Детей принесли к свежевырытым могилам, около которых сидел угрюмый дядька с лопатой. Трупы бросили вниз, по одному в могилу, и землекоп присыпал их землей. Возница сходил за третьей, ее также закопали, расплатились с сообщником и пошли к экипажу.
Вида рванулся было вперед, но смог остановиться.
– Ты останься, проследи, где этот копатель заночует. Только не пытайся брать его – если упустишь или в драке убьешь, эти сволочи тебе большое спасибо скажут, – шепотом приказал Ажан. – Как выяснишь – приходи на службу, я там буду ждать.
И вновь слежка. Под дождем, по раскисшей дороге, по сумрачным узким улицам. Вначале к ненавистному дому, где вышел господин в сером. Интересно, а ведь мадам Шантерель так и стояла на крыльце, в промокшем платье, с лицом, мокрым то ли от дождя, то ли от слез. Дождалась экипаж и вместе с господином рыжей лисичкой юркнула в дверь.
А возница проехал на другой конец города, где остановился около неприметного дома, выпряг лошадь и завел ее в стоящий рядом сарай. В открывшуюся дверь был виден оборудованный денник.
Прождав еще час и никого не увидев, сержант направился в здание полиции.
«Значит, господин полицейский, – рассуждал Ажан, – кучер здесь живет либо работает. До этого вы его не видели, и это хорошо – можно тихо брать и везти для обстоятельной беседы».
Работника лопаты, если у капрала все сложится, тоже можно брать для разговора. Однако на все про все у вас после этого будет не более суток. Точнее, до следующего утра. Слишком быстро ребята среагировали в прошлый раз, и не Маршанд их предупредил. Тогда кто и как? Чтобы у уголовников была своя агентура в полиции? Ерунда, сказки, но все же… Все же с момента начала операции надо действовать очень быстро.
Затем, нужна поддержка наверху – черт знает, кто за эту сволочь заступиться захочет. Во всяком случае, отдельные завсегдатаи этого борделя крови могут попортить от души – один секретарь прево чего стоит.
А главный вопрос – что после этого делать с детьми? Отдать монахиням? Девочек, которые о сексе знают больше взрослых женщин и считают это нормальным, может даже веселой игрой? При всем уважении к сестрам, вряд ли они смогут их понять, а тогда ужас ломки уже и так изломанного детского сознания. Ломки жесткой, через колено, и кто знает, чем это кончится.
Нужен кто-то со стороны, кто-то авторитетный, кто смог бы просто смотреть и поправлять, тактично выверять курс труднейшей задачи – возвратить в мир детей, изуродованных жерновами мамаши Шантерель.
И такой человек на весь Амьен, пожалуй, один – молодая графиня де Бомон, мадам де Ворг.
Но это потом, сначала – работа. Кстати, вот и мэтр Вида заходит, и азарт в глазах горит ярким пламенем.
– Есть, нашел, можно хоть сейчас брать – эта сволочь надрался, как свинья, до полудня точно не проснется!
– Ты прямо специалист! Я тебя пьяным-то ни разу не видел, откуда такие познания в питейном ремесле? Может, для него вино – как для ребенка молоко – выпил, поспал, и все в порядке?
От этих слов Вида передернуло:
– Слушай, сержант, вот только о детях не надо, будь человеком. Я же едва держусь, я же заснуть не смогу, пока эти гады живы!
– Сможешь! – Ажан не сильно, но твердо ударил кулаком по столу. – Сможешь, – подошел и положил руку на плечо капрала, – потому что иначе все было напрасно, иначе ничего не изменить, а за твою горячность тебе мамаша Шантерель большое спасибо скажет. Знаешь, я, когда думал, куда после армии идти, познакомился с одним стариком, – стал придумывать Ажан, – он всю жизнь в полиции прослужил. Так вот он мне сказал, что у полицейского должны быть чистые руки, горячее сердце и холодная голова[14]. Я не священник, чтобы о твоих руках разговаривать, но горячее сердце точно есть. Ты только голову сейчас остуди, тогда мы с тобой все сделаем. Сможешь?
Вида посмотрел на этого юнца с изуродованным лицом, на седину в его волосах, а спина выпрямилась, плечи развернулись, и само вырвалось: «Смогу, сержант».
Доложить о проделанной работе следовало непосредственному начальнику, но наученный горьким опытом Ажан доверил доклад по инстанции капралу, а сам пошел к Гурвилю домой.
Тому хватило одного взгляда на постучавшегося в его дверь промокшего, как бродячая собака, сержанта, чтобы понять, – спать этой ночью не придется. Но пригласил в квартиру, налил стакан вина и стал слушать. И чем дальше, тем отчетливее понимал, что о нормальном сне теперь придется забыть надолго.
Собрался, под тем же изматывающим дождем пришел на службу – и началось…
Глава XXV
Во все времена успех полицейских операций решает подготовка. Десятки людей, часто не знакомых друг с другом, надо сплотить в единые команды, твердо знающие, когда и что им надлежит делать. Определить командиров групп, подготовить для каждой из них четкие инструкции, определиться с транспортом, продумать маршруты подхода и возвращения, определить цели, тактику действий и риски, озаботиться подстраховкой.
