Я взял извозчика и полетел в своё жилище на Четвёртом Кольце.
В Портовом Городе я нередко вспоминал Нау. Её круглые бёдра и остальную красоту. А о маленьком Ваене почти не думал. Но ещё на подлёте к тверди, когда я стоял на балконе, что-то во мне дрогнуло. До меня словно только что дошло, что у меня есть настоящая семья: красавица жена с самыми круглыми бёдрами на всей летающей тверди и немного грязерожденный ребёнок, который, если верить исследованиям Реоа, обладал мощной жизненной силой, как все грязерожденные.
Обидно завернуться в покрывало смерти и потерять всё. Может, ну его, это воинское предназначение? Может, поступить как Ио Варека — бросить службу и остаться в Дивии?
Но, конечно, это просто мысли. Обратного Пути нет. Если предам товарищей, то они будут меня оплёвывать с ног до головы на протяжении Всеобщего Пути. И оплёвывать будут буквально. Слюной.
Прибыв в своё жилище, я по-новому, с удивлением взглянул на него. И к чему мне такая громада? Почти дворец. Я, блин, даже не во всех его комнатах побывал.
Челядинца у входной арки нет. Нау не готова к моему визиту. Я хотел сделать ей сюрприз и не послал гонца.
Внутренний Голос напомнил, какие узоры на замке двери нужно поворачивать, чтобы открыть её. Вошёл в пустой коридор, освещённый одним желтоватым светильником. Издалёка, из одной из тех зал, в которых я никогда не бывал, доносилось протяжное пение.
Я пошёл на звук.
Привыкнув к моему отсутствию, Нау Саран превратила одну из зал в алтарную комнату Всенаправленного Ветра Моваха. Каким-то образом втащила в неё внушительную статую косматого и злого бога, а вдоль стен развешала полоски разноцветной ткани с шифрованными иероглифами.
В зале было традиционное круглое окно. Хотя оно смотрело в сад, но всё равно есть вероятность, что какой-нибудь глазастый сосед увидит кощунственного идола и обряды поклонения ему и побежит с доносом в сословие Помогающих Создателям.
И ещё. Госпожа Нау Саран нашла скучным поклоняться Моваху в одиночестве, поэтому пригласила нескольких единоверцев, все молодые мужчины. Окружив многорукого идола, они качали головами в остроконечных шапках и довольно громко пели гимны. Восхваляли истинную всенаправленность и отчётливо ругали сословие Помогающих Создателям, что оно столь глупо сократило направления Всеобщего Путь до Двенадцати Тысяч Создателей.
Полный набор кощунников и кощунственных речей. И где? В доме уполномоченного помощника Совета Правителей, славного дивианца который по умолчанию должен быть правоверным!
Самой Нау в молельной не оказалось.
Заметив меня, парни в остроконечных шапках испуганно заметались по комнате. Они оказались представителями мирных предназначений, а не теми воинственными моваховцами, которые лихими «Порывами Ветра» расправились с напавшими на нас наёмниками.
— Так-так, — сказал я.
Прошагав по коридору, я заглянул в ванную залу: так и есть — группа радостных сектантов плескалась в бассейне. Их остроконечные шапки выставлены в ряд, как дорожные конусы на месте аварии.
Со стороны выхода в сад послышался басовитый смех, сопровождаемый знакомым мелодичным хохотом Нау.
— Та-а-ак… возвращается, значит, муж из командировки…
Я направился в сад.
Интересно, что злости к моваховцам во мне нет. Больше раздражало, что моей недвижимостью, а так же смехом моей жены, распоряжались какие-то незнакомцы в остроконечных шапках.
В саду тоже нескучно: несколько сектантов расположились на циновках и устеленных роскошными матрасами лежаках. Обставив себя шкатулками с едой, они банально обжирались. Нау полулежала рядом на толстом белом матрасе и жестами посылала челядинцев то к одному, то к другому жрущему сектанту. Остальные гуляли по моему саду, как у себя на ветроломе, одетые в домашние халаты и тапочки. В мои домашние халаты и тапочки!
— Кажется, ваше время вышло, господа, — сказал я. — Пора и вам утекать.
Нау испуганно вскочила с матраса. Подбежав ко мне, поклонилась. После долгой разлуки славная жена должна произнести традиционное приветствие, упомянув, как истосковалась по любимому мужу. Вместо этого Нау пробормотала:
— Гости скоро уйдут.
— Дай-ка я их провожу, — сказал я, и вытянул руку с молниями.
Морщась от разрядов, Нау опустила мою руку:
— Гости сами найдут выход.
— Лучше бы они забыли сюда вход, — буркнул я.
Впрочем, служители Всенаправленного догадались, в каком направлении им двигаться. Спешно поклонившись мне, разбежались, как преступники во время облавы небесной стражи.
Пока меня не было, сад изменился. У пруда стояла закрытая тканью статуя. Подняв край покрывала, убедился, что статуя изображала шестирукого бородача с искажённым злостью лицом — Всенаправленный Ветер Мовах собственной персоной. У его подножия видна полузасохшая кровь жертвоприношения. Я всё ещё надеялся, что не человеческого.
Будто одной алтарной комнаты им мало! Ещё и в саду устроили культовое место.
— На моё золото воздвигла идолище поганое?
— Ты хочешь, чтобы я снова зарабатывала своё золото? — дерзко отозвалась Нау и задёрнула покрывало статуи.
