Кажется, я что-то вскрикнул. В дверном проёме показалось обеспокоенное лицо Ларса.
— Ваше сиятельство? Вы…
Договорить он не смог, появилась изящная рука и выдернула его, прошипев:
— Чтобы никто не совался сюда, пока не выйдем.
Стройная фигура подсветилась контровым светом, девушка подошла и присела на край кровати, нежно провела рукой мне по щеке.
— Я так перепугалась за тебя, Илья.
А потом горячие жадные губы на моих губах и руки на обнажённой груди, скользящие вниз…
Компания, сидящая за столом, заплывала уже сине-жёлтым. Все усиленно делали вид, что заняты исключительно едой. Только Фрося скалилась во всю моську. Мы очень старались быть тихими, да и звукоизоляция вроде тут отличная. Но и так было понятно, чего мы задержались.
Ростовский выглядел самым расстроенным. Парню досталось больше всего, так что я поблагодарил того от души за спасение княжны. Он приободрился и потёр правый глаз, который заплыл заметнее левого.
— Дядь, они лечиться отказываются, — тут же наябедничала ведьмочка и, увидев моё недовольство, добавила: — Дядь Илья. Ну в самом деле, чё они в несознанку-то?
— Не богоугодное это дело, — пробурчал Еврипий.
— Так, у нас военное положение, никаких больше делений на угодное и неугодное, — я потянулся за кусочком идеально прожаренного бекона и захрустел им, щурясь от удовольствия. — Теперь только надо и очень надо. Фрося, убери эту роспись по телу, пожалуйста.
Яна скромно хихикнула, слегка покраснев. Княжне было стыдно, но её явно разбирала гордость. А мне не хотелось разочаровывать истинной причиной, почему она отмудохала трёх здоровенных мужиков.
Мужики, понятное дело, обижались при этом не на неё, а на меня. Так что я их обрадовал.
— Не зря страдали. Я с хорошими новостями. Сегодня всем призовём духов-хранителей. Ну или не всем, короче, как пойдёт.
Закончил я уже не так уверенно. Чувствовал я себя отлично, особенно после нормального сна и такого пробуждения. Но призыв духа ритуал очень затратный. Сколько я таких осилю, пока не свалюсь? И ведь без сил оставаться нельзя, вдруг Владыки.
— Духов? — монах встрепенулся. — Илья, упаси боги, это же… нельзя.
— Можно, — просто ответил я, улыбаясь. — Разрешили. Даже настаивали. Не волнуйся, брат, всё хорошо будет.
Хорошо, понятное дело, не было. Но моя уверенность убедила всех и сразу. Так что тут же возник спор, кому первому призывать помощника и по какой причине. Княжна в споре не участвовала, но мрачнела с каждой минутой.
Первое место определилось, когда все наконец-то заметили выражение лица Яны. И как-то дружно отдали ей эту магическую эстафетную палочку. Фрося в этой стихийной лотерее не участвовала, исключенная по моей инициативе. Вот её испорченное настроение меня волновало больше, но разговор с ней я отложил.
Насытившись банально и вкусно, мы отправились в «колдунскую». Так я назвал пустую комнату, которую загодя попросил выделить для проведения ритуалов и экспериментов. Несмотря на заверения брата Филиппа в том, что Стражи меня беспокоить не будут, я решил подстраховаться и пока посидеть внизу.
Тут, в отличие от более менее жилых подвальных помещений, не было обогревателей и царил холод. Такой, что едва видимые облачка пара вырывались при дыхании. Но это придавало бодрости. Меньшикова тут же предложила согреться, отказаться стоило мне дорого. Откупившись жарким поцелуем, я взялся за печать.
Кровь из маленькой ладони девушки текла неохотно, всё-таки температура сказывалась. Я выводил фигуры, изучая их уже с другой стороны. Но тут невозможно было представить, нужна кровь и слова призыва. В первый раз.
Когда она давала мне клятву, я не видел в её памяти духа, как было с Германом. Всё заполонили воспоминания о сокрытии тела Владыки. Да и спешил выйти из потока времени, то ещё неприятное занятие.
Так что и какое существо ожидать, я не знал.
Яна ежилась и подпрыгивала, замерзая. Я погрузился в начертание, выводя идеальные линии и концентрируясь лишь на этом.
— Ну, что там? — тихо спросила она.
— Тссс, — резковато ответил я, чтобы она не отвлекала.
— Не тсы… Оооо! — её возглас заставил меня открыть глаза.
Печать полыхала. Все линии сомкнулись, оставались слова. Я произносил их, она заворожено повторяла, не сводя взгляда с горящего на полу рисунка.
Сначала был крик. Высокий, но не жалобный, а грозный. Хищный. Затем воздух над печатью сгустился, заволокло туманом и он начал превращаться в знакомый силуэт. Мы уже оба смотрели только туда, затаив дыхание.
Я объединил две печати — призыв и боевую форму духа. И эфирное создание воплощалось сразу в своей конечной форме. Туман клубился и завихрялся, в нем мелькали когти и перья. А когда он рассеялся, в центре затухающей печати сидела нахохлившаяся и очень злая неясыть. Глазастая совушка, проще говоря.
Только ростом с полтора метра и со стальным увеличенным клювом и такими же убийственными когтями на лапах. Пёстрая, чёрно-белая и совершенно недовольная.
Птица крутанула головой, растопырила перья и завопила:
— Да как вы посмели?
