— Почему?
— Тебя уже обвинили в грязном колдовстве. Злословие о падении летающего города приведёт к тому, что на землю, в грязь, сбросят тебя.
— «Сбрасывание в грязь» это не образное выражение?
— Так у нас казнят сильно провинившихся.
— Я не очень всё это понимаю.
— Тебе и не надо. Ты же не собираешься жить в теле моего сына до старости?
Я не ответил.
Мадхури прошлась по комнате. Одета она была в белый и длинный хитон без рукавов. При ходьбе часть левого бедра обнажалась, а когда женщина проходило мимо круглого окна, контуры её тела приятно темнели сквозь ткань.
Я не мог не обращать внимания на её красоту. Я хотел бы не видеть этой красоты, но откровенные наряды матери тела, в котором я оказался, сильно мешали этому намерению.
Ещё я не мог не обратить внимания на то, что Мадхури Саран совершенно не страдала от холода. Интересно, это из-за магии или у неё настолько железное здоровье?
Женщина молчала, я оглядел комнату в утреннем свете.
По убранству не сказать, что это жилище подростка. Если в нашем мире это можно определить по разбросанным по полу носкам, учебникам и мусору, то в комнате Самирана кристально чисто. И много плетёных корзин, наставленных друг на друга, как коробки на складе.
Я не увидел своей туники и сандалий, хотя перед сном, как настоящий тинейджер, бросил их рядом с футоном. Кажется, пугливая служанка уволокла их. Расхаживать в трусах при маме Самирана я не хотел. Они и так едва держались на плохо завязанных хлястиках.
Мадхури Саран подошла к одной из коробок, открыла крышку и достала аккуратно сложенную тунику.
— Сандалии в другой корзине, — сказала она, передавая мне одежду.
Отвернувшись к окну, позволила мне одеться.
— Отец вышел из дома раньше обычного. Он хочет обговорить с советником рода Карехи уменьшение срока твоего наказания.
— А вчера он это не сделал?
— Нет. Но вчера ты проявил себя как примерный сын. Он решил тебе помочь.
Я как попало завязал кожаный шнурок сандалии. Наверняка, он должен как-то хитро обвивать ногу, но я не понимал, как сделать это правильно.
— Итак, что вы хотели мне сказать?
Мадхури подошла ко мне и поправила складки моей туники, как обычная мать:
— Само собой, ты понимаешь, что должен принять имя моей семьи? Ты должен принадлежать роду Саран, когда Самиран вернётся в своё тело.
Я мотнул головой:
— А разве это не добровольное решение?
— Для тебя — нет! — голос Мадхури прозвенел, как удар саблей. — Ты будешь делать, что я скажу!
— Неа. Я сам решу, что выгоднее для меня. В любом теле.
— Ты должен принять имя моего рода, — повторила Мадхури.
— Похар Те-Танга — нормальный мужик. И с хорошими семейными связями, раз может скостить мне срок наказания. Самиран Те-Танга — тоже неплохо звучит. Хотя и цыганщиной отдаёт…
— Подлый захватчик!
Мадхури замахнулась, чтобы ударить меня по лицу, но я перехватил её руку.
Слабенькое тело подростка не выдержало напора сильной красавицы — выдернув руку Мадхури дважды хлестнула меня ладонями по щекам. Вместо третьего удара прилетел мощный вихрь, вырвавшийся из её ладоней.
Отлетев назад, я упал в груду корзин.
Меня завалило разноцветными сандалиями, туниками разных фасонов и ещё какой-то одеждой. Для мальчишки Самиран слишком любил наряды.
На этом акт домашнего насилия не закончился. Небольшой вихрь, закруживший одежду и сандалии, набросился на меня и придавил к полу.
Рядом с вихрем встала Мадхури. Её волосы и туника трепетали на ветру, затягиваемые в центр вихря. Обнажилось не только бедро — хитон задрался так, что стали видны обтягивающие трусики-шортики, очень похожие на те, что носили женщины нашего времени.
Опустив подол, Мадхури прошипела сквозь шум ветра:
— Если я не верну своего сына, то убью его тело!
С оглушительным хлопком вихрь распался. Туники, какие-то шёлковые платочки и шнурки попадали на землю, как крупное конфетти.
Мадхури Саран резко развернулась и вышла из комнаты.
Сразу же явилась замотанная в чёрное тряпьё служанка. Опустившись на колени, начала подбирать разбросанную одежду.
Нет, всё-таки мне нужно решить проблему с дверью.
Глава 7. Статуя деда и «Игра Света»
Летающий экипаж с приговорёнными на общественные работы должен прибыть во «время утра перед началом трудов».
Я уже стоял на крыше дома, предупреждённый Внутренним Голосом. Глядя на облака, я жалел, что не силён в вычислениях. Зная скорость вращения Земли, мог бы как-нибудь высчитать скорость полёта Дивии. Хотя… что это мне дало бы?
На плече у меня висела сумка из белой, приятной на ощупь кожи. В сумке лежал кувшинчик с водой и две шкатулки с непонятно чем внутри. Больше всего места занял свёрнутый в рулон плащ. Я так и не понял, как его цеплять к тунике, да и не стал разбираться. Мне бы с трусами для начала совладать.
Сумку подготовила и передала мне служанка. Когда я спросил у неё, где Мадхури, ответила:
— Старшая хозяйка уходить. Лечить-лечить. Бо-о-ольшой человек болеть. Старшая хозяйка возвращать его в жизнь.
