– Представь, что это последствия автокатастрофы, – ворковала Лилит, хлопоча возле меня. – Знаешь, сколько симпатичных мужчин гибнет на дорогах Франции каждый год? Слушай, а ты хорошо подумал насчёт завтрашнего вечера?
Грим состарил меня лет на десять, а очки и вовсе сделали лицо неузнаваемым. При этом Лилит сумела обойтись минимальными средствами, и я мог надеяться, что не окажусь в неловкой ситуации, оставив на случайно поднесённой ко рту салфетке половину «щеки».
– Краска для волос смывается только горячей водой и вот этим составом, – поучала меня Лилит, выставляя на столик высокий флакон. – Лицо тоже можно умывать, но без излишнего усердия. Стёкла в очках немного меняют естественный цвет глаз. У тебя они зелёные, но при нормальном свете будут казаться гораздо темнее, почти карими. На мой взгляд, сейчас ты здорово похож на преуспевающего бизнесмена из Скандинавии. Знаешь, где это?
Я кивнул. Физиономия в зеркале и впрямь непостижимым образом сочетала в себе мужественную невозмутимость, свойственную нордическим расам, и умственную ограниченность, доходящую до тупости, что свойственно отдельным представителям всех народов мира. Словом, именно то, что нужно для сегодняшнего вечера.
– Спасибо, Лилит, – искренне сказал я.
«Оно» кокетливо отмахнулось:
– А, пустое… Всегда приятно иметь дело с интересным материалом. Кроме того, здесь неплохо платят. Милашка Жан-Луи ценит крошку Лилит.
– Ценит? – Вошедший в комнату Дорман окинул меня испытующим взглядом и шутливо погрозил Лилит пальцем: – Да я почти влюблён в тебя! Потрясающая работа! Твои руки, Лилит, настоящее сокровище.
– Ты удивительно галантный мужчина, Жан-Луи, – с печальным вздохом заметила Лилит, собирая в элегантный кожаный саквояж свои инструменты, – но лишь до тех пор, пока речь не идёт о сексе.
– Ты же знаешь, – развёл руками Дорман с почти искренним сожалением, – я люблю женщин, а они любят меня. К чему что-то менять, когда тебе уже сорок?
– Всего сорок? – удивилась Лилит. – В таком случае я подожду ещё пару лет. Вдруг ты всё-таки передумаешь…
– …и всё же прошу повторить ещё раз, где должен находиться каждый из вас после того, как месье Дюпре и Жюли войдут внутрь, – твёрдо сказал Дорман, внимательно оглядывая всех присутствующих. Инструктаж длился уже час, но Дорман вновь и вновь повторял одно и то же, буквально вдалбливая информацию в головы своих коллег.
– Шарль? – взгляд Дормана упёрся в плотного, тяжеловатого с виду Шарля.
– Остаюсь в автобусе вместе с Николя.
– Франсуа?
– Наблюдаю за входом в кафе из машины. В случае опасности прикрываю отход.
– Николя?
– Ну сколько можно повторять… Сижу в автобусе, курю, слушаю всякую чушь, которую мадемуазель Жюли будет нести в микрофон, закреплённый на её плоской груди…
– Ты придурок, Николя! – взвилась Жюли. Молодой человек пожал плечами:
– Ты же не станешь утверждать, что твоя грудь…
– Николя, – голос Дормана не предвещал ничего хорошего. – Если ты снова ошибёшься, как тогда, в Сен-Клу, я лично подберу тебе место в одном из наших африканских посольств. Ты меня хорошо понял?
– Да ладно вам, шеф, – несколько смущённо пробормотал Николя, – кофе и в самом деле был очень горячий, и потом – я же поскользнулся…
– И что? – поинтересовался я.
– И вылил чашку кофе на аппаратуру! – выпалила Жюли. – Устроил короткое замыкание. А меня в это время чуть не изнасиловали эти чёртовы арабы!
– Вряд ли это могло тебе повредить, – вполголоса пробормотал молодой человек, и Жюли с угрожающим видом начала подниматься со стула.
Дорман с силой хлопнул ладонью по крышке стола.
– Молчать! Повторяю, Николя: ещё одна ошибка, и я загоню тебя в самую глухую дыру, которая отыщется в Африке! Понятно?
– Нет проблем, капитан, – с покорным видом согласился Николя и тут же украдкой показал Жюли язык.
Девушка гневно фыркнула, но сдержалась. Мысленно я от всей души посочувствовал Дорману. Если бы это были мои подчинённые, я бы уже давно свихнулся от подобных выходок.
– Хорошо. – Взгляд Дормана обратился ко мне. – Вам всё ясно, месье Дюпре?
– Вы говорили о человеке, внедрённом в окружение Сиретта…
– Забудьте об этом, месье Дюпре. Пока что мы не в силах вам ничем помочь.
– Зовите меня просто Андре, – предложил я, обращаясь не только к нему, но и ко всем присутствующим. – Так будет намного проще. Моя задача: не привлекая к себе внимания, войти с мадемуазель Жюли в кафе и провести там некоторое время, наблюдая за… «Объектом». В случае непредвиденной ситуации – уходить по согласованному маршруту.
– Верно, – Дорман кивнул и неожиданно спросил: – У вас есть оружие?
– Разумеется.
– Дайте сюда, – он требовательно протянул руку. – Я никогда не работал с вами раньше и не могу рисковать.
– А если в меня будут стрелять? – задумчиво спросил я, глядя ему в глаза. Как я и ожидал, Дорман не стал увиливать и честно ответил:
– Я готов пожертвовать вами, но аль-Хауль не должен уйти. Отдайте оружие.
