Дубыня затих и муторно завздыхав, точно сызнова переживая услышанное от правителя, оправил книзу свою небольшую белокурую бороду, малеша опосля продолжив:
– Я видел, Святозар, как плакала твоