Юноша растерялся лишь на мгновение, и того оказалось достаточным, чтобы ринувшийся на него Кабадос прошелся своим клыком по его левому плечу. В самый последний момент Керк слегка отклонился вправо, упав на землю, но тут же резко вскочил, ощутив при том острую боль в руке. Керк глянул на плечо и увидел разорванный кафтан и струящуюся кровь. А чудовище уже сызнова повернулось, и, остановившись, тяжело задышав, выпустило густовато-серые клубы пара из ноздрей, да порывчато и мощно несколько раз вдарило копытом в землю, подзадоривая себя тем. Еще миг Кабадос не двигался, а потом лихорадочно прыгнул вперед начав новую атаку да снова опустив голову к земле. Керк, превозмогая боль, схватил обеими руками меч и, не отрывая ступни ног от земли, чтобы не потерять равновесие, нанес страшной силы колющий удар в глаз приблизившемуся вплотную к нему чудовищу. Меч вонзился в глаз, и глубоко ушел внутрь черепа, поражая мозг чудища. Кабадос истошно взвыл, его передние ноги подогнулись в коленях, задняя часть на чуток подлетела вверх, оторвавшись от поверхности землицы. Зверь тягостно вздрогнул, и точно въехав клыками в тропу, повалился на правый бок. Керк же отскочил в сторону, наблюдая предсмертную агонию чудовища, а когда трепыхания тела Кабадоса прекратилось, подступил к чудищу вплотную и упершись подошвой сапога в его покатую голову, зараз вырвал изнутрей вытекшего глаза свой меч. Юноша обтер меч о землю, подобрал ножны, заплечный мешок, накинул на плечи плащ, и, постояв немного около мертвого Кабадоса, окончательно убедившись, что тот не встанет, двинулся вперед.
И стоило Керку отойти от туши зверя, как, дотоль вроде притихший, сызнова заморосил дождь. Плечо, кажется, заболело еще сильнее, и постепенно острая боль в нем сменилась на ноющую, сын правителя торопливо засунул руку под плащ и лоскутами порванного кафтана зажал рану. Идя по тропе, и оглядывая лес, он искал траву–покрыш. Эта трава использовалась в магических целях, и обладала могущественными свойствами – останавливать кровотечения. Такая трава в основном росла в хвойных местах, тонкими стебельками стлалась она по земле, чуть зримыми паутинками хватаясь за веточки, хвоинки аль стволы поваленных деревьев. Но сейчас, как назло, ее нигде не было видно. Кровь текла сильно, и уже вся рубаха и кафтан пропитались ею. Керк терял силы и чувствовал слабость, но не останавливал ход, в надежде все, же разыскать траву.
Вдруг над головой сына правителя пролетела сорока, едва не задев крылом волосы и обдав их порывистым дуновением. Птица свершила малый круг, точно привлекая к себе внимание, а после уселась на ветку ближайшего дерева. Юноша немедля остановился и выззарился на птицу, каковая что-то держала в клюве. Спешно приблизившись к дереву, Керк протянул к сороке руку и из ее резко раскрывшегося клюва прямо на ладонь выпала трава – покрыш. «Это Инорок послал сороку с магической травой», – догадался Керк.
– Спасибо, – поблагодарил он сороку и ее владыку Инорока, а птица, глянув на юношу черными бусинками глаз, крутанула хвостом, застрекотала и улетела прочь.
