и детским — всё, что удалось собрать от пилота Варува. Все остальные лежали в полный рост с приставленными к телам оторванными взрывом руками и ногами.
Взгляд капитана заскользил по строю и уткнулся в стоявшего с краю второго ряда Фурса.
Краме проговорил тихо, но так, чтобы тот услышал:
— Покинь нас, пока тебя не принесли в жертву Хорту.
Второй раз повторять не пришлось. Лейтенант поспешно вышел из строя и углубился подальше в лес, чтобы не мозолить глаза грозным воинам. О человеческих жертвах, приносимых на ритуалах, посвященных богу Хорту, он раньше не слышал, но с этих религиозных фанатиков станется.
Отойдя метров на двадцать к импровизированному загону для ящеров, он остановился и обернулся. Любопытство всё-таки взяло вверх, и лейтенант, прячась за крайнего ящера, осторожно высунул голову. Линзы обеспечивали прекрасную видимость.
В руке у капитана чаша, подвешенная на трех тонких цепях. В чаше густо дымится трава, и огненные капельки капают на тела, завернутые в саван.
Лейтенант поспешно вставил в уши слуховые горошины и услышал, как Краме на распев читает молитву, а все остальные повторяют за ним:
— Харт, услышь нас, ибо мы сыны твои. Даруй нам силы, чтобы выполнить долг свой. Братья, даруйте нам прощение за то, что мы сделаем с вашими телами. Пусть путь ваш будет легким, и вечные врата в чертогах Хорта распахнутся перед вами. Вы выполнил свой долг, а мы должны выполнить свой.
Лейтенант во все глаза следил за действиями капитана и увидел, как от огненных капель, падающих с дымящейся чаши, ткань, покрывающая тела, воспламенилась и ярко вспыхнула, озаряя всё вокруг. Температура горения была настолько высокой, что кажется, будто камень под телами начал плавиться.
Через минуту всё было кончено. На обгоревшей каменистой почве лежало шесть тонких полосок с пеплом. Это всё, что осталось от погибших Солнцеликих.
Сержант вышел из строя и подал командиру черную чашу, в которой плескалась какая-то жидкость.
Краме опустился перед сожженными телами на колени и зачерпнул из ближайшего к нему погребального костра щепотку пепла. Шевельнув губами, высыпал пепел в чашу. Затем потянулся к следующему кострищу, и очередная порция пепла упала в чашу.
Фурс напряг слух и услышал, что капитан шепотом повторяет имена павших. Вскоре пепел из всех шести кострищ был помещен в чашу. Краме аккуратно всколыхнул ее, смешивая пепел с жидкостью, и посмотрев в ночное небо, сделал большой глоток. Облизав губы, он передал чашу сержанту. Тот тоже приложился к чаше и передал ее следующему.
Лейтенанта от увиденного чуть не вывернуло. Таких диких ритуалов в их поклонении Меркулу и близко не было. Интересно, а верховный знает, что они впускают в себя прах погибших товарищей?..
— Враг силен и коварен! — услышал Фурс мощный голос Краме. — Но мы настигнем его и выполним волю верховного, чего бы нам это не стоило! Нет пощады врагу!
Все стоящие в строю перед ним ударили себя кулаком в грудь и выкрикнули вслед за ним:
— Нет пощады врагу.
— Сейчас всем отдыхать. На рассвете выполним обряд Облачения и в бой до самого победного конца! С нами Хорт!
— С нами Хорт!
Лейтенант решил не искушать судьбу и не возвращаться пока к Солнцеликим. Активно работая локтями, он отполз подальше от загона ящеров, взобрался на раскидистое дерево и, привязав себя к прочной и надежной ветке, быстро уснул.
Барк — средство передвижения на планете Тарсон, когда там правили высокие технологии. Передвигались при помощи гравитационной установки
Глава 12Белая кость
Границу леса и пустоши пересекли уже в полной темноте. Имея за собой преследователей, Гунт решил уйти подальше от места, где они оставили для них смертоносный гостинец. Взрыва пока не было слышно, значит, враги еще не обнаружили труп либо оказались настолько умнее и осторожнее, что всё-таки, заметив ловушку, не стали трогать погибшего товарища…
Обезвредить ловушку с такими минами невозможно, единственный шанс — не трогать разбившегося воина или сдернуть его с места длинной веревкой с крючками.
Догадаются ли?
Вряд ли!
Вот из бывшего подразделения Гунта к такому подарку точно никто бы не прикоснулся, будь он хоть весь усыпан артефактами, без которых не выжить. В арсенале спецназа полно всяких приспособлений, готовых и обнаружить мину, и сдернуть с места труп без ущерба для себя. Но сейчас другие времена и возможности тоже другие, но враг быстро учится, и если сработает всё как надо, то второй раз такой номер с ними уже точно не пройдет.
На ночевку Марк предложил встать на вершине довольно высокого холма, который виднелся чуть левее километрах в трех. Эта возвышенность обеспечит отличный обзор во всех направлениях, а это сейчас самое главное.
Взобравшись на вершину, усеянную огромными валунами, поставили две палатки. Одну маленькую для профессора и его аппаратуры, а другую — самую большую, для всех остальных. Устанавливали их таким образом, что, если смотреть с равнины, палатки сливались бы с камнями, и ничего не было видно.
