покоят цены, и здесь у Латинской Америки есть преимущество. Кроме того, конкуренция вынуждает увеличивать продолжительность жизни цветка в вазе, так как товар приходится отправлять на большие расстояния. Калифорнийские цветоводы возражают, что, наоборот, покупатели не хотят платить больше, потому что цветы из Латинской Америки быстро вянут. Люди считают, что товар не стоит таких денег, и требуют снижения цен, что в свою очередь запускает новый виток этого порочного круга, приводящего к еще большему ухудшению качества продукта.
Давление на индустрию вынуждает ее меняться, но, как ни странно, оно исходит вовсе не от покупателей, которые приобретают бо́льшую часть цветов, чтобы поставить их дома в вазу. Наоборот, улучшения рабочих условий и стандартов по охране окружающей среды требуют розничные и сетевые компании, совершающие большие закупки. Например, сетевые супермаркеты с корпоративными кодексами, которые должны соблюдать поставщики, и все более дотошный европейский рынок. Хотя Европа закупает всего 15 % эквадорских цветов, многие цветоводы, с которыми я общалась, уверены, что американские покупатели рано или поздно подтянутся и станут поддерживать социально ответственные закупки.
Бродя по выставочному залу «Agriflor», я удивлялась, насколько живо цветоводы старались продемонстрировать, что времена изменились и подмоченная репутация цветочной индустрии уже незаслуженна, что, напротив, теперь она приносит Эквадору и эквадорцам одну лишь пользу. Путешествуя по миру, я заметила, что многие цветоводы предпочитают держаться в тени и не особо жаждут обсуждать внутренние дела индустрии. Обычно требовалось приложить усилия, чтобы убедить людей позволить мне вытащить диктофон и начать задавать вопросы. Но на «Agriflor» цветоводы и представители индустрии буквально не давали мне прохода. «Это вы американка, которая пишет книгу? – интересовались они. – Можно с вами поговорить?» Я оказывалась то на одном, то на другом выставочном стенде, выслушивая одну и ту же историю: да, были проблемы, но сейчас все совсем не так. Мы не можем себе позволить плохую репутацию. Мы маленькая страна рядом с Колумбией, у которой под цветы отведено в два раза больше сельскохозяйственных площадей и которая периодически извлекает выгоду из девальвации песо, сбрасывая в США розы по очень низкой цене. Однако, утверждали они, без цветочной индустрии люди просто-напросто сбегут из сельской местности и набьются в Кито, где и так не хватает работы. Цветочная индустрия дает людям возможность не разлучаться с семьями. В Эквадоре иммиграция рабочих – серьезная проблема. Многие уезжают в Испанию, где находится одна из самых больших эквадорских диаспор.
Дополнительным аргументом в пользу цветочной индустрии является то, что, помимо создания рабочих мест, она способствует развитию инфраструктуры, проведению водопроводов, канализации и электричества. Некоторые компании даже помогают строить школы, дороги и больницы. Новые исследования уровня жизни колумбийских женщин, занятых в цветочной индустрии, говорят о том, что оплачиваемая работа вне дома укрепляет их позицию в семье, что приводит к снижению рисков семейного насилия и работает на увеличение гендерного равенства.
Если в качестве альтернативы рассматривать полное уничтожение всех цветочных ферм, то это худший сценарий. «Вернувшись домой и покупая только калифорнийские розы, – сказал мне один из цветоводов, – вы вряд ли поддержите американских рабочих. Если вы кого-то и поддержите, то только мексиканцев, которые вынуждены работать вдали от своих семей. А покупая эквадорские розы, вы позволите эквадорским семьям не разлучаться». Он добавил, что если американцы перестанут покупать эквадорские розы, то рабочие места исчезнут и занятым в цветочной индустрии придется искать новую работу. А она становится все более редкой, поскольку перуанцы и колумбийцы тоже пересекают границу Эквадора в надежде заработать что-то в долларах США, а не в валюте собственной страны.
Передо мной была поставлена хорошо сформулированная и ясно очерченная проблема. С одной стороны, работа на цветочных фермах – низкооплачиваемая, изнуряющая и опасная. Это труд, затраченный на производство короткоживущих предметов роскоши для американцев, которые к тому же требуют снижения стоимости все более и более совершенных цветов. С другой стороны, людям нужна работа. У Эквадора не такие большие экономические перспективы, но что в этой стране есть, так это прекрасный климат и необходимая для выращивания цветов высота над уровнем моря, а также необходимая рабочая сила. По словам одного из цветоводов (здесь я просто привожу примерный перевод), ему было бы легко сказать, что деревенскому населению Эквадора лучше жилось до появления цветочных ферм, когда оно вело незамысловатую пасторальную жизнь. Однако он сам никогда не пытался выживать на одной полоске земли, владея всего лишь несколькими курицами и нерегулярным доступом к электричеству и питьевой воде. Хотел бы он это попробовать? Честно говоря, нет.