Керк сей миг положил траву в рот и стал ее пережевывать, творя из нее и своей слюны нечто жидкого студня. Сладковатая на вкус трава между тем была весьма крепкая, словно стебель ее был древовидным. Пройдя еще немного в поисках привала, юноша придержал свою поступь подле поваленного дерева, что одним своим краем опирался на тропу и усевшись на него, наскоро снял с себя плащ, кафтан, рубаху. Пристроив снятую одежу сверху на ствол, внимательно оглядел плечо. Оказывается, Кабадос вскользь задел руку, не только сняв верхний слой кожи, но и слегка задев таившуюся под ней плоть, потому– то кровь текла сильно, а рана смотрелась весьма глубокой. Сын правителя сплюнул пережеванную траву в ладонь, приложил к ране, закрыл глаза и зашептал заговор: «Как от бел-горюч камня из-под камня камней Алатырь-камня, да по всей Мать Сыра Земле побегут воды светлые, воды чистые, воды живительные. Подымусь поутру, по утренней Заре, когда выкатит Хорс – красно солнышко из-под синего неба. Поклонюсь я в пояс Богу Солнца, поклонюсь я в пояс Мать-Сыра-Земле, поклонюсь я Алатырь–камню. Дай ты мне, отец всех камней Алатырь–камень, живой воды. Дай ты мне, Мать–Сыра–Земля, да сырой земли. Дай ты мне, Хорс–красно солнышко, да света светлого да лика ясного. Да умою теми водами рану свою. Да утру сырой землей раны свои. Да окачу светом светлым да ликом ясным раны свои. И спадет тотчас и боль, и невзгода, и жар, и ломота. И кровь остановится, и рана затянется. Заговариваю я сим твердым моим заговором раны свои. И мой заговор крепок, как сам камень–Алатырь. И слово мое верно!» Произнес Керк последнее слово и почувствовал, как кровь перестала сочиться через пальцы, а на месте раны образовался большой рубец. Однако боль из плеча до конца не ушла может, потому что сын правителя ослабел от потери крови, оттого и заговор удался не в полную силу. Поменяв порванную рубаху на чистую, Керк протянул руку, и, расставив широко пальцы над поверхностью кафтана, принялся говорить присуху: « О, всесильный Бог Семаргл – бог огня, посредник между людьми и богами. Сотки огнем своим светлым сей кафтан, соедини разрывы и дыры. И пусть вспыхнет огонь и, погаснув, возвратит этой вещи былой ее вид. Именем Сварога повелевай!» В тоже мгновение из ладони на кафтан упала махунечкая такая рыжая искра. Она притулилась на разрыв ткани и внезапно вспыхнула ярким лепестком пламени, принявшись выбрасывать вверх и в стороны крошечные брызги света, которые попадая на кафтан шипели, словно охлажденные водой да резво гасли. И на том месте, где они потухали, стала показываться ткань кафтана целая и чистая от крови. Еще мгновение и поник сам лепесток пламени, показав исправленную и словно заштопанную вещь. Довольный проделанной работой Керк, оделся да двинулся дальше.
Вскоре хвойный лес начал редеть. Сын правителя миновал последние ряды невысоких сосенок и увидел перед собой широкую низину, покрытую сплошным ковром мхов, да с раскиданными меж тех зелено-бурых кочкарников окошками воды. Среди мха порой зрились кустарники: багульник, подбел и травы, в основном росянки. Кое-где торчали одинокие сосны: низкие, тонкие, искривленные. Керк остановился, посмотрел настоль непривлекательный вид окрестности, и глубоко вздохнул. Он думал, что на сегодня приключений было достаточно, но тропа уводила его в болота, а, значит, придется пройти сквозь них, обогнуть трясину не удастся. Юноша постоял немного, будто чтой-то обдумывая, да прошептав «Во славу великого ДажьБога!» подошел к дереву, вырубил длинную, толстую палку – посох, и уже после этого направился по извилистой торенке вглубь болот.