Я поинтересовался у Внутреннего Голоса, из какой страны прибыла служанка, но тот ответил, что не может помочь вспомнить мне это.
Поправляя мягкую лямку сумки, я посмотрел на воздушный автобус, проклюнувшийся в облаках.
Утренняя стычка с мамочкой Самирана оставила во мне странное ощущение удовлетворённости. И вот почему:
Я не считал себя неудачником. Неудачником меня считали окружающие.
Даже моя девушка не проявляла энтузиазма, когда речь заходила о нашем будущем. Она была спортивной, энергичной и увлекалась парапланеризмом. Мой друг, познакомивший нас, удивлялся, почему мы с нею сошлись. «Чувак, она же клёвая, а ты какой-то… никакой».
Подозреваю, что ещё немного и девушка бросила бы меня ради одного из тех накаченных, татуированных и загорелых молодчиков, с которыми она общалась в парапланерском клубе. Эти молодчики ездили по всему миру, спрыгивали с разных горных вершин, усеивая фотографиями своего полёта страницы соцсетей.
У молодчиков всегда были деньги на путешествия, даже во время пандемии они не прекращали летать по всему миру и прыгать с живописных скал, расправив крылья своих парапланов.
Один парень, наиболее красивый, татуированный и бородатый, вообще летал на вингсьюте. Тогда как я на вингсьюте летал только в игре Far Cry. Но даже там не мог приземлиться, не потеряв половины здоровья.
Моя девушка летала с красивыми бородатыми парнями, а я не смог даже свозить её в отпуск в Абхазию. Зарплата учителя не позволила. Спасло то, что девушка работала в рекламном агентстве, зарабатывая намного больше меня.
Если честно, я даже и не любил её. Просто понимал, что ничего лучшего в моей жизни уже не будет. А вот зачем она была со мной — загадка. Возможно, считала меня чем-то вроде запасного аэродрома, на тот случай, если у неё не получится приземлиться на семейный аэродром одного из бородатых и татуированных парней.
То есть… припоминая прошлую жизнь… я не уверен, что сильно хочу вернуться. Если Самиран попал в моё тело преподавателя истории в транспортном колледже, то пусть выкручивается как хочет. Мне пока что и здесь хорошо.
Поэтому я не позволю никому указывать мне, что делать. Ну, если конечно, у меня хватит на это смелости.
Прежде чем принять имя чьей-то семьи, я хотел изучить их преимущества и недостатки.
Но это тоже не главное дело. Главное сейчас понять, как дивианцы применяли озарения. Я тоже хотел разогревать воду пальцами и насылать на врагов вихри. А ещё — летать, как небесный мент Илиин.
Пора мне активно менять Путь Самирана, а не бродить по чужим тропинкам, чем я был занят прошлую жизнь.
Хм, кстати, интересное совпадение — моя девушка увлекалась парапланёрным спортом, а я попал в летающий город. Иногда судьба так тонко издевается над нами, что мы не сразу улавливаем иронию.
На площадку упала тень. Громыхая решётками на окнах, и отслоившимися от бортов узорами, арестантский летающий экипаж приземлился в её центре.
Я бодро вбежал в раскрытую дверь и пожелал стражнику доброго утра. Тот непонимающе уставился на меня:
— Как это «доброе утро»? А оно бывает злое?
— О, поверьте, бывает. Бывает даже злая ночь.
Хаки Энгатти встретил меня как старого друга.
— Привет, Самиран!
Я приветливо кивнул и сел на лавку рядом. Рукопожатия в Дивии были не в ходу. Кажется, их использовали только близкие друзья.
Хаки выглядел празднично. Туника не мятая, а гладкая и почти новая. Сандалии начищены до блеска, а их шнуровка затейливо обвивала ноги почти до колен, заканчиваясь двумя крупными железными украшениями в виде иероглифов «СВИРЕПЫЙ» и «БЕЗЖАЛОСТНЫЙ». Волосы у парня приглажены и, кажется, обрезаны и подровнены.
Пацанчик готовился сразить Виви Карехи своей красотой.
— Отлично выглядишь, — сказал я. — Не боишься запачкаться?
Хаки двинул плечом, показывая кожаную котомку, которая висела за спиной на грязной верёвке:
— Взял другую одежду. А ты?
— У меня много одежды, не жалко.
Сегодняшний стражник был не так строг, как вчерашний. Ему было плевать, разговаривали мы или нет. Поэтому я вдоволь расспрашивал Хаки о жизни в районе так называемых Ветроломов.
По его словам, там жили самые сильные и смелые люди на всей Дивии. Все они были прославленными воинами, в одиночку сокрушившими целые армии низких царей.
— Слышал ли ты о Ротте Громобойце? — спросил Хаки.
— Не помню.
— Да ты что? — возмутился Хаки. — В битве с царём Портового Города он сотворил такой мощный «Удар Грома», один звук которого раздавил половину царского войска и потопил сотню кораблей.
— Его гром убил пять человек, — поправил стражник. — И потопил одну лодку.
— Вы ошибаетесь. Он мне сам рассказывал, как было дело.
— Никакой Ротт не Громобоец, а грязный лгун. Хвастался, что потопит все корабли Портового царя, а потопил лодку, да и та принадлежала рыбакам из другого города. Из-за его лжи и бахвальства, мы потеряли в том бою несколько воинов.