Эта речь дала войскам небольшой подъём морали. Люди устали. Мысль о том, что битва приближается к концу, грела их смелые сердца. Ради последнего рывка сил не жалко. А ради победы многим не жалко даже собственной жизни. Особенно, когда наш триумф так близок. Кажется, протяни руку и пальцы твои зацепятся за почти невесомую сущность военной удачи.
Двадцать Первый легион из 7230 воинов убитыми и ранеными потерял 2165 человек. Двадцать Третий легион из 5600 лишился практически трети состава. Двадцать Четвертый потерял немногих. 1284 из 5710. Очень тяжело пришлось Шестнадцатому. Неоднократно его силами я закрывал самые опасные участки. Из 7590 в строю осталось всего лишь 4190. Не зря этот легион носил когномен «Проходящий огонь». Ему действительно в этот раз пришлось пройти через горнило сражение. Двадцать Шестой легион из 5140 потерял 915 человек. Во многом потому, что я старался не слишком подставлять новичков. Однако сейчас всем придётся принять на себя удар.
Вражеская фаланга приближалась быстро. Они пытались как можно скорее вступить в ближний бой, чтобы не страдать от обстрела артиллерии, почти не имея шанс ответить. Однако такая спешка довольно плохо влияла на вражеское построение. Оно то распадалось на отдельные фрагменты, то снова пыталось собраться в единую фалангу.
Онагры и баллисты смолкли. Их спешно убирали назад. Продолжали стрелять скорпионы, полиболы и стационарные арбалеты. Всё, что легко било прямой наводкой, а также быстро перезаряжалось.
Вражеская кавалерия также приближалась к нам, но держалась чуть поодаль пехоты. Шаддинская конница была словно меч, отведённый для укола и прикрытый щитом пешего строя. Лезвие этого клинка мы порядком обломали сегодня, но оно ещё до конца не потеряло свою смертоносную остроту. Для него приберегу пули девастаторов. Не будем расходовать их на пехоту. Этим шагающим на убой мертвецам хватит старой доброй имперской стали.
И я скомандовал «Дротики!» возможно последний раз за этот долгий, тяжёлый бой.
Последние запасы нашего арсенала метательного вооружения щедро посыпались на головы и плечи потрёпанных боем врагов. Власть Императора, Сената и Народа, воплощенная в тысячах доз колющей смерти. Воля Рега, несущая гибель его врагам.
Фаланга дрогнула. Многие шаддинские формации не могли создать хорошую стену щитов. Пайганы и копейщики, чья броня уступала фидаинской, гораздо в большей степени страдали от обстрела.
«Ещё!» — приказал я, чувствуя как восторг охватывает меня и поднимает к самым небесам.
Но тут именно с небес на нас обрушился новый неприятный сюрприз. Тайкано таки сумел отчасти обуздать местные ветра. Потоки ревущей стихии не могли нанести людям серьёзного урона, не имея в себе обломков льда и градин. Однако принц-наемник сумел ослабить наш обстрел.
Пора? Или лучше приберечь его на случай, если придётся тягаться с сторуким гигантом или Утредом?
Думаю, всё-таки пора. И я использовал один из самых мощных своих козырей:
Очищение земель
Раз в сутки используйте поглощенное подавление, чтобы на десять минут распространить половину его эффекта на площадь радиусом 700 метров.
Колдовской ветер Тайкано тут же ослаб. Начали замирать и даже падать на утоптанную землю самые ближайшие ко мне язаты. Навык, который я обрёл, чтобы противостоять Немёртвому Богу, теперь был обращен на пользу Империи.
«Дротики! Ещё! Давайте!»
И снаряды посыпались на противника с новой силой, попадая уже в упор по прямой траектории. Настолько близко была вражеская фаланга. Живое море перепуганных людей, идущих на бой вопреки страху. Живое море людей, которое мы должны обратить грудами мёртвых тел.
Мне вспомнились недавние слова Утреда:
«Воюйте, люди. Терзайте души и тела ради мимолетной блажи».
Да, старый чародей. Такие уж мы — люди. Возможно, правы кербрийцы, считая Забытого нашим общим предком. Кстати, воины с далёкого ледяного континента уже рвались в бой. Под чёрными небесами они сражались с чуждыми врагами а за чужую для них Империю. Сражались, просто потому что таковы были их образ жизни и стремление к славной смерти.
«Ещё!»
Последний залп дротиков, а затем рукопашная. Жаркая безумная схватка. На несколько мгновений казалось, что шаддинцы готовы биться с легионерами наравне. Их страх обратился яростью. Наконец, они получили возможность отомстить и причинить вред тем, кто так жестоко обстреливал их. С криками, с воплями навалились на нас шаддинцы.
Обычный копейщик врезался в мой щит. На его лице без фидаинского клейма читалось выражение почти что безумия. Глаза широко распахнуты, рот открыт, брызжет слюна. Он даже не то чтобы убить меня пытался. Просто врезался и давил, беспорядочно нанося удары в район над моей головой.
Сражался ли он вообще когда-нибудь до этого в ближнем бою? Честно говоря, сомневаюсь.