Быстро перекусили, распределили между собой дежурство и завалились спать. Один только профессор спать не собирался и настраивал нужную аппаратуру, чтобы выкачать полезную информацию из трофейного искина.
В первую смену вышли Гунт и Марк.
Не успели они распределить между собою сектора наблюдения, как где-то в глубине леса мигнула короткая яркая вспышка, и докатился еле слышный раскат грома, вызванный далеким взрывом.
— Семнадцать километров, — задумчиво проговорил Гунт, неотрывно глядя на лес. — Будем надеяться, что это не лесные звери сдернули труп с места.
— Я там половину флакона бергата использовал, опрыскивая всё вокруг. Не должны…
— Хорошо, если так! — кивнул командир — Было бы жалко использовать две наши последние мины впустую.
Осмотревшись, он присел на камень.
— Теперь у нас только энергетические ловушки остались, — добавил он, — да и то всего четыре штуки. Но и они от частого использования могут выйти из строя в любой момент.
Помолчали с минуту, вглядываясь в темноту.
— Как думаешь, — прервал молчание Гунт, — сразу бросятся в погоню?
— Нет, не думаю, — мотнул головой Марк. — Дождутся, скорее всего, утра. Ящеры ночью не пойдут. Если только их бросят и пустятся в погоню бегом…
Гунт кивнул, выпустил своего разведчика и молча указал следопыту на его сектор наблюдения.
Тихий Лес
Раннее утро
Капитан Краме вышел к своим бойцам и замер перед двумя шеренгами, развернутыми лицом друг к другу.
Между ними расстояние шагов в пять. Обнаженные по пояс тела густо покрыты сетью ритуальных татуировок, обозначающих принадлежность к служителям культа Хорта. На плечах, спине и груди искусно прорисованы языки пламени, сквозь которые просматриваются темнеющие символы на запретном языке Древних. Руки от плеч и до кистей испещрены всевозможными рунами, понятными только прошедшим тайное посвящение и больше никому.
У ног каждого в особом порядке разложен его личный доспех и оружие.
Количество всевозможных шрамов на их телах поражало, но эти незначительные царапины ничто, по сравнению с той неистовой жаждой мести, горевшей в их глазах. В них не было ни толики пощады — только смерть врагу и тем, кто встанет у них на пути.
Сам Краме уже вознес утреннюю молитву Хорту и самостоятельно облачился в доспех. Теперь настал черед его воинов. Выполняя особый ритуал, они должны пройти обряд Облачения и дать священную клятву. После этого Солнцеликие смогут снять доспех только тогда, когда они выполнят задание или… уже другие снимут с них этот доспех, но тогда уже только с их трупов.
Краме опустил забрало шлема и используя специальный режим позволяющий видеть тепло живого существа осмотрелся вокруг. Прячущегося на дереве и подглядывавшего за ними Фурса заметил сразу.
Хмыкнул про себя, не придав этому значения. Пусть смотрит и знает, с кем пойдет в бой. В свой орден ему всё равно уже не вернуться. Слишком много видел и слышал.
Пора!
Капитан шевельнул рукой, и чаша на трех цепях качнулась маятником, и дым от тлеющей в ней травы быстро распространился по поляне, окутав стоявших друг перед другом воинов.
Краме медленно пошел между рядами, ритмично размахивая чашей.
Сделав несколько шагов, он остановился и выкрикнул каким-то чужим, низким и вибрирующим голосом:
— Хорт, услышь меня, ибо я сын твой!
Все тринадцать бойцов тут же вторили ему, стукнув себя кулаком в грудь.
— Хорт, услышь меня, ибо я сын твой!
Капитан снова взмахнул чашей, с нее полетели на землю огненные капли, и редкая трава, растущая на каменистой почве, начала тлеть. Краме сделал еще один шаг. Едкий дым стал еще гуще, но воины даже не моргнули, не обращая ни малейшего внимания на удушливый запах и резь в глазах.
— Я иду в бой, не ведая страха! — снова выкрикнул капитан.
И все опять дружно повторили за ним слово в слово, после чего синхронно встали на одно колено.
— Я открываю свою плоть под кожу твою! Я в воле твоей!
Все одновременно нагнулись и надели на себя плотные кофты с длинным рукавом.
— С почтением я уступаю и вверяю себя духу битвы! — еще один маленький шажок капитана, и обе шеренги тут же отозвались эхом.
— … вверяю себя духу битвы!
Произнеся эти слова, они ловко, не делая ни одного лишнего движения, облачились в комбинезон доспеха и остались стоять на одном колене.
— Со всей твердостью я противостою всякому безбожнику! Я не допущу ни пощады, ни отступления!
Повторяя за командиром слова молитвы, бойцы накинули на себя через голову гибкий панцирь и застегнули защелки.
— Я твой карающий меч! Со смирением я несу веру в тебя! Я символ несокрушимой верности тебе!
С каждым словом бойцы брали в руки какое-то оружие и навешивали его на себя.
То, с какой слаженностью и ловкостью они проделывали это, и насколько отточены были их движения, говорило только об одном, — они повторяли этот ритуал уже не одну сотню, а то и тысячу раз.