— Поздравляю, доча, — ещё раз сказал он, пряча глаза и смущённо целуя Светлану в щёку. — Береги себя и девочку.
И — уехал… Светлана так и не поняла, чем был продиктован его порыв помочь. Акт милосердия? Запоздало пробудившаяся совесть? А может быть, это вообще была инициатива тёти Любы? К примеру, как попытка указать Звёздным их место и ещё раз подчеркнуть, кто из них находится в яме, а кто в шоколаде: вон, отец процветает в столице, даже своя машина есть, а Светлана после развода со знаменитым муженьком вполне могла бы трястись после родов на общественном транспорте… Почему-то наиболее правдоподобным представлялся именно последний вариант. С тёти Любы станется!
Впрочем, даже вероятность участия Костровой в собственной судьбе мало беспокоила Светлану в настоящее время. Что сделано — то сделано. Теперь же голова была забита совершенно другими, более насущными, заботами.
В первые несколько дней после выписки Светланы из роддома мать, взявшая отгулы на работе, помогала ей, чем могла. Затем она отбыла в Речной, и Светлана осталась с малышкой один на один. Вот тут-то суровые материнские будни и заиграли перед ней всеми своими гранями и красками…
Молока практически не было. Светлане хотелось заткнуть уши и закрыть глаза, когда Наташка душераздирающе вопила от голода и поджимала к животу скрюченные маленькие ножки. Смесей в ближайших магазинах не нашлось, а ездить на поиски детского питания куда-то далеко с младенцем на руках не представлялось возможным. В конце концов, Светлане выдали коробку сухой смеси на молочной кухне, но выяснилось, что эта смесь почему-то содержит сахарную пудру. Поняла это Светлана, к сожалению, слишком поздно — опытным путём, когда уже накормленная Наташка с ног до головы покрылась красными пятнами, которые, судя по всему, дико чесались, и ребёнок снова и снова заходился в беспомощном надрывном крике…
Когда девочка, наревевшись, ненадолго затихала в своей кроватке, прерывисто и горестно вздыхая во сне, Светлана снова и снова неслась в магазин, чтобы проверить, не появилось ли там нормальной — безопасной — молочной смеси. Сердобольная продавщица глядела на неё с искренним сочувствием, но ничем не могла помочь и лишь виновато разводила руками. Всё нынче было дефицитом… Даже популярность Светланы никак не могла повлиять на ситуацию — имя именем, а практической пользы от него никакого. Нужны были деньги и связи в нужных кругах, а у Светланы не имелось ни того, ни другого. Когда дело касалось других людей, она с охотой бралась помочь и даже похлопотать в инстанциях при необходимости, а вот за себя просить она стеснялась, да и не умела.
— Ох, да ты сама едва на ногах держишься! — ахнула однажды продавщица, когда запыхавшаяся Светлана примчалась в магазин со своим вечным вопросом про смеси. — А щёки почему красные, как лампочки? У тебя нет ли температуры, милая?
— Я… не знаю… — отозвалась Светлана, хватаясь за ноющий бок и пытаясь привести в порядок дыхание. Голова у неё кружилась, а перед глазами всё плыло. — Как-то… некогда было проверять. Дочка постоянно плачет…
— Пей побольше чая — глядишь, молоко и прибудет. А малютке попробуй рисовый отвар давать, — посоветовала сердобольная продавщица. — Господи-господи, да что же это такое в стране происходит, если даже артистам и их детям жрать нечего… И дуй домой немедленно, застудишься, малахольная! Без шапки, в тонюсенькой курточке… вы поглядите-ка на неё, — сердито добавила женщина.
— Без шапки? — в замешательстве переспросила Светлана. Она помнила совершенно точно, что перед самыми родами был разгар золотой осени. Теперь же она и вовсе перестала следить за датами. Интересно, какое сегодня число?..
— Ноябрь на носу! — словно прочитав её мысли, объявила собеседница. — В понедельник синоптики снег обещают…
Светлана побрела домой. Ей не очень-то верилось в чудодейственную силу рисового отвара, который советовала ей продавщица, но… всё же это было лучше, чем поить малышку пустой водой.
Наташка глотала рисовую водичку жадно, захлёбываясь и требовательно кряхтя, и Светлана не могла удержаться от слёз, глядя в это крошечное и уже такое любимое, такое родное личико… Если бы раньше она могла хотя бы приблизительно представить, какая это огромная ответственность — материнство, то никогда не решилась бы рожать в такой сложный для себя, да и для страны, период. Теперь, конечно, она была бесконечно счастлива, что у неё есть дочь, её Наташка… И она ни капли не жалела о том, что не пошла на аборт. Но в то же время, сердце у неё обливалось кровью от осознания того, как много она недодаёт малышке, как много не умеет — и бог знает, что их обеих ждёт впереди…
А утром вдруг пришло молоко. Много-много молока — и Светлана не могла поверить этому нежданному счастью. Умиротворённая, довольная и сытая Наташка сладко сопела в своей деревянной кроватке, разбросав кулачки, и эта картинка выглядела такой идиллической, что Светлана подумала: а ведь, наверное, жизнь потихоньку начинает налаживаться. Нельзя же так, чтобы всё время было плохо. Не иначе, высшие силы решили проявить к ней милость…
Однако, едва Светлана, воспользовавшись тем, что дочка спит, попыталась наконец-то заняться домашними делами (накопилось много стирки, да и прибраться в квартире не мешало бы, а также приготовить хоть какую-нибудь простую еду для себя), как её скрутило от острой боли в боку. Он ныл у неё уже давно: боль то слабела, то усиливалась, но в этот раз прихватило так крепко, что Светлана охнула, ноги её внезапно подогнулись и она резко опустилась на пол. На лбу у неё моментально выступила испарина, а боль всё усиливалась, и Светлана изо всех сил сжимала зубы, чтобы не застонать и не разбудить дочку. «Неужели аппендицит?» — испуганно подумала она. Как это было некстати… В любом случае, тянуть и ждать, что, может быть, «само рассосётся», явно не стоило. Срочно нужно было вызывать скорую помощь.
В квартире у Светланы не было телефона, поэтому, превозмогая боль, она вышла на лестничную клетку и на дрожащих ногах кое-как доковыляла до двери соседей, чтобы попросить их набрать для неё «03».
Затем она вернулась домой, и её несколько раз вырвало в раковину. Обычно рвота приносила облегчение, но в этот раз легче не стало ни капли. Светлана прополоскала рот и умылась холодной водой. Голова гудела и была тяжёлой — видимо, и впрямь температура, до бока же вообще страшно было дотрагиваться. К тому же, боль распространилась теперь на всю поясницу. Светлана сползла по стеночке на пол и скорчилась клубочком. «А если это аппендицит, что будет с Наташкой? — всплывали в её мутном сознании обрывки мыслей. — Надо было ещё маме позвонить… или хотя бы Илье… Это ведь, как минимум, на несколько дней…»
Однако всё оказалось гораздо серьёзнее, чем банальный аппендицит.
Светлана плохо понимала и осознавала, что делает с ней прибывшая бригада скорой помощи. Её волновал только один вопрос — можно ли избежать отъезда в больницу и остаться дома.
— Да вы с ума сошли! — возмутился врач. — Я настаиваю, я категорически требую экстренной госпитализации…
— Но у меня ребёнок маленький, совсем один, — Светлана кивнула в сторону кроватки и заплакала. Слёзы её — очевидно, из-за температуры — обжигали кожу лица, точно кипяток…
— Ребёнка нужно поручить родственникам, — озабоченно сказал врач. — Есть у вас кто-то, кто может за ним присмотреть?
— Мама… но она в Подмосковье живёт, ей нужно время, чтобы приехать. А ещё муж… бывший, но ему, наверное, это придётся совсем не по нраву…
— Да вы не беспокойтесь, Светочка, — вмешалась соседка — та самая, которая вызывала скорую. Она просочилась в квартиру вслед за бригадой и теперь с сочувствием внимала разворачивающейся на её глазах драме. — Оставьте мне нужные телефоны, я дозвонюсь кому надо и всё передам. Хоть в Москве, хоть в Подмосковье… И девочку вашу не брошу, подожду, пока за ней кто-нибудь не приедет.
— Спасибо вам, — Светлану душили рыдания. А может быть, она задыхалась не от плача, а от боли, которую уже невозможно было терпеть. — Там на полке моя записная книжка. В ней все-все телефонные номера… Пожалуйста, дайте знать маме. И Илье… И спасибо огромное…
— Да что мы, не люди, что ли, — соседка растроганно заморгала глазами. — Конечно же, помогу чем смогу. А вам и впрямь в больницу надо… О дочке вашей позабочусь, не переживайте.
Наташка, разумеется, проснулась от всеобщего гвалта, гомона и толкучки, и немедленно разоралась. Светлана, прощаясь с дочерью, лихорадочно целовала её куда придётся, а малышка недовольно морщилась и пыталась отвернуть личико — видимо, ей пришлись не по нраву горячие материнские слёзы, капающие прямо на её крошечные щёчки.
В больнице всё завертелось, как на кошмарной карусели: Светлану принялись срочно готовить к операции. Оказалось, что у неё был запущенный пиелонефрит, который никто вовремя не заметил и не диагностировал, в результате чего начались осложнения. Несколько раз до ушей Светланы, находящейся в замутнённом сознании, донеслись казённые медицинские фразы «абсцесс почки» и «некротическое поражение», но она плохо представляла себе, что это такое. Ясно было только одно — не аппендицит…
Последнее, что запомнила Светлана перед тем, как дали наркоз: склонившееся над нею мужское лицо с очень усталыми, но добрыми глазами, окружёнными сеточкой морщин — не возрастных, хотя мужчина был не так уж и молод, а, скорее, мимических. Вероятно, обладатель этих глаз часто улыбался, когда не был таким уставшим… Но в данный момент взгляд его был серьёзен.
— Не бойтесь, — мягко произнёс незнакомец, — всё будет хорошо. Я лично вас прооперирую, — и она почувствовала, как он легонько сжал её пальцы. Даже не сами эти произнесённые слова, сколько тон его голоса и впрямь подействовал на Светлану успокаивающе. Она лишь прерывисто вздохнула в знак благодарности и в изнеможении прикрыла глаза.
Когда она проснулась после операции, то снова увидела перед собой то же лицо и те же глаза. Она сразу их вспомнила, несмотря на то, что пока ещё плохо соображала, на каком находится свете.