Пока я ходила по аукциону, было не очень понятно, куда дальше отправляются цветы. В аукционных залах в основном торговались голландцы, работающие на оптовиков и экспортеров, которые рассылали цветы по своим широким каналам поставок. Аукционные торги оказались более анонимными, чем я думала. Я ожидала увидеть что-то вроде Организации Объединенных Наций, где перед каждым участником стоит табличка с надписью, какую страну или покупателя он представляет. Вместо этого мне только оставалось гадать по бейджам и логотипам на рубашках, кто на кого работает. Довольно многие работали на «Florimex», одну из крупнейших мировых компаний, занимающуюся экспортом и импортом цветов.
Когда торги закончились, я попрощалась с Наташей и вышла наружу, в яркий солнечный полдень. Под грохот фур, отъезжающих в аэропорт, я обошла весь комплекс зданий аукциона и добралась до административного офиса «Florimex», где Карлос Бау Сантос, директор компании «Baardse», дочернего филиала «Florimex», заканчивал свой рабочий день. «Baardse» специализируется на поставке срезанных цветов и домашних растений в розничные и сетевые магазины. Другое подразделение, «SierraFlor», специализируется на составлении и продаже букетов. У компании много филиалов, работающих в разных целевых нишах по всему миру. Цветочный оборот «Florimex» составляет пятьсот миллионов евро в год, что делает ее достаточно крупным игроком на аукционе, где каждый год вертятся миллиарды долларов.
Компания закупает цветы в пятидесяти странах по всему миру и продает их везде, где только можно, начиная с гигантских розничных гипермаркетов вроде «Икеи», заканчивая онлайн-магазинами Марты Стюарт[66] и флористами манхэттенского отеля «Уолдорф-Астория»[67]. Закупщики «Florimex» присутствуют у каждых аукционных часов. Наверху, в офисе, сидят на телефонах сотрудники, продавая цветы на смеси голландского, немецкого, английского, испанского, русского и японского с той же скоростью, с какой их выкупают с торгов. За свои услуги «Florimex» берет 15 % комиссии.
Карлос постоянно проглядывал цены на аукционных часах. «Когда работаешь за комиссию, приходится за всем следить, – объяснил он. – Пятнадцать процентов от восьми центов и пятнадцать от шестнадцати – это большая разница». Сезонные колебания цен за стебель и даже колебания цен в течение дня могут быть совершенно невыносимы для посредников вроде «Florimex». «Самые низкие цены в понедельник, – рассказал Карлос. – В середине недели есть небольшой провал, когда цены колеблются вверх-вниз, а к пятнице они обычно поднимаются сильнее всего. Всему миру нужны цветы в пятницу, чтобы иметь запас к новой неделе. Если в пятницу цены упали, значит, на аукцион выбросили слишком много цветов». Сложнее всего летом как говорят цветоводы, «в пляжный сезон смотрят на девушек, а не на цветы», хотя именно в это время, благодаря долгим и теплым дням, в изобилии выращивают самое лучшее. «Цена за стебель сильно падает, а поставок много. Мы больше закупаем, так что у нас скапливается товар, но при этом нет праздников, чтобы на цветы был спрос. В летнее время много всего отправляется на помойку». У цветочного бизнеса есть всего пять месяцев в году – сезон, растянутый с Рождества и Дня святого Валентина до Пасхи и Дня матери, – чтобы справиться с дисбалансом, спровоцированным летним перепроизводством и общим отсутствием спроса.
Кроме того, нужно следить за основными мировыми трендами. Одна из самых известных законодательниц моды, которую мне называл почти каждый оптовик или флорист, – это Марта Стюарт. Карлос был одним из первых поставщиков ее цветочного интернет-магазина. «Поначалу это выглядело очень странно, – рассказывал он. – Она видела цветок где-нибудь в поле, фотографировала его и требовала прислать тридцать тысяч стеблей. Так это не делается».
Когда-то, когда все только начиналось, он слишком поздно узнал, что компания Марты планирует специальную акцию на сезонные цветы вроде попугайных тюльпанов, которые в то время было не достать. «Они присылали нам годовой план закупок, а потом заказывали товары, которых в нем не было. Это был ужасный период. За прошедшее время они многому научились, но тогда было очень сложно».
Карлос не мог не отметить, что Марта Стюарт сформировала более утонченную клиентскую базу и благодаря ей в Соединенных Штатах вырос спрос на более качественные и оригинальные цветы. Однако сектором бизнеса, отвечающим за поставку цветов в супермаркеты, он был доволен гораздо меньше.
«Мои тюльпаны можно увидеть в “Sam’s Club”[68] и “Walmart” и в некоторых других сетях, куда они попадают через дистрибьютора “Dole”, – сказал он. – Но я не в восторге от цветов, продающихся в США. Здесь, в Европе, за те же деньги можно приобрести гораздо лучше. Даже сравнивать нельзя».