Упершись правой ногой и легко удерживая натиск врага, я нанёс ему один единственный укол в шею. Без амплитуды, без серьёзного вложения сил. Этого хватило. Глаза человека расширились ещё больше. Кровь из раны хлынула потоком. А затем он стал задыхаться и обмякать. Я ожидал увидеть в его глазах удивление, но не заметил его. Кажется, всё случилось слишком быстро. Он даже толком не успел понять, что умирает.
Первый свирепый натиск вражеской пехоты столкнулся с железной дисциплиной и отточенной техникой легионеров. Очень быстро стало понятно насколько имперская пехота превосходит эту солянку ополченцев, наёмников, слабо подготовленных воинов. Почти каждый укол гладиуса или удар спаты находили свою цель. Ярость врага снова обернулась страхом.
Оставив своих людей из первых рядов лежать у ног наших первых рядов, фаланга шаддинцев отпрянула на несколько шагов.
В этот момент вражеская тяжёлая кавалерия начала свою атаку, пытаясь взять нас в клещи. Пробить фланги, чтобы начать схлопывать строй. Шансы на это у Ксериона были, но гарантированным успехом тут и не пахло. Скорее воняло кровью, потом, огромными потерями с обеих сторон.
Последние остатки царской гвардии, а также большая часть уцелевшей тяжелой конницы Шадда атаковала наш правый фланг. Била по войскам Сандиса.
Недавнее моё ликование сменилось ожиданием новой кровавой зарубы, но тут…
«Глубокоуважаемые триумвиры, полагаю, что сейчас наступил наилучший момент для использования наших свежих частей. Будет ли мне дозволено возглавить атаку?» — раздался у меня в голове голос Октана Мерцина.
«Ты ещё спрашиваешь!» — усмехнулся я. — «Вперёд, парень. За славой!»
И вся кавалерия легионов и союзников, практически не вступавшая в бой ранее, в этот бой наконец-таки вступила. Были там и сверхтяжелые всадники.
Мне вспомнился диалог с Сандисом на столичном ипподроме.
«Три алы и ещё несколько турм таких всадников могут оказаться в нашем распоряжении. Почти тысяча. Готов уступить вам две алы из трёх».
Имперские катафрактарии. Сверхтяжелая конница. Октан Мерцин повёл их в атаку, так же увлекая за собой всю боеспособную кавалерию. Конные копейщики, промоты, сагиттарии, цестинские наёмники и сэйфские союзники. Армада наших всадников пошла в наступление.
Шаддинцы попытались остановить атаку Октана, используя для этого заслон из обычных саваран, которые попытались сковать нашу конницу боем. Но бывший стратег Лимеса Запад собаку или скорее кобылу съел на кавалерийских сражениях. Он использовал тактику, похожую на ту, что я исполнил давным-давно на севере, когда прорывался конницей к тылу пехоты Кринтар, пришедших штурмовать мой лагерь.
От основного атакующего порядка Октана постоянно отделялись заслоны прикрытия, которые сковывали боем, тех кто пытался остановить продвижение имперской кавалерии. Молодой стратег управлял ими филигранно. Десятки конных отрядов по 50–100 всадников слаженно двигались в разных направлениях, пресекая угрозы.
И конные силы Империи атаковали остатки лучшей кавалерии Востока. Несколько часов назад у наших всадников не было шансов. Однако за эти несколько часов очень много всего случилось. Пускай изначально имперские катафрактарии уступали Пуштигбан умением и снаряжением, а шаддинским катафрактариям числом… Теперь Пуштигбан почти не осталось, а лошади вражеской тяжёлой коннице очень устали и были напуганы. Сами всадники тоже истощили свои силы. И вот на них налетела масса уже сопоставимой по численности, а главное свежей кавалерии.
Однако даже в такой ситуации шаддинская конница могла бы отбиваться. Теоретически могла бы даже победить в противостоянии только лишь всадников. Однако рядом находилась пехота легионов и вот сражаться с ней плюс с конницей Октана одновременно было уже совершенно невозможно.
Свежие силы легионов самого Мерцина, а также уже измотанные, но ещё боеспособные войска Иворна Сандиса приходили на помощь нашей кавалерии. Я же спокойно скомандовал:
«Легионы стратега Михаира, вперёд!»
И мы двинулись на вражескую фалангу.
Шаг, шаг, ещё шаг. Выше щиты и…
Мгновение и началась настоящая цепная реакция. Паника, словно лесной пожар, распространялась среди вражеских пехотинцев. Без поддержки кавалерии они уже ничего не могли нам противопоставить. Фидаины были убиты, язаты потеряли свою мощь, сейдские гоплиты пали от тяжелых пуль девастаторов. Остались лишь обычные пехотинцы восточных царств против легионов Рега.
Шаддинская пехота обратилась в бегство.
Тяжелая кавалерия тоже отступала, теснимая свежими резервами. А степные всадники страдали от атак нечисти. Всё было кончено. Ксерион Великий потерпел поражение. Первое своё серьёзное поражение в статусе Царя царей.
Одна звезда закатилась, чтобы взошла новая. Октан Мерцин безусловно теперь войдёт в зал славы великих полководцев Империи. Конечно, мы с Сандисом сегодня сделали очень много, однако именно Октан нанёс решающий удар.
Теперь оставалось преследовать, громить и добивать.