И организовать наблюдение, и отработать пути отхода преступников, и надежно их перекрыть, чтобы не устраивать потом игру в догонялки.
Это труд, тихий, аккуратный, которым не принято гордиться, но именно он обеспечивает успех или провал мероприятий. Любая ошибка, допущенная на этой стадии, – шанс для преступников уйти от наказания.
И именно этой работой занялись Ажан и Гурвиль. Дел было столько, что господин майор полиции просто не имел возможности подумать, откуда у этого новичка, пусть и доказавшего соответствие своей должности, такие знания, такое умение организовать людей, которое приобретается многими годами службы, причем службы по высшему разряду.
До рассвета удалось поспать лишь пару часов, а затем началось.
Пока Гурвиль докладывал де Романтену о проделанной и планируемой работе, Ажан и двое помощников взяли землекопа. Без суеты, буднично, мимо небольшого, но ухоженного домика на окраине, из которого вышел этот рыцарь лопаты, проехала крытая повозка. Вот он был, и вот его нет, усилием не слишком крепкого ума осознает себя лежащим на полу экипажа с кляпом во рту и крепко связанными руками.
На допросе было просто – ассистенту душегубов сказали, что полиции все ясно, для суда достаточно уже известных жертв и торговаться теперь имеет смысл об одном – каким именно способом уважаемый желает покинуть этот, возможно, не лучший из миров. На выбор было предложено несколько вариантов, причем от некоторых Ажана, уже привычного к смертям, передернуло.
И птичка запела. Как давно заработал конвейер смерти для детей, землекоп не знал, сам он был в деле около четырех лет. За это время похоронил шестнадцать девочек, включая и последних троих. Обычно к нему привозили по одной. Почему вчера троих? Да кто же знает? Его дело лопатой махать, а не вопросы задавать.
На чем привозили? Вот в том самом экипаже, последние два года. Раньше был другой, а потом вот этот.
Кто привозил? Ну, кучера он только в лицо знает, а вот второй, который главный, тот личность известная – сам Серый Мэтью, главарь крупнейшей когда-то в Амьене банды. Лет десять назад его вся полиция ловила, даже объявили, что поймали, но при аресте убили. И правда, о нем долго ничего слышно не было. Но четыре года назад пришел и предложил легкий заработок. А что такого? Во-первых, таким людям только самоубийцы отказывают, из тех, что помучиться мечтают. Во-вторых, деньги хорошие – за каждое тело, он так и сказал, «тело», десяток экю, они лишними никогда не бывают.
А память у землекопа оказалась уникальная, каждую могилку помнил, куда детей закапывал. А сверху, как водится, уже нормального покойника, так, чтобы никто и никогда не узнал. Кроме господ полицейских, разумеется, от них какие могут быть тайны? Может, есть еще у него шанс на жизнь, у такого разговорчивого, а?
Следующим, так же тихо, взяли кучера. Допросили спокойно, без пыток, но выбор предложили столь же неотразимый. И тот также заговорил. Он оказался действительно кучером, работающим у одного зажиточного купца. Хозяин о художествах своего работника и не подозревал. Да и как? Лошадей надо каждый день в упряжи водить, при этом какая разница, кого и куда изредка, исключительно в свободное время, они возят? Подумаешь, заработает возница монетку-другую, кому от этого плохо? Главное, чтобы имущество было в сохранности. Потому после каждой поездки на кладбище экипаж приходилось мыть и чистить, так ведь это ему и так делать положено. И делать тщательно.
Откуда Серого Мэтью знает? Да как сказать, когда-то вместе работали… ну в смысле… вы же понимаете, господа полицейские.
Знала ли мамаша Шантерель, куда девочек увозят? Конечно знала, не раз втроем обсуждали, когда экипаж подавать, когда Мэтью назад приедет… Да, она на таких разговорах плакала, жалела несчастных, только на следующий день все равно выводила к экипажу, целовала. А потом опять плакала. Жалостливая вся такая…
Основная работа началась с рассветом. Полицейские окружили дом, три резервные группы расположились в условленных местах, главная встала у входа. Всего было задействовано двадцать пять человек, операций такого масштаба полиция Амьена еще не знала.
Ломиться в монументальную дубовую дверь не стали – парой лошадей выдернули оконную решетку, разбили стекло и зашли без проблем. Дежурному вышибале хватило ума притвориться предметом мебели и не мешать людям делом заниматься.
Вообще, все прошло на удивление спокойно. Только Серый Мэтью, спавший в дальней комнате на втором этаже, успел вскочить и схватить свою хитрую трость – сработали инстинкты матерого головореза. В одной ночной рубашке, босой, с клинком в руке он смотрелся комично, но был опасен. Не раздумывая, бросился на вошедших, стремясь прорубить себе дорогу к спасению, одного из полицейских даже смог ранить.
Романтику сцены испохабил Ажан – проскользнув за спину бандиту, он схватил первое, что попалось под руку, и швырнул ему в затылок. Вот только под руку попался чугунный ночной горшок. Громко, вонюче, но эффективно – противник лежит в глубоком нокауте, и это главное. А отмыть, убрать, проветрить – это все потом, успеется.