– Нет, – коротко отрезал я. – И спорить с вами я не собираюсь.
Некоторое время он сверлил меня взглядом, но затем сдался:
– Приказать я вам не могу… Ладно, чёрт с вами. Помните только, что объект нужен живым. Всё, если ни у кого нет вопросов, начинаем. Мы выезжаем немедленно, Андре и Жюли – через десять минут. Вперёд, господа. Если этот день закончится нашим успехом, с меня – ящик шампанского.
– А с меня – ванна, – тихо пробормотал я. Интересно, почему не продают шампанское ваннами? Я бы купил даже несколько штук, лишь бы скорей покончить с этой обузой.
– Это – ваш? – удивлённо спросила Жюли, когда мы подошли к ярко-красному «Порше». Мысленно чертыхнувшись и распахивая перед ней дверцу, я нехотя объяснил:
– Подарок моей бабушки. Старушка была ужасно эксцентричной миллионершей.
Окинув меня заинтересованным взглядом, девушка хотела было что-то сказать, но передумала и промолчала. Про себя я отметил, что в её взгляде проявилось нечто новое, незамеченное мною раньше. Опытный Дорман был прав: Жюли и в самом деле принадлежала к породе женщин, питающихся мужчинами.
Поток машин окончательно поредел, и мы быстро доехали до места. Оставив машину недалеко от Центра Помпиду, мы не торопясь дошли до rue du Temple и уже через несколько минут стояли у входа в интересующее нас кафе. Одного взгляда на яркую вывеску мне было достаточно, чтобы понять: о нормальном ужине в этом заведении нечего и думать. Место, которое Дорман именовал «кафе», на самом деле больше походило на бар, шумный и многолюдный. Внутри явственно звучала «живая» музыка, то и дело раздавались взрывы хохота. С профессиональной точки зрения подобное местечко было гораздо удобнее, нежели тихое и традиционное заведение, но я-то, дурак, пообещал Жюли ужин… Не самая удачная ситуация. Приглядевшись, я заметил «Пежо», принадлежавший Франсуа. Автомобильчик ничем не выделялся среди прочих своих собратьев, вытянувшихся в длинный ряд вдоль всей улицы, и стоял метрах в двадцати от входа в кафе. Чуть поодаль, на противоположной стороне улицы притулился небольшой синий микроавтобус, в котором должны были сейчас находиться Шарль и Николя. Новоиспечённый шеф отдела, месье Дорман, как и положено в таких случаях командиру, в данный момент «восседал на боевом коне» где-то неподалёку, в окружении специально приданной для этой операции группы спецназовцев из ГИГН (Groupe d’Intervention de la Gendarmerie Nationale).
Жюли чуть крепче сжала мою руку, и, взглянув на неё, я согласно кивнул:
– Да, дорогая. Самое время слегка расслабиться. Если ты не забыла, я пригласил тебя на ужин.
– Мы уже перешли на «ты»? – улыбнулась девушка. – Я думала…
В этот момент телефон, до того смирно лежавший в небольшом рюкзачке Жюли, разразился мелодией, сразу показавшейся мне ужасно знакомой. Пока я мучительно напрягал память в тщетной попытке вспомнить название оригинала, девушка успела раскрыть рюкзачок и, отыскав среди прочих полезностей телефон, протянула его мне.
– С какой стати? – удивился я.
– Это – служебный, – быстро ответила Жюли. – Номер известен только сотрудникам отдела. Ты – старший группы. Ответь.
Какого хрена я – старший… тут я вспомнил, где слышал мелодию, показавшуюся мне такой знакомой. Это был марш Иностранного легиона. Очень странный выбор, и весьма редкий. Я взял из рук Жюли трубку и в следующую секунду услышал раздражённый голос Дормана:
– Дюпре? Это Дорман. Мне только что звонили из управления. Пришло указание с самого верха – всё отменяется. Вы слышите меня? Немедленно, сейчас же уходите! Дюпре?
– Извините, месье, но я совершенно ничего не слышу, – спокойно ответил я. – Попробуйте перезвонить.
С расширившимися от изумления глазами Жюли наблюдала за чёрным тельцем телефона, стремительно падающим на асфальт. На всякий случай я вдобавок раздавил его каблуком. В ярком свете фонарей по-детски удивленное и обиженное лицо Жюли выглядело просто прелестно. Прижав палец к губам, я молча указал на микрофон, закреплённый за лацканом её пиджачка, и сокрушённо заявил:
– Надо же – уронил телефон. Простите, Жюли. Честное слово, я куплю вам новый.
– Мне показалось или недавно мы перешли на «ты»? – заметила она и, прикрыв микрофон ладошкой, спросила одними губами: – Ты уверен, что мы всё делаем правильно?
– Что может быть правильней, чем провести вечер в обществе прекрасной девушки? – ответил я рассудительно, распахивая дверь перед ней и пропуская Жюли вперёд.
Бар назывался «Эклектика» и полностью оправдывал своё название. По углам зала размещалось целых три стойки – классическая деревянная, модерновая металлическая и каменная, со впечатляющей достоверностью стилизованная под гранитную глыбу. За этой, последней, стойкой стояла девица, небрежно обёрнутая медвежьей шкурой, а по соседству почти обнажённый волосатый «самец» на примитивном костре жарил куски мяса, насадив их на деревянные прутья. Столы, стулья, посуда представляли собой полнейшую мешанину разнообразнейших стилей и направлений. Осветительное оборудование было представлено не менее широко, начи