Я рассказала ему о калифорнийских цветоводах, которые считают, что дешевые и короткоживущие цветы в супермаркетах только отвращают покупателей, потому что не сто́ят даже потраченных на них центов. «А ведь они правы, – ответил Карлос. – Все потому, что качество никуда не годится. Я был во многих супермаркетах в США, цветы там выглядели ужасно. Все валят в кучу: цветы, сыр, фрукты – весь этот ужасный этилен. Это плохо и для нас, и для покупателей. Каждый год им достаются цветы низкого качества, что заставляет нас еще сильнее снижать цены». Средняя оптовая цена на импорт роз в США и правда упала: десять лет назад они стоили от двадцати до тридцати центов за стебель в зависимости от сорта роз, а сейчас всего лишь от шестнадцати до девятнадцати центов.
Я вспомнила, как кто-то в цветочной индустрии сравнивал цветы с вином. «Есть вот какая идея, – сказала я. – Большие дисконт-клубы часто продают трехдолларовые бутылки вина. Они рассчитывают, что редко пьющие люди начнут покупать дешевое вино чаще, потом перейдут на более дорогие – пятидолларовые и восьмидолларовые бутылки и через какое-то время возникнет новая группа ценителей хороших вин».
«Возможно, – ответил Карлос. – Но даже трехдолларовое вино должно быть достаточно вкусным, иначе покупатели снова вернутся к пиву и кока-коле. Посмотрите, например, на тюльпаны. Если в сезон в Америке будут покупать самые дешевые, это значит, что самые красивые тюльпаны останутся в Европе. На тюльпаны, которые можно увидеть в американских супермаркетах, здесь вообще никто не польстится. Крохотные нераскрывшиеся бутоны, которые пихают в букет, не глядя на цвет, – белые, кремовые, желтые. Просто ужас. В сезон можно купить тысячи сортов, которые будут выглядеть гораздо лучше, но за них придется заплатить на пять или восемь центов больше».
Карлос мог сколько угодно возмущаться дешевыми цветами из супермаркетов, но сам бизнес приводит его в восторг. «Даже бедные люди в странах с плохой экономикой покупают цветы. Посмотрите, например, на Россию: там или одни бедные, или одни богатые – третьего не дано. Я знаю в этой стране очень богатых людей, которые могут покупать свежие цветы каждый день. При этом на той же самой улице допустимо встретить человека, который может позволить себе всего лишь одну гвоздику».
«Иногда я слежу, куда отсюда отправляют ту или другую коробку с цветами, – продолжил он, облокотившись на спинку стула и глядя на одинокую азиатскую лилию, стоявшую в вазе у него на столе. – Только представьте, я пакую коробку, она прилетает в Бостон, ее забирает мой клиент и отправляет в цветочный магазин. Цветы ставят в воду, а потом кто-то приходит и выбирает то, что я упаковал, потому что ему понравилось. Забавно, правда? Внезапно мир оказывается таким тесным».
Перед тем как уехать из Алсмера, мне надо было сделать кое-что еще – то, чего я ждала и боялась. Я собиралась зайти в «Multi Color Flowers» – компанию, которая покупает цветы на аукционе, раскрашивает и продает экспортерам. Их здание находилось через дорогу: длинный ряд складских помещений, где располагались обработчики, упаковщики и несколько компаний, составляющих букеты. «Голландия для сборщиков букетов – как кладовка для повара, – сказал мне Карлос. – Здесь есть все необходимые ингредиенты. Остается только принять решение, что добавить в рецепт. Для букета нужны основные и заполняющие цветы, а здесь можно купить двадцать или тридцать наполнителей со всего света, и с каждым из них букет будет выглядеть совершенно по-разному». В случае с «Multi Color Flowers» сотрудники не просто приобретают нужные цветы на аукционе, они делают то, что не смогла сделать мать-природа, – окрашивают хризантемы в изумрудно-зеленый, покрывают листья дуба красной краской и золотым глиттером, создают оранжевые и пурпурные гипсофилы на тот случай, если кому-нибудь захочется что-то подобное.
До сих пор у меня не было ощущения, что меня пытаются обмануть. Конечно, растения подвергают генетическим манипуляциям как в теплицах, так и в пробирках, чтобы они давали больше цветов, а бутоны были крупнее и выглядели эффектнее. Конечно, цветоводы заставляют их расцветать в декабре и обходиться без воды неестественно долгое время. Но ничто из этого не казалось мне мошенничеством. Однако окрашивать цветы, в прямом смысле «наводить на лилию белила», выглядело излишним и нездоровым. Зачем это делать? Неужели на этом огромном рынке недостаточно разных сортов? И кроме того, кто захочет приобрести раскрашенный цветок?
Однако так делают уже десятки лет. Это в 1920-х годах окрашенные через стебель гвоздики были новинкой: тогда одному чикагскому цветоводу пришла в голову мысль продавать белые гвоздики в стеклянной трубке, заполненной зеленым красителем. Идея была скорее в том, чтобы покупатель мог наблюдать, как цветок впитывает краситель, чем продавать конечный продукт, когда краситель уже оказался внутри цветка. К каждой трубке крепилась рамочка из картона, где было написано: «Становлюсь все зеленее с каждым днем». В те времена флористы разбрызгивали на цветы краску из пульверизатора, но она