого чудного района в твоем ведении – доволен?
– Пока не знаю. Зеленый квартал – не городской рынок, там не мелких воришек ловить придется. – Жан в легкой растерянности почесал затылок. – Я же службы не знаю. Дай бог, командир поможет, но все равно нужно время. Район изучить, маршруты патрулей, инструкции, законы, в конце концов. А где все это?
– Не волнуйся, командир у тебя мужчина серьезный, знающий, поможет, подскажет, не робей! – Майор ободряюще хлопнул его по плечу.
Ясно, что пора уходить, но один невыясненный вопрос сидел занозой.
– Простите, господин Гурвиль, а вы кто?
– Личный помощник интенданта. Легче стало?
– А…
– А остальное узнаешь в свое время. Да, я у дежурного основные инструкции оставил, для тебя специально, бери, учись. Все, удачи, сержант полиции! – С этими словами Гурвиль развернулся и быстрым шагом пошел к выкрашенной красной краской обшарпанной двери, что вела к его неприметному кабинету.
И то верно, времени мало, а изучить, как оказалось, надо много. Что Ренессанс, что капитализм, что социализм – полиция живет по инструкциям, которых всегда море, и не дай бог их не запомнить. Горят служивые везде одинаково, причем, что примечательно, на мелочах.
Утром, с красными от недосыпа и ночного чтения глазами, Жан стоял рядом с новым начальником – лейтенантом Маршандом.
Однако майор и лейтенант, Гурвиль и Маршанд, ни тот, ни другой не дворяне. Значит, возможность для карьеры есть! Кажется, господин Ажан, вы попали куда надо, теперь только бы удержаться, закрепиться на новом месте.
Развод Маршанд провел толково, хотя, на взгляд Жана, и несколько сумбурно, без привычной ему армейской четкости. Но и полицейские напоминали лишь слегка организованную толпу – стояли как кому удобно. Правда, слушали внимательно. И в заключение:
– Прошу знакомиться с моим новым заместителем сержантом Ажаном.
Жан встал перед этим подобием строя:
– Представляюсь. Сержант полиции Ажан, двадцать лет, из них пять провел в армии, имею боевой опыт. Последнее место службы – гарнизон крепости Сен-Беа в Пиренеях. Уволился в звании унтер-офицера. Вопросы?
Вопросов не было – слишком красноречиво смотрелись седина в волосах и шрам на пол-лица у двадцатилетнего парня.
В этот день Жан был направлен с патрулем, командир которого долго размышлял, чем он не угодил Маршанду. В самом деле – если этот новый начальник с ними, то он и старший. А как старшим может быть желторотый цыплёнок? Здесь не армия, другие нужны знания, опыт, да просто реакции. Если нападают на военного – он убивает, а вот если на полицейского? Тогда убивать только в крайнем случае, когда других вариантов не остается. А нападают нередко и, что характерно, неожиданно. Особенно в Зеленом квартале. Здесь благородных нет, они здесь не выживают.
Эти простые истины капрал Вида и растолковывал руководящему новичку весь день и при любой возможности. Но и дело свое делал. За время дежурства на улицах Зеленого квартала, больше похожих на узкие и кривые смердящие помойки, было найдено три трупа – два мужских, с ножевыми ранами, и один женский – бедняжке незатейливо сломали шею. Нашли телегу, отвезли на кладбище, где местные рыцари лопаты их привычно закопали. Выяснять, кого закопали, а тем более искать убийц? Это вы, господин сержант, что-то странное придумали. Правосудие? Закон? Да где вы слов таких странных набрались? Главное, такого при местных не скажите – обидятся.
Впрочем, если хотите – давайте поспрашиваем. Вон видите, местный кабак, очаг, так сказать, цивилизации – девка наверняка там клиентов цепляла. Труп, он ведь теплый был, свеженький, рядом валя… ну хорошо, хорошо, лежал. Не видеть, что тут произошло, посетители не могли. Попробуйте поспрашивать. Попробовали? Довольны? Так привыкайте – в этих благословенных местах свидетели не водятся. Воры, убийцы, проститутки, нищие всех мастей – этих полно, а свидетелей нет, и не было никогда.
А полиция зачем? Положено. Раз есть район, в нем должна быть полиция. Вот мы идем и все тихо. Вы крики-вопли слышите? Нет? Правильно, когда мы рядом, людей не грабят и не режут, тем и успокаивайтесь.
В этот момент тишину прорезал детский вопль:
– Убили!!! – И страшный, тягучий крик, на одной ноте, без слов и перерывов, казалось, он был бесконечным.
Бросились на него. Через квартал увидели лежащего на земле мужчину, рядом с которым на коленях стояла девчушка лет десяти. Сил кричать у нее уже не было, она лишь открывала рот, из которого вылетало глухое сипение.
Жан привычно проверил пульс – глухо. Два удара сзади – в правую почку и сердце, убийца знал свое дело.
– Кривой Жак, – опознал труп капрал, – вот, значит, как с тобой вопрос решили.
– Ты что-то знаешь?
– Давай потом, не при девчонке. Эй, ребята, – скомандовал он патрульным, – труп отвезти, как обычно, потом в полицию, встретимся там. А мы с господином сержантом в приют. Пойдем, малышка, нам надо идти, папе уже ничем не поможешь, а тебе дальше жить. – Капрал мягко обнял девчушку за плечи и повел с собой.