В течение недели вместе с другими закупщиками и цветоводами, также приехавшими на выставку, я побывала на полудюжине цветочных ферм. Большинство из них было расположено вокруг Каямбе, поселка примерно в семидесяти километрах к северо-востоку от Кито. Чтобы добраться туда, следовало выехать из города по Панамериканскому шоссе и трястись по петляющей, все сужающейся дороге выше и выше в горы. Мимо на небезопасной скорости проносились грузовики, другие автобусы и мотоциклы. Я была поражена тем, насколько по мере подъема меняется пейзаж, становясь все более похожим на пустынные плато Нью-Мексико и Колорадо. Вокруг разворачивались скалистые холмы, покрытые чахлыми низкорослыми растениями и кустами, цепляющимися за серую землю. Время от времени наш небольшой туристический автобус поворачивал на крутом серпантине, и тогда на дне глубокого обрыва был виден быстрый поток, пробивающий себе путь через валуны, ржавые машины, старое тряпье и мусор. Я старалась не смотреть вниз, сфокусировавшись на возвышающемся впереди и все больше и больше заслонявшем обзор вулкане, тоже зовущимся Каямбе. Его высота достигает 5790 метров над уровнем моря, вершину венчает шапка вечных снегов.
Пару раз дорога пересекла экватор. Водитель каждый раз сообщал об этом, и я воображала яркую пунктирную оранжевую линию, протянувшуюся через ландшафт, – вроде той, что была нарисована на глобусе, стоявшем у меня дома. Мы находились буквально на середине Земли. Если повернуть глобус, следя за этой оранжевой линией, то окажешься в Кении, еще одном главном регионе цветочной индустрии. Со следующим поворотом – в Сингапуре. Здесь тоже выращивают цветы, в основном орхидеи, но также гвоздики, хризантемы и немного роз для азиатского и европейского рынков. Мне казалось, пока мы мотались взад и вперед вдоль экватора, что я путешествую по тоненькой, но очень крепкой линии, которая соединяет вместе всех, интересующихся цветоводством. Предприниматель, желающий заняться цветочным бизнесом, будет вести по этой линии пальцем, выбирая место, где достаточно осадков, есть нормальный аэропорт, дешевый труд и существуют дороги, по которым проедут грузовики-рефрижераторы. Именно в такой точке стоит обосноваться.
Обычная жизнь в Каямбе не сильно отличается от того, что происходит в любой другой экваториальной стране, выращивающей на продажу цветы. Домики в сельской местности вокруг Кито обычно крохотные, всего несколько комнатушек, и выстроены из шлакоблоков, с крышей из гофрированной жести. Более старый и ветхий дом может быть построен из глинобитных кирпичей или бетона и покрыт черепицей в испанском стиле. Иногда в городских домах на первом этаже находится магазин, а жилая часть выглядит так, будто ее постоянно достраивают, – со вторым этажом и мезонином, состоящим из крыши и нескольких окон. В сельской части Эквадора электричество есть только в 55 % хозяйств, но мы никогда не уезжали настолько далеко, чтобы остаться без него. Почти в каждом доме, который попадался мне на глаза, к входной двери тянулся клубок электрических проводов. Даже в такой дыре, как Каямбе, мы никогда не удалялись от ближайшего интернет-кафе больше чем на час.
Однако скромная инфраструктура – это одно, а процветающая экономика – совершенно другое. Близлежащий городок Отавало живет туризмом. Яркий рынок снабжает гостей Эквадора ковриками, шалями, деревянными фигурками и тысячами соломенных панам, которые, несмотря на название, сделаны отнюдь не в Панаме. Позвольте улучить минутку и опровергнуть слухи о шляпах и Эквадоре. То, что в Штатах называют панамой (летней соломенной шляпой), всегда было родом из Эквадора. Эквадорские продавцы охотно расскажут туристам, что данный вид головного убора получил свое название из-за фотографии Тедди Рузвельта, сделанной во время сооружения Панамского канала, где он красуется в подобной шляпе. На самом деле в «New York Times» упоминания о «панамской шляпе» встречаются с 1851 года, а статья в[49] «Times», датированная 2 сентября 1900 года, уточняет, что Панама служила центральной оптовой базой для торговли этими головными уборами, откуда и пошло название. Не считая отелей и ресторанов, самому Каямбе нечего предложить туристам, кроме соломенных шляп и безделушек. Я была удивлена, что, в отличие от Голландии, в Эквадоре нет каких-либо достопримечательностей, связанных с цветочной торговлей: ни туристического центра, ни экскурсий, ни даже цветочного рынка.
Что станет с местной экономикой без туризма? В большинстве деревень есть небольшие продуктовые магазины, автомастерские и крохотные ресторанчики размером с гостиную, где подают домашние супы и остальные «platos típicos» («традиционные блюда»). Здесь нет торговых центров, офисов, заводов. Мне пришлось признать, что описание, данное цветоводами сельской жизни вне Кито, недалеко от истины: у семьи, которая как-то сводит концы с концами, обычно есть небольшой огород, коза и несколько куриц, бродящих по двору. В редких случаях – еще видавшая виды машина, припаркованная неподалеку. Весьма скудное существование. От работы на цветочной ферме, невзирая на все ее недостатки, было бы нелегко отказаться.