– А где?
– Вот этого я не знаю. Что же касается подозрений… Подождем пока с подозрениями, хорошо?
Меня распирало любопытство, но я согласился:
– Хорошо, подождем.
На этом мы с Анатолием распрощались, я проводил его до дверей и пошел в библиотеку проглядеть последние журналы. Увы, ни одного номера позднее апрельского я там не обнаружил. Около трех я ушел из института и не торопясь отправился в сторону психотерапевтического центра «Асклепий». В голове крутились две странных поэтических строки – футуризм какой-то, но надо придумать к ним первые две строки, эти явно заключительные:
Голографично упоительна
И гиперссылочно сложна.
Интересующий меня храм душевного здоровья представлял собой симпатичный особняк, уютно расположившийся в огороженном саду на Каменном острове недалеко от питерского онкологического центра. Погода была прекрасной – жарко, солнечно, – совсем не по-северному летней. В каменноостровских кущах было прохладно и убаюкивающе спокойно, тихо, идиллически. Здесь трудно было представить себе, что находишься не на даче, а практически в центре огромного мегаполиса. Тенистый парк, пруды, игра воды и резных теней пышной листвы. Неужели здесь, в самом средоточии мира и летней благодати, скрыта угроза самому существованию мира? Нет, бред все это. Мне надо не Шерлока Холмса изображать, а попроситься к Илье на лечение. И отдохнул бы наконец, помимо всего прочего… Конечно, все это были одни эмоции, никакого лечения (отчего?) и санаторно-курортного времяпрепровождения я позволить себе не мог. Увы! «И вечный бой! Покой нам только снится».
С этой строчкой российского почитателя Таинственной Самки Поднебесной я подошел к крыльцу особняка, у двери которого висела весьма респектабельная табличка: «АОЗТ Психотерапевтический центр „АСКЛе-ПИЙ‘‘». Я взялся за ручку двери и потянул ее на себя. Она не поддалась. Тогда я обнаружил кнопку звонка над кодовым устройством и позвонил. Замок щелкнул, и дверь автоматически открылась. Я вступил внутрь храма эллинского бога врачевания.
Прямо передо мной располагалось несколько ступеней, отделанных мягким покрытием, приглушающим звук шагов. Они вели еще к одной двери. Она была не заперта, и я вошел в коридор, оказавшись сразу же перед вахтером, за спиной которого висела доска с ключами от помещений клиники.
– Вы к кому? – осведомился дюжий вахтер, вполне подошедший бы на роль секьюрити какого-нибудь банка.
– К Илье Марковичу Гданьскому, по личному делу, он меня ждет.
– Да, он предупреждал. Пожалуйста, по коридору направо, потом налево, четвертая дверь от поворота. – Сказав это, вахтер снова погрузился в созерцание телефонного аппарата – занятие, от которого я отвлек его своим приходом.
Центр «Асклепий» производил приятное впечатление уюта и респектабельности. Никакой роскоши, но все удобно, чисто, светло, напоминает качественную трехзвездочную гостиницу в Париже вроде отеля «Карофтель» на Rue de Gobelins, в которой я жил неделю года четыре тому назад. Очень мило.
Я без труда нашел кабинет Ильи («Илья Маркович ГДАНЬСКИЙ, кандидат медицинских наук, психотерапевт») и после того, как тот ответил на мой стук в дверь, вошел внутрь. Илья, облаченный в белый халат, сидел за компьютером и явно играл в какую-то игру, а не изучал истории болезни своих пациентов. Он крутанулся на своем вращающемся кресле и с улыбкой поднялся мне навстречу.
– Привет, привет! Рады видеть в наших Палестинах!
– Тогда привет с западного берега реки Иордан и полосы Газы!
Илья хмыкнул:
– Ты что, арабом заделался?
– Отнюдь! Но ты ведь сам сказал, что здесь Палестины.
– Ну ладно. Хочешь чаю?
Я действительно хотел чаю, и Илья звоночком вызвал медсестру, которая принесла нам по чашке чая и печенье. Пока она доставала сахар (сам я никогда не кладу сахар ни в чай, ни в кофе) и чайные ложечки, я оглядел кабинет Ильи. То же покрытие на полу, стеллаж с медицинскими справочниками и рабочими файлами (то бишь пластиковыми папками), два кресла, удобная односпальная тахта и сейф, который меня заинтересовал больше всего: не здесь ли пребывает легендарный ДМТ-Ф? Сейф казался достаточно простым, без всяких там хитростей с шифрами и сигнализацией. В его скважину был даже вставлен ключ! Вот бы заглянуть внутрь… Но пока ничего не получится, нельзя!
Во время чаепития мы говорили о всякой ерунде, в том числе о статье Ильи, опубликованной с месяц тому назад в газете «Петербургский ЧП», где речь шла о сексопатологии как факторе творчества и о перспективах издания полного собрания сочинений Юнга. Утолив жажду, я перешел к делу, якобы приведшему меня в «Асклепий».
