— Ты хочешь, чтобы я ушла? — разочарованно прошептала Динка.
— Да, уходи, — обронил он.
— Ты простишь меня? Когда — нибудь… — шепотом спросила она, пытаясь потянуть время в надежде, что он передумает прогонять ее.
— Я подумаю об этом, — пообещал он.
Динка обернулась, чтобы посмотреть на него. Но он раскинулся в кресле все также безучастно глядя в потолок, как и в тот момент, когда она зашла.
— Хорошо, я сделаю как ты просишь, и не войду больше в вашу каюту. Но ты можешь приходить ко мне в любое время, когда захочешь. Я буду ждать, — прохрипела она. Но он ничего не ответил.
Динка, тяжело вздохнув, покинула кают-компанию и закрыла за собой дверь, оставляя его в одиночестве.
Когда за Динкой закрылась дверь, Шторос жадно потянул носом. Ее запах витал в воздухе, щекоча ноздри и вызывая в груди сладкое волнение. А приправленный резкими нотками ее желания, он и вовсе сводил с ума, заставляя сердце колотиться в сумасшедшем ритме. Ее запах. Запах его женщины. Шторос давно уже не надеялся, что когда-нибудь испытает это чувство вновь.
Однако маленькая беспомощная Динка сожгла в прах все его выстраданные, политые слезами и кровью убеждения, вынуждая наступить на те же самые грабли. Вот только он сейчас совсем не тот, что был когда-то…
Ее запах встревожил его с самого первого момента, как он почуял его. С тех пор он остро ощущал ее присутствие рядом с собой каждую минуту. Стоило ей войти в комнату, стоило приблизиться к нему… Как глупо было держать ее в ошейнике, когда ее запах надежнее любого ошейника выдавал ее.
Это было странно и дико испытывать влечение к обычной человеческой девчонке, которое он объяснял себе запретом Дайма на ее использование. Как же он сразу не понял, что так может пахнуть только Варрэн-Лин? Юная, желанная, та самая, которая выбрала его уже тогда, даже не осознавая этого.
Когда-то он пообещал ей, что она сама придет к нему и будет желать его близости. Тогда она была уверена, что этого не случится никогда. Какая жестокая насмешка судьбы!
Сегодня, здесь и сейчас, это случилось. Она впервые пришла к нему сама. Без принуждения, без какой-то специальной необходимости. Она пришла просто потому что хотела его видеть, быть с ним, желала его… Принадлежала ему вся, без условий и необходимости делить ее с кем-то. Но он не мог взять этот подарок.
Шторос сглотнул вставший в горле комок, вновь втягивая носом ее запах в попытке успокоиться.
Когда он подыхал в грязной вонючей тюремной камере, он почуял ее запах задолго до того, как она бросилась ему на грудь. Он чуял запах ее страха, ее боли, но ничего не мог сделать. Это ли не была самая изощренная пытка из всех, которым его подвергали? Тогда он решил, что этот так явственно ощущаемый им аромат не более, чем мираж, агония его умирающего тела, последняя попытка уцепиться за жизнь, которая по своей сути уже не имела смысла.
Но она подарила ему надежду и смысл. Им всем.
Он делил ее с Хоегардом, с Тирсвадом, с Даймом. Он сходил с ума от нестерпимой похоти и мучительной ревности, которые она в нем пробуждала. Он желал ее так страстно и так неукротимо, но она оставалась недоступна. Он не мог дотянуться до нее, насытиться ей, обладать ею безраздельно и полностью. Она ни разу не была с ним наедине, не отдавалась ему вся, без остатка. До сегодняшнего вечера… Когда он прогнал ее сам.
Он не мог вернуться в каюту, потому что ее сладкий пьянящий аромат преследовал его там, проникал в его сны, ощущался от его постели, на которой она спала прошлой ночью. Терзал его тело несбыточными фантазиями и неудовлетворенными желаниями. Но несмотря на это, он не собирался идти на поводу у своего влечения. Пусть остальные считают его безмозглым и несдержанным. Раньше у него просто не было причин сдерживать свои желания. Сейчас причина была. На кону стояли ее здоровье и ее жизнь. Этого было достаточно.
Шторос рывком поднялся с кресла и быстрым шагом покинул кают-компанию. С каждой пройденной кораблем милей воздух становился все теплее, и мысль о ночи под открытым небом была не такой уж плохой.
По пути из кают-компании Динка сама не заметила, как ноги принесли ее на палубу. После заката, когда жаркое солнце скрылось за морем и все дела были переделаны, корабль ожил. Матросы сидели группами то тут, то там. Некоторые играли в карты, громко хохоча и подначивая друг друга, некоторые в шутку боролись, кто-то просто разговаривал. Были и те, что сидели поодиночке и задумчиво смотрели вдаль. На мостике Динка увидела Ладу. Она стояла с отцом и о чем-то ему рассказывала, а он кивал с задумчивым видом, глядя на горизонт, и, казалось, совсем ее не слушал. Динка осторожно переступила размотавшийся канат, обходя группу играющих матросов. Мужчины на нее поглядывали с интересом, но приблизиться и заговорить не пытались, чему Динка была очень рада.
Вожак сидел на носу корабля и сосредоточенно обстругивал деревянный брусочек. Динка подошла и села рядом, наблюдая за ловкой работой его рук.
— Что Шторос? — спросил Дайм, не отрываясь от работы.
— Не хочет меня видеть, — вздохнула Динка. Дайм кивнул, словно именно этого он и ожидал.
— Но ведь я извинилась! — вскричала Динка. Раскаяние все еще жгло ее, а то, что Шторос был с ней так холоден и прогнал ее, тревожило еще больше. Обычно задеть рыжего варрэна было непросто, а если он и обижался, то был отходчив. Неужели в этот раз она действительно перегнула палку?
Дайм ненадолго поднял на нее глаза, а затем снова вернулся к своему занятию.
— Не все обиды можно загладить извинениями. Некоторые слова ранят больнее кинжала, и раны эти кровоточат потом годами, — произнес он.
— И что же теперь делать? — растерянно пробормотала Динка.
— Теперь и впредь надо нести ответственность не только за то, что ты делаешь, но и за то, что ты говоришь. Особенно это касается людей, которые близки к тебе, — ответил Дайм невозмутимо. — Я говорил тебе, что право отдавать приказы другим людям несет в себе и обязанность перед теми, кому их отдаешь? Обязанность просчитать все риски, обязанность выбрать наилучший вариант из возможных. Это и есть ответственность предводителя.
— Говорил, — понуро согласилась Динка.
— Так вот, прежде чем ты сможешь отдавать приказы другим, ты должна научиться отдавать приказы себе и брать на себя ответственность за свое поведение. Пока ты с этой обязанностью не справляешься.
— Но, хоть я обидела вас всех, я же сказала правду, — начала снова распаляться Динка. Ей очень неприятно было, что Дайм отчитывает ее, как малое дитя. Хотелось возразить, защититься, оправдать свою вспышку.
— Вы ничего мне не рассказывали, вели себя как…как… — Динка осеклась, остановленная властным жестом его руки.
— Согласен, — проговорил Дайм, откладывая в сторону нож и поделку. — Мы тоже не идеальны. Мы иногда ошибемся, ведем себя странно, даже обижаем тебя…
Динка кивнула, радуясь, что он не стал возражать.
— Но поверь, мы не пытались намеренно причинить тебе боль. Правда не всегда бывает радостной. Иногда лучше побыть в счастливом неведении, чем страдать. Иногда лучше не вспоминать правду, чем причинить близкому существу боль.
— Так нечестно, — всхлипнула Динка. — Я думала, что вы… оставили меня. Что вы… Дайм терпеливо ждал, когда она подберет нужные слова.
— Я даже не знаю, как это назвать! — разозлилась Динка, сама не понимая на что. — Кем вы мне приходитесь? Какие у нас отношения? Что я для вас?
— А что бы ты хотела услышать в ответ на эти вопросы? — Дайм с интересом смотрел на нее, его тонкие губы тронула улыбка. — Что именно тебе не ясно? Ведь ты выбрала каждого из нас.
Динка растерянно смотрела на него, а он спокойно выдерживал ее взгляд. Похоже, для всех, кроме нее, это вопрос был прост и понятен.
— Ты… — она запнулась, еще сомневаясь стоит ли спрашивать такое или оно должно прийти само. — Ты любишь меня? Ты не оставишь меня никогда?
Улыбка Дайма стала еще шире, освещая его суровое лицо, как солнце на восходе освещает горные пики.
— Я люблю тебя. Я никогда не оставлю тебя, если ты сама от меня не откажешься, — проговорил он.
Так просто? Динка неверяще смотрела на него и хлопала ресницами. Но он не шутил, хоть на его лице играла улыбка, он говорил совершенно искренне.
— Обещаешь? Что бы ни случилось? — Динка приподнялась и пытливо вглядывалась в его лицо.
— Обещаю! Что бы ни случилось, я буду рядом, — тихо произнес Дайм и нежно коснулся кончиками пальцев ее щеки.
В свою каюту Динка шла задумчивая и притихшая. Одно дело самой делиться чувствами, а другое дело получить в ответ такое признание. Дайм сказал, что любит ее. Большой, сильный, властный Вожак, перед которым она до сих пор испытывала трепет, любит ее и обещает всегда быть с ней рядом. Дайм молча шел рядом, провожая ее.
— Я больше не буду заходить в вашу каюту, — поделилась она с ним.
— Это очень мудрое решение, — поддержал ее Дайм. — Вероятнее, так будет лучше для всех нас. Пока ситуация не разрешится.
У двери ее каюты, Дайм обнял ее, прижимая к своей широкой груди, и нежно поцеловал в макушку. Динка невольно сравнивала ощущения от таких разных объятий. Она очень любила Дайма, и один его одобрительный или неодобрительный взгляд вызывал в ней трепет.
Она испытывала к нему влечение, особенно когда его поцелуи становились глубокими и властными, а его тяжелые ладони ложились ей на талию. Однако сейчас его объятия не вызывали мучительной боли неудовлетворенного желания, а дарили спокойствие, защиту, нежность. Воспоминания о тяжести его большого сильного тела и о твердой плоти, проникающей в нее, наполняющей ее блаженством, не терзали ее, а наполняли душу нежностью и благодарностью за пережитое наслаждение.
Совсем не так ощущалась близость Штороса, которая обжигала, хуже огня, плескавшегося теперь в глубине ее сущности.
Динка благодарно обхватила Дайма, насколько хватало размаха ее рук, и поцеловала его в подбородок.