Вместо ответа я схватил её за шею, пригнул и сказал:
— Я много дней провёл в низком царстве, милая жена.
— Как же я рада, что ты вернулся, — прохрипела Нау. — Разлука была невыносимой.
— Я думал о тебе.
— Понимаю. Позволь позвать челядинца, чтобы он подготовил ложе…
— Нет времени.
Расправив крылья, подхватил Нау и влетел с нею в первое попавшееся окно какой-то комнаты моего дворца.
✦ ✦ ✦
Акт супружеской верности получился весьма интенсивным, но при этом затянутым, как филлерный эпизод аниме сериала. Я был груб, жесток и безжалостен.
Сначала Нау терпела, потом ныла, потом рыдала и пробовала уползти, но я хватал её за ногу и тащил обратно на пол. Наше занятие любовью напоминало многократное изнасилование, которое в финальное его части начало нравиться Нау.
Утирая слёзы и радостно всхлипывая, она прижалась ко мне, не желая отпускать.
— Ну, всё, всё, — сказал я, отцепляя её руки от своих запястий. — Мне пора на войну.
— Нет, — замотала Нау головой. От её мокрых волос разлетелись капельки пота. — Я не хочу, чтобы тебя убили.
— У небесных воинов говорят: «Завернулся в покрывало смерти».
— Тем более не хочу.
— Милая жена, уверяю — в ближайшие десять поколений я не рассчитываю заворачиваться.
— Ветры Всенаправленного дуют во все стороны разом. Один из них всегда несёт смерть.
— Да что же ваш Мовах злой такой? Это потому что у него последователей нет?
— Мовах не злой и не добрый, он — весь и всё. Смирись с этим.
Я собрал разбросанные по полу доспехи. Кинул Нау ворох разорванных на лоскуты тканей, недавно бывших её халатом.
Глядя на её прекрасные бёдра с красными следами от моих пальцев, я проникся к Нау чем-то вроде любви.
— Обещаю, что не умру, — серьёзно сказал я.
Прикрывшись обрывками, Нау сказала:
— Подожди в спальне Ваена. Я скоро вернусь. У меня есть кое-что для тебя.
Надевать все доспехи лень. Поэтому я сложил их в кучу на покрывале и завязал его узлом. С этим тюком, словно изгнанник, я покинул комнату.
✦ ✦ ✦
Спальня маленького Ваена больше, чем жилище Танэ Пахау в Восьмом Кольце, включая двор подлеца-соседа. Через овальные окна рвался солнечный свет, рисуя на устеленном коврами полу жёлтые пятна. Деревца ман-ги росли из круглых углублений в полу. Их ветки шелестели на ветру из окон.
Колыбель младенца, похожая на Молниеносный Сокол, стояла у стены, выложенной разноцветной мозаикой. В некоторые плитки встроены маленькие фонари, ночью они давали интересное цветное освещение. Правда, мне оно напоминало отблески старого диско-шара, который вывешивали в спортзале транспортного колледжа во время дискотек. Под колыбелью раскинулась большая, утопленная в пол клумба с травой и цветами.
Ваен заметно вырос. Взгляд его приобрёл осмысленность. Он сидел в колыбели, что-то гукал, вертел головой и пытался ухватить меня за палец. На руках и ногах младенца деревянные браслеты, озарённые священниками Моваха. Подозреваю, пока меня не было, мама наряжала Ваена в остроконечную шапку.
Колыбель обвешана связками украшений, но не из драгоценных камней и металлов, а из дерева. Неужели священники Моваха так бедны? (Внутренний Голос напомнил, что деревца ман-ги — один из символов Моваха, так как их ветки росли во всех направлениях).
Ваен не спал, спала его сиделка, развалившись на лежаке, предназначенном для хозяев. Её мощная монобровь застыла в нахмуренном состоянии, напоминая галочку в чек-листе. Я пнул по лежаку — сиделка испуганно скатилась с него на клумбу.
— Принеси еды.
Монобровь сменила галочку на домик:
— Со всем уважением к вашей славе, светлый господин, но я не челядинка, а сиделка. Я смотрю за маленьким господином, а не ношу еду.
Акт супружеской верности так меня вымотал, что не нашлось даже слов, чтобы отругать дуру.
В комнату вошла Нау:
— Ты не слышала, что сказал светлый господин? — зашипела она на сиделку. — Принеси еду!
Наглая сиделка пошевелила бровью и вышла:
— Я позову челядинца, светлая госпожа. Он лучше знает, как приносить еду.
Извиняющимся тоном Нау сказала:
— Ваен её любит. Она умеет его успокоить.
— Она так заразительно храпит, что и Ваен засыпает?
— Сиделка поёт ему гимны Всенаправленного Ветра.
Я махнул рукой:
— Это твой дворец, Нау. Делай тут, что хочешь. Главное не подведи нас под Прямой Путь. И, умоляю, прикажи перенести статую с Мовахом внутрь дома. Нельзя ему в саду торчать, соседи увидят — непременно донесут.
Неожиданно мягко Нау согласилась:
— Хорошо, милый муж.
В комнату вошли два челядинца и внесли на руках шкатулки с едой и кувшины с питьём. Нау сама расстелила на полу обеденные покрывала и мы сели.
Сиделка с монобровью, отображавшей обиженное возмущение, хотела сесть с нами, но Нау её выгнала вместе с челядинцами.