Меньшикова впала в ступор, разглядывая это чудо. А дух тем временем распахнул крылья и ломанулся к выходу. Совушка долбанулась о стену, промахнувшись. Но оставила там такую вмятину, что стало ясно — долго ни стены, ни дверь, не выдержат.
— Да поговори ты с ней! — крикнул я, метнувшись к птице в попытке её схватить.
— Великий дух? — неуверенно обратилась к бешеной княжна.
— Хуюх! — вдруг ухнула охреневшая пташка и прицельно погадила.
Я увернулся и схватил её за хвост, дернув на себя. Но дух дёрнулся и в моей руке осталось несколько больших перьев. Княжна медленно опустилась на пол, а я взялся за охоту. Полутораметровое создание металось и билось, как шизанутый мотылёк, оставляя вмятины по всему помещению. Засрала она при этом половину. Когда попало на Меньшикову, и она очнулась, присоединившись.
— А ну стоять, лупоглазая! — кричала Яна, выдирая из духа перья.
— А хрен тебе, малахольная! — ухала сова, пытаясь выклевать той глаза.
— У вас там все в порядке? — из-за двери беспокоился Ларс.
— А ты дверь открой! — очень похоже имитировала голос княжны адовая птаха.
— Не сметь! — взревел я и не выдержал: — Кара!
Мантикора появилась тут же, я запнулся об неё, но хранительница даже не почувствовала, увидев добычу. Мяукнула, прыгнула, распахнув крылья и цапнула сову за пузо, прижав лапами к полу.
Дух княжны клокотал и пытался клюнуть Кару, но получил лапой по башке и успокоился. Комнату наполнили звуки урчания и сбившегося дыхания. Всё вокруг устлали перья вперемешку с помётом. Вызывали, лять, помощника.
— Ну а теперь поговорим, — надрывно выдохнул я.
Залитые чёрным глаза вроде как обратились ко мне. В них плескалось пламя духов, пока ещё слабо. Неясыть снова нахохлилась, прижатая мощной кошачьей лапой к изгаженному полу:
— Ну и на кой?
— Завеса пала. Великая мать не проснётся. Не выделывайся, — кратко и ёмко объяснила моя хранительница, слегка выпуская свои когти.
Чем заслужила очень уважительный взгляд. Как мой, так и Меньшиковой. Мы оба за эти несколько минут вымотались вусмерть. Совушка ухнула задумчиво, умудрившись вывернуть голову даже в такой позе.
Я заржал, вспомнив про вращающуюся голову сов и вызов экзорцистов. Парочка идеальная просто получается. Оба духа меня не поняли, а княжна вообще не слышала. Её рука потянулась к неясыти и осторожно погладила по голове. Та опять ухнула, вроде не так злобно.
— Ладно, договоримся, — проворчала сова. — Ем мышей, специально выращенных на экологически чистом корме. Кошаков ко мне, — клюв щёлкнул на мантикору, — не подпускать. Зенки выжрууу!
Кара рыкнула и придавила посильнее, махнув крыльями. Фыркнула и повернулась ко мне:
— Моя вина, не фильтровала передаваемые знания о вашем мире…
Это мягко сказано. Пушистая пусть и была той ещё врединой, но тут вообще перебор. Слов то где таких набралась, глазастая?
— Ты милая, — неожиданно выдала Яна, продолжая наглаживать совиную голову.
— Чё? — дух вылупил и без того огромные глаза-блюдца ещё больше.
А я подумал, что нам точно кабздец. Долбанутые духи, психованные Стражи, немощные немертвяки и пернатые социопаты. Ну и как мы миры-то спасём? А у Германа вообще песец…
У графа был полный песец. Когда, путем физической угрозы с одной стороны и умиления с другой, с ненормальной совушкой удалось договориться, я решил что знакомая зверушка будет лучше неизвестной. Мне сюрприз, метко гадящий, не понравился.
Так что я позвонил Герману и впал в медитацию, пока его ждал. Колдунскую чистила княжна, сама вызвалась. Запашок остался, но что поделать.
Белый пушистый зверёк явился к нам во всей красе.
Кажется, в естественной природной форме он должен был быть больше. Существо размером с комнатную собачку, безусловно милейшее и с глазами такими трогательными, что обнять и простить. Но женского пола тут не было, так что мы охренели.
— Это что? — граф держался из последних сил.
Никакого прежнего восхищения и поклонения перед созданиям эфира у него не осталось.
— Хммм, — я обошёл маленький пушистый комочек вокруг. — Странная боевая форма, согласен.
— Господа, — запищал дух. — Вероятно, произошло недоразумение. Я совершенно не против призыва, чтоб вы знали. Но, сожалею, без прямой угрозы не смогу быть вам полезен. Сожалею. Чем я могу вам помочь, господа?
— Чтоб мы знали, — почесал макушку граф и вздохнул. — Ну песец…
Герман опечаленно отозвал дух и пошёл заливать горе консервированным компотом. А у меня было ещё много работы.
Следующим на очереди стал Карл. Вся команда, кроме уехавшего по секретным, как обычно, делам Глеба, прибыла и ожидала. Нашего богатыря я решил усилить, как самую грозную боевую единицу. Зверюга должна была получится знатная, под стать.
Но, когда туман над печатью рассеялся, там сидел хомяк. Очень большой хомяк с туповатым вытянутым носом и… Это была огромная капибара. Она тут же разлеглась, вытянув маленькие лапы вперёд и уставилась на нас своими глазами-бусинками.