Теперь он шел, не торопясь, постоянно ощупывая посохом дорогу и ступая осторожно, чтобы не уйти под воду. Тропа большей частью не выбирала пути, и каждый шаг нужно было делать обдуманно. Кое-где Керк перепрыгивал с кочки на кочку, но большей частью шел по колено в воде. Сапоги полные воды стали тяжелы и идти в них было неудобно. Частенько ему приходилось садиться на ближайшую кочку, выливать воду из сапогов, обуваться и сызнова продолжать свой путь. Верно он прошел уже достаточно много, потому как солнце приблизилось к вечеру, да тока конца трясины покуда не зрилось. Очередной раз перепрыгивая с кочкары на кочкару Керк поскользнулся и съехав по мху вниз, тяжело покачнулся, да плюхнувшись спиной на воду, ушел в окошко с головой. Однако стоило лишь воде сомкнуться над ним, как он торопливо вынырнув, поплыл к небольшому островку. Взобравшись на него, юноша почувствовал себя совершенно мокрым. Вода текла с волос, с одежи, он струилась из мешка. Слегка отдышавшись сын правителя принялся разуваться, а снявши сапоги, вылил из них воду. И в этот момент он услышал дивный женский голос.
Голос запел восхитительную песню. Божественная мелодия летела сквозь неприглядные болотные просторы, как птица, неся на себе тепло и свет. Услышав песню, Керк сразу почувствовал легкость и радость, забыв о своих невзгодах. Обернувшись в поисках певуна, он увидел не далеко на кочке красивую, стройную, молодую девушку. Девушка была голая, полногрудая, с кожей тела отливающей болотным цветом, с длинными, распущенными, зелеными волосами и большими зелеными глазами. Вместо ног у девушки был рыбий хвост. «Купалка!» – догадался сын правителя, и поспешно натянув сапоги, поднялся, чтобы шагать дальше. Юноша знал, что песни купалок обладают магической силой и могут свести с ума смертного. Керк слышал, что купалки – это жены болотника, встреча с которым могла быть последней в его жизни. Торопливо он подступил к краю островка и прощупал дно посохом. Сызнова надо было идти по воде, оно как посох значительно ушел вглубь трясины. Да только не успел Керк сделать и шага, как из воды вынырнула купалка и, пристально глядя ему в лицо своими глубокими, словно речное дно глазами, обхватила его ноги руками и резко дернула в окошко. Юноша порывчато покачнулся, но смог устоять, успев воткнуть посох в кочкару, а высвободившись из объятий купалки, отскочил назад. Купалка исчезла в воде, но в тот, же миг сын правителя услышал всплеск воды сзади. Он обернулся и узрел, а затем почувствовал, как купалка обхватила его левую ногу обеими руками и весело смеясь, дернула на себя. Через мгновение из воды подле нее показалась другая купалка, такая же полногрудая, с распущенными зелеными волосами, она вцепилась в его правую ногу и так же яростно рванула на себя. Керк взмахнул, словно птица руками, да не устояв на ногах, плашмя упал в болото, гулко ударившись спиной о поверхность воды. Купалки немедля выпустили его ноги и, громко хохоча, вцепились в плечи. Сын правителя застонал от боли, когда длинные острые когти купалок разорвав ткань кафтана и рубахи, впились в него, и болотные русалки, увлекая за собой, потянули его на дно.
Изо всех сил пытаясь вырваться от духов, Керк отчаянно мотылял руками и ногами под водой. Лишь на морг его голова показалась над окошком. Юноша суматошно дохнул воздуха, и сразу же снова ушел под воду, так как сильные руки русалок рывком потянули его вниз. В самое последнее мгновение, находясь уже под водой, он вспомнил о подарке доброжила – заветном мешочке. И напрягая все оставшиеся силы, наново рванулся из цепких рук купалок, выскочив на поверхность, да зычно крикнул мешочку «Откройся именем Бога Велеса». А когда увеличившийся в десять раз мешочек раскрылся, Керк зачерпнул из него пригоршню сухой полынь–травы и бросил через левое плечо прямо в лицо купалки. Потом также спешно зачерпнул еще и швырнул через правое плечо в лицо другой купалки. Духи в испуге пронзительно взвизгнули и без задержу отпустили юношу, а сами стремительно нырнули под воду. Выбравшись на островок, тяжело дыша и утирая текущую с лица воду, сын правителя стал озираться по сторонам, прижимая к груди заветный мешочек. Впрочем, купалок более не зрилось, зато на том месте, где только, что он боролся с ними, появились махонистые круги расходящиеся в разные стороны .