Истории бедствий, подобные описанным выше, вызывают у меня смешанные чувства. Услышав их, я могу быть растроган до слез, но в то же время мне за себя стыдно – стыдно не за то, что плачу, а за то, что слишком многое в своей жизни я принимаю как должное. Занимаясь повседневными делами, я могу столкнуться с небольшой неприятностью. Я могу, например, поехать в магазин за продуктами и обнаружить, что все близлежащие парковочные места заняты. «Ну конечно!» – возможно, с досадой произнесу я только для того чтобы вспомнить, что, проходя эти несколько лишних шагов, я живу жизнью, о которой Стивен Хокинг или Жан-Доминик Боби могли только мечтать. Как же мне не стыдиться!
Хотя истории о жизненных трудностях способны нас огорчить и пристыдить, они также могут быть чрезвычайно воодушевляющими. В них мы встречаем обычных людей, переживших невзгоды намного более сложные, чем те, что нам, скорее всего, когда-либо суждено испытать, и вместо того чтобы погрязнуть в жалости к себе, они отреагировали на эти беды мужественно и разумно. Тем самым они превратили то, что могло бы стать личной трагедией, в свой личный триумф.
Глава 4. Можем ли мы стать более стойкими?
На предыдущих страницах мы рассмотрели диапазон эмоциональной устойчивости. На одном его краю мы видим стойких людей. Столкнувшись с бедой, они быстро приходят в норму – или, что еще лучше, невзгоды не выводят их из равновесия, и, следовательно, для них не существует таких ударов судьбы, от которых пришлось бы оправляться. Они выглядят сильными и даже героическими. На другом краю находятся хрупкие натуры. Жизненные трудности выбивают их из колеи, они раздражаются, злятся или вообще впадают в полное уныние. В результате они обычно бывают несчастливы, и вместо того, чтобы, подобно несгибаемым людям, вызывать восхищение окружающих, заслуживают лишь сострадания.
Итак, почему стойкость свойственна не всем? Напрашивается простой и быстрый ответ: потому что не всем это дано. Это как цвет глаз, одна из тех вещей, контролировать которые мы не можем. В значительной степени это следствие того, как мы «устроены изначально». Некоторым людям посчастливилось родиться стойкими, другим – нет.
При всей его популярности такой ответ является ошибочным. Если бы стойкость, как цвет глаз, была «прирожденной», мы ожидали бы, что это качество будет постоянно передаваться из поколения в поколение. Например, если у обоих родителей голубые глаза, их дети почти наверняка тоже будут голубоглазыми. Однако, оглядываясь на недавнюю историю, мы видим, что со стойкостью это работает не так.
Вспомним Лондон времен Второй мировой войны. Он подвергался регулярным бомбардировкам. Перед войной эксперты предсказывали, что под постоянными бомбежками люди испытают тяжелый стресс и, следовательно, моральный дух народа будет сломлен. Отчасти на это и рассчитывал Гитлер. Но случилось прямо противоположное. Люди всей душой восприняли лозунг «Сохраняйте спокойствие и продолжайте действовать»[5], последовали примеру предков и изо всех сил стремились сохранять истинно английскую выдержку.
Однако за последние семьдесят лет все изменилось. Правнуки этих людей во многих случаях значительно менее стойки, чем их предки. И если это верно в отношении Великобритании, можно утверждать, что это еще более верно в отношении Соединенных Штатов. Но почему? Что произошло?
Это изменение, как и любые другие перемены в обществе, представляет собой сложное явление с множеством причинных факторов. Позволю себе предположить, что одним из них стала публикация в 1969 году книги «О смерти и умирании»[6]. В этом бестселлере американский психолог Элизабет Кюблер-Росс описала пять стадий переживания горя: отрицание, гнев, торг, депрессия и, наконец, принятие. По ее словам, именно эти стадии обычно проходят неизлечимо больные люди. Также, утверждает она, для того, чтобы успешно справиться с горем, человеку необходимо пройти через эти этапы.
Итак, почему стойкость свойственна не всем? Напрашивается простой и быстрый ответ: потому что не всем это дано. При всей его популярности такой ответ является ошибочным.
Позднее она расширила свою теорию исцеления от горя, включив в нее другие жизненные потрясения, такие как смерть родственника, потерю супруга в результате развода и даже увольнение с работы. Общественность приняла ее рекомендации близко к сердцу и пришла к выводу, что самостоятельно справляться с трудностями рискованно. Этот и другие факторы спровоцировали взрывной спрос на услуги психологического консультирования, и к концу века к месту любой катастрофы стекалось великое множество консультантов-психологов, предлагавших свою помощь уцелевшим.
