Все ясно.
Сандис хочет просадить мораль наших войск, чтобы выманить Ксериона на сражение. Демарш Пелвина пришёлся как нельзя кстати. Публичная расправа над венатором была полной неожиданностью даже для суровых центурионов. Вскоре слухи поползут по лагерям. Уверен, Сандис об этом позаботиться.
Расправы над своими же союзниками, провокации, сознательный подрыв боевого духа армии — я всегда старался избегать подобных манипуляций, а вот для Сандиса это было родной стихией.
Как бы он сам себя не перехитрил. Играя в поддавки, можно слишком поддаться.
Ладно.
Если Сандису удастся выманить шаддинцев на наш берег, то моей задачей будет организовать для них теплый прием.
Весь оставшийся военный совет прошёл в достаточно гнетущей атмосфере. Понятно, что собравшихся не смущали кровь и смерть. На эти вещи мы успели насмотреться. Однако беспредел расшатывает даже самые крепкие нервы.
Сцена, в которой Дарт Вейдер душит провинившегося офицера прямо при коллегах, смотрится классно. Однако в реальности такие расправы вызывают серьёзные сомнения: а с теми ли людьми мы оказались на одной стороне? Тем более, что в имперской культуре со времён республики остались представления о правах и достоинстве граждан, которые следует уважать даже властям. Перед императором не падали ниц, как перед царями. А тут человек высокого статуса был убит как собака.
— Он сам нарвался, — прокомментировал ситуацию Ган Тарион, когда собрание завершилось. — Дурак! Но этот Сандис…
— Лихой малый, — усмехнулся Поций.
За этой формулировкой явно скрывалось слово «поехавший».
— Зря, — скупо добавил Клестус.
— Будет скандал, — предупредил Таркус Дарен. — Венаторы не любят, когда политики слишком лезут в их дела. А может ли быть вмешательство хуже, чем перерезанная глотка?
— Яйца оторвать, — ответил Ган.
— Ну ладно… Это хуже, — согласился Таркус.
Затем в шатре я рассказал всё Орине. Она была в шоке от услышанного.
— Имперцы так долго называли нас варварами, но отец никогда подобного не допустил бы.
— Охотно верю, однако Сандис не обычный имперец. Его прельщает власть наподобие царской. Такие у меня от него ощущения.
— И Альденг хотела доставить меня к нему… — девушка поежилась, словно от лютого холода, хотя даже ночью здесь было достаточно жарко.
На военном совете мы согласовали постепенное урезание рациона. Мера неприятная, но кажется вполне логичной, если придётся здесь задержаться.
Кроме того, это нормальный способ чуть просадить мораль. Гораздо лучший чем казни венаторов. Если сделать все грамотно, то люди загрустят, но на их здоровье голод не скажется. А когда станет ясно, что враг переправляется через реку, то вновь усилим рацион.
На следующий день мы продолжили движение к Табиру. С самого утра Гинд Тобин с интонацией попранной чести распекал Сандиса за убийство Пелвина.
— Это нельзя так оставить! — настаивал Гинд. — Мастер Пелвин мог заблуждаться, но он не заслужил такой участи.
Заслужил.
По моему мнению, очень даже заслужил. Однако я бы не стал убивать его столь вероломно и демонстративно.
Впрочем, на мгновение попытался отринуть личную неприязнь, рассмотрев какие мотивы могли двигать Пелвином. Возможно, венатор считал, что жестокость, присущая монстрам, рано или поздно возьмёт верх над другими чертами характера девушки. Боюсь ли я этого? Конечно нет. В каком-то смысле это даже упростило бы мне задачу. Можно было бы сразу направить Милен убивать шаддинцев. В любом случае я смогу контролировать медузу с помощью силы меча.
Что если сама Каламет пошлет кого-то из Сен-Тирата, чтобы забрать блудную дочь? Тоже не сильно страшно. Моё подавление сумело противостоять Сердцу Порчи. Ещё несколько монстров лишь пополнят нашу армию.
Пелвин либо недооценивал нас, либо, как я и предполагал, из злобы хотел избавиться от девушки. Так некоторые негодяи, совершив подлость, не стыдятся, а гневаются на жертву. Обвиняя её, оправдывают свою жестокость.
На той стороне реки шаддинцы продолжали двигаться на юг вместе с нами. Несколько их всадников у самой воды пускали в небеса прирученных соколов. Птицы стремительно кружили над рекой, избегая когтей гарпий.
Ко мне обратился Келим:
«Скажи мне, уважаемый Михаир, в достатке ли у тебя свежей пищи и фруктов? Если нет, то я сейчас же прикажу отправить на тот берег лодку с угощениями».
В этих репликах звучали насмешка, бравада и толика доброжелательности.
«Благодарю, но откажусь».
«Неужели ты считаешь, что мы опустимся до применения яда?»
Считаю, конечно, но не в этот раз. Вероятно, еда была бы вполне хорошей. Яды следует подсыпать, когда враг не подозревает откуда пища и не станет её проверять.
«Мой рацион будет теперь лишь чуть лучше, чем у моих людей», — ответил я.
«Благородно, правильно, достойно хорошего предводителя… Но едва ли Иворна Сандис присоединится к твоей аскезе», — заметил бывший кочевник.