– Так вот, я вернулся из Москвы, где побывал – правда, в субботу, почти никого не застал – в нашем головном институте. Там просто какой-то разгул коммерциализации науки: семинары с камланиями и камлания с защитами диссертаций. Что-то вроде этого. Но кое-что и интересное есть. Я думаю, кое в каких проектах можно было бы и поучаствовать, а там и грант какой-нибудь получить от дядюшки Сороса или от РГНФ. Что бы тебя заинтересовало? Идея включить в проект практикующего психотерапевта, да еще из частной клиники… Это явно был бы большой плюс…
– Костя, откровенно говоря, вряд ли меня что-нибудь из этого заинтересует. Я сейчас и так совершенно зашиваюсь с проектами, в которые имел глупость залезть… Причем проекты-то совершенно безденежные, я больше за бумагу плачу, на которой материалы распечатывать приходится с принтера. Впрочем… М-м-м-м… – Тут Илья впал в ступор задумчивости, задрав голову и подставив солнцу свою медную бороду, отчего она стала совсем рыжей. – Знаешь, впрочем, это все равно не сейчас, а так, на будущее… Но имей в виду, если заинтересуешься. Мне тут приходила в голову идея – все не могу ее обкатать как следует, – что Гроф дал маху со своими перинатальными матрицами. То есть соответствующие переживания есть, конечно, – кто спорит, – но они отнюдь не столь фундаментальны. Даже, точнее, эти БПМ – лишь элемент некоего классификационного ряда. Например, Гроф связывает переживание аполлонического экстаза, расширения сознания, с БПМ-1, переживанием блаженного единения плода и матери во время беременности. Черта с два! На самом деле это вполне самостоятельные, но типологически близкие переживания, переживания одного и того же ряда, и задействование одного из них, например переживание внутриутробного блаженства во время сеанса холотропного дыхания, включает механизм задействования и других переживаний того же типа. Подобное, так сказать, к подобному! Понимаешь? Поэтому дело не в БПМ, а в базовом признаке, отделяющем данный тип переживаний от всех переживаний другого типа. И никакой первичности перинатальных матриц! Поэтому в принципе можно было бы подать на грант, пригласив еще пару москвичей, а то и ребят, временно трудящихся в дальнем зарубежье, по теме, скажем, «Типология трансперсональных переживаний и границы БПМ» или что-нибудь в этом роде, ты лучше сформулируешь. Ну как, может пойти?
Идея была явно интересная, и меня даже удивило легкомыслие, с которым Илья здесь мне ее обнародовал – совсем не думает мужик о приоритетах и интеллектуальной собственности. Ну со мной-то, конечно, можно. Но вообще же…
– Отличный проект, Илья. Но вижу массу препон и трудностей. Во-первых, если у нас в институте Альберт Аввакумович узнает, что мы на Грофа наезжаем, он все свои связи реализует, и фиг с маслом мы получим, а не грант. Во-вторых, все ушлые в плане коммерции москвичи являются вместе с тем какими-то совершенно наивными романтиками грофианства. Так что с участием москвичей будет проблематично. А без москвичей по нашей тематике грант получить совершенно немыслимо. Но в принципе здорово. Мне и вправду понравилось: вот разберемся с Анти-Христом и спасем мир в очередной раз (смайлик, конечно), тогда надо будет этой темой всерьез заняться и написать толстый-претолстый волюм под титлом, скажем, «Критика трансперсональной методологии и классификация измененных состояний сознания». Я это все обдумаю и пообкатаю на разных академических тусовках, спасибо тебе за предложение.
– Ну хорошо, имей в виду. А теперь, раз уж ты пришел сюда, я расскажу тебе про клинику и покажу самое интересное. Хочешь?
– Само собой!
Это действительно был подарок судьбы. Надо знать, что представляет собой это заведение, особенно если придется пытаться проникнуть сюда, так сказать, нелегально.
Между тем Илья начал:
– Должен сказать, что это весьма престижное и дорогое, по крайней мере не дешевое, заведение. Но вместе с тем мы обеспечиваем на самом деле качественное лечение и решение различных психологических и отчасти экзистенциальных проблем. Конечно, мы здесь не лечим буйных душевнобольных. Но шизофрения в состоянии рецессии, реактивные и маниакально-депрессивные психозы, а также различные формы расстройств психопатического характера – это наша стихия. Мы сочетаем традиционные медикаментозные методы лечения – есть у нас тут любители вколоть чего-нибудь посильнее – и психотерапию, включая психоанализ и юнгианские методы психической интеграции. У нас, например, есть один доктор, который разработал великолепные психотерапевтические методики на основе дзенских коанов, – пользуется большим успехом. Больных у нас не очень много, мы предпочитаем качество количеству. Часть наших пациентов лечится стационарно, палаты рассчитаны на одного, двух или трех человек – по желанию пациента и в зависимости от характера заболевания: скажем, в состоянии депрессии часто полезно побыть в небольшой компании. Но гораздо больше амбулаторных больных. Например, по вечерам, после шести, мы проводим групповые психоаналитические сеансы. На первом этаже у нас, как ты видишь, кабинеты врачей и административно-хозяйственная часть. На втором – лечебные кабинеты, физиотерапия, комнаты для групповых занятий, бассейн и столовая. На третьем – палаты стационарных больных; туда посторонних, ты уж меня извини, не пускают. А вот на второй этаж пойдем, тебе понравится.