Разрушению человеческой стойкости поспособствовали не только психологи. Подключились к делу и политики с заявлениями о том, что избиратели не виноваты в большинстве возникающих в их жизни трудностей. Эти затруднения они испытывают из-за несправедливого и несовершенного устройства общества. Вот типичное послание политика: «Плохие и глупые люди создали вам проблемы. Голосуйте за меня, и я все исправлю».
Безусловно, политики правы в том, что люди бывают объектами несправедливости и дискриминации. Они также правы, считая, что многие переживаемые людьми невзгоды являются результатом подобного ущемления их интересов. Однако у политиков есть досадная привычка думать об этих людях и относиться к ним не как к объектам несправедливости и дискриминации, а как к их жертвам. С этим ярлыком многие люди охотно согласились. Ведь если вы – жертва, то с вас снимается ответственность за многое, что не так в вашей жизни. Это также дает вам право на особое отношение: жертве требуется время и место для восстановления и, возможно, даже некая материальная компенсация. В то же время, исполняя роль жертвы, вы, скорее всего, лишь усугубите страдания, испытываемые из-за причиненного вам зла. Вы будете чувствовать беспомощность.
Стойкие люди отказываются от роли жертвы. Быть жертвой – значит напрашиваться на жалость, а они не считают себя страдальцами. Они сильные и умные. Возможно, они не всегда способны избежать несправедливого отношения к себе, но зато они в значительной мере контролируют свою реакцию на это. Кто-то позволяет подобной ситуации испортить свой день или даже жизнь, а кто-то смело принимает вызов и с внутренним оптимизмом преодолевает возникшие на пути преграды.
Это может показаться наивным, но прекрасно описывает то, как реагировали на несправедливость многие древние стоики. Они были склонны говорить и делать то, что доставляло им неприятности с власть имущими. Мы убедились в этом на примере Пакония Агриппина. Похожее случалось и с Тразеей Петом, Рубеллием Плавтом, Бареей Сораном[7] и их учителем-стоиком Музонием Руфом. Эти люди отличались замечательным мужеством перед лицом переживаемых ими бедствий.
Самого Музония подвергали изгнанию не один раз, а дважды, последний раз на Ярос – пустынный остров в Эгейском море. Он не впал в депрессию или уныние и не жаловался на свое положение тем, кто его навещал. В своей прочитанной впоследствии лекции Музоний говорил об изгнании. Он отметил, что оно не лишает нас самого важного. В частности, находящемуся в изгнании человеку не запрещается иметь смелость, самообладание, мудрость или другие добродетели (16). Более того, изгнание может пойти на пользу. Например, Диогена[8] из обычного человека оно превратило в философа. Были и другие люди, восстановившие в изгнании здоровье, подорванное излишествами роскошной жизни (17).
Стойкие люди отказываются от роли жертвы. Быть жертвой – значит напрашиваться на жалость, а они не считают себя страдальцами. Они сильные и умные.
Подумайте, насколько иным был бы наш мир, если бы такие люди, как Нельсон Мандела или Махатма Ганди, согласились играть роль жертвы. Точнее, предположим, что их с детства приучали считать, что самостоятельно справляться с трудностями психологически рискованно и поступать так ни в коем случае не следует. Представляется маловероятным, что в этом случае они с таким же мужеством относились бы к несправедливостям, которые испытывали в жизни. Возможно, вместо этого они обращались бы к психотерапевтам или писали бы пламенные обращения к чиновникам.
К концу ХХ века многие взрослые люди уже выбрали для себя роль жертвы. А многие дети воспитывались с верой в то, что они не только не должны, но и не могут самостоятельно справляться с проблемами, которые ставит перед ними жизнь.
По совету психологов родители 1990-х и начала 2000-х годов упорно старались обеспечить своим детям совершенно безоблачное детство. Они следили за их играми, чтобы предотвратить любые накладки, а если инциденты все же случались, устраняли проблемы сами, вместо того чтобы оставить это детям. Схожим образом, когда между их детьми возникали споры, родители брали на себя роль рефери, вместо того чтобы позволить детям разбираться самостоятельно.
Такие сверхзаботливые родители также старались не допустить того, чтобы их детей постигла неудача. Похоже, идея состояла в том, что успешные дети привыкают к своей успешности и, следовательно, с большей вероятностью будут успешными и в будущем. В результате в соревнованиях больше не было победителей и проигравших; вместо этого победителями были все, то есть награду получал каждый. Во многих школах отменили плохие оценки; проходные баллы получали все, кто приходил на экзамены; и каждый, кто просто проболтался на протяжении четырех лет в старших классах, получал аттестат о среднем образовании.
А когда приходила пора поступать в колледж, родители могли брать на себя написание необходимого для поступления личного обращения[9] (18). Эти родители-вертолеты, как их стали называть, должно быть, восторгались при виде высоких оценок своих детей в колледже. Сами они в свое время выбивались из сил ради «троечки с плюсом», зато их