«Его рацион — его дело. Пусть хоть деликатесы вкушает, хоть ослиное дерьмо».
Последнюю фразу Келим сопроводил смехом. Стоит ли так относится к своим союзникам? Вообще-то это можно было отнести к трюкам по усыплению вражеской бдительности. Пусть думают, что у меня с Сандисом все даже хуже, чем есть на самом деле. Ещё один повод для Ксериона пересечь реку и дать нам бой.
Пейзаж вокруг нас оставался таким же унылым, неся на себе отпечаток полного разорения. Некогда цветущие сады и рощи были обращены в пепелище. Лишь сорная трава поднялась из пыли на радость оставшимся козам наших стад.
Парнокопытные оживились, а вот люди стали куда мрачнее. За ночь и утро тревожные слухи пронизали армию как мицелий гриба-паразита. Кто-то уже приписывал Сандису казнь десятка или даже всех венаторов его армии. Одни утверждали, что их освежевали живьем, другие говорили о расправе по средству медленного варения в масле.
Замысел Сандиса удался. К усталости от долгого перехода добавились подозрения и внутренние противоречия.
Весь день превенторы Клестуса собирали мрачные слухи, а вечером произошёл новый инцидент. Около лагеря людей Сандиса появились столбы, на которых были распяты окровавленные ели живые тела. Всего десять человек. Если верить глашатаям Сандиса, казненные были несостоявшимися перебежчиками.
Вроде бы наведение дисциплины это хорошо, но то как это было сделано и освещено, скорее дестабилизировало ситуацию.
Поступок Сандиса старался донести до всех: «Смотрите! Враги среди нас! Не только на том берегу реки, но прямо в числе ваших товарищей».
Это угнетало почти также сильно как рой саранчи, заслоняющий солнце. Следущая ночь была крайне тревожной.
Мне выпали чужие сны и я выбрал Милен в качестве донора. Отчасти хотел убедиться в отсутствии у неё сокрытых мотивов, отчасти глянуть на её общее с покойным Пелвином прошлое.
Моему взору открылась мрачная, но торжественная картина просторного подземелья. Оно представляло из себя странную смесь пещеры и рукотворного тоннеля. Каменная кладка плавно перетекала в неровные, однако эстетически безупречные своды. Порода здесь имела зеленоватый оттенок, напоминая нефрит. Рукотворную часть стен украшали изысканные статуи, частично погружённые в каменную кладку. Не уверен были это произведения искусства или же люди, погубленные Каламет.
Милен, одетая в легий хитон, едва прикрывающий наготу, шагала босиком по каменному полу, неся на вытянутых руках бронзовый поднос, полный самых разных деликатесов. В основном мяса животных, птицы и других даров пустыни. Мне было слегка непривычно видеть девушку со змеями на голове. Лицо Милен выражало любопытство, когда она заглядывала в странные подобия тюремных камер.
Это были комнаты-ниши, забранные толстыми бронзовыми решётками. Глубокие, просторные и шикарно обставленные. Мебель из красного дерева, роскошные ковры, масляные светильники, достойные виллы богача. Каламет явно заботилась о своих пленниках.
Я увидел молодого Октана Пелвина, подошедшего к решётке. В его глазах читалась смесь мольбы и заискивающей доброжелательности:
— Поговори со мной, добрая девушка, — обратился он к Милен.
Молодая медуза бросила на него смущенный, слегка виноватый и совершенно несмертельный взгляд.
— Прошу прощения, — ответила она голосом послушной дочки. — Мне нельзя с вами говорить.
— Почему же? — вопрошал Пелвин, следуя вдоль решётки за проходящей медузой. — Я знаю, что в сердце твоем есть добро и свет. Нас не должно быть тут. Меня и моих товарищей запрятали под эти каменные своды на погибель.
— Простите, — сдавлено произнесла девушка, стараясь отвернуться, но её явно пробирало любопытство.
— Постой, постой! — заклинал Октан Пелвин. — Ты когда-нибудь была снаружи? Там целый огромный мир. Даже не представляешь насколько он прекрасен. Ни статуи, ни чары, ни драгоценные камни не могут заменить живой природы. Ты можешь представить себе Рег или другие великие города людей? А реки, которые падают с вершин гор поднимая брызги до самого неба? А красоту закатов и рассветов? Послушай меня, добрая девушка. Не уходи, прошу!
Мне почему-то стало крайне тошно. Понимаю, что Пелвин чборолся за свою жизнь. Он даже сумел спасти некоторых товарищей. Это можно считать в каком-то смысле подвигом.
Однако в памяти моей пробуждались образы злобного брюзжащего старика и отрезанной головы девушки, в которую вонзили иглы. Отвратительно.
Следущий день марша прошёл без каких-либо проблем, если не считать мрачные слухи, которые продолжали распространяться по лагерю. Сандис вывесил ещё два изуродованных тела. Теперь никакими комментариями глашатаи расправу не сопровождали.
Были ли эти люди вообще виновны? Или Сандис приказал казнить нескольких рабов просто для нагнетания мрачной атмосферы. Я вполне могу поверить, что мой коллега использует такие методы психологических операций.
Вечером мы приблизились к Табиру.
Город был хорошо укреплен. Его не просто так возвели на западном берегу реки Айрат. Он создавался как твердыня на пути сначала кочевников, а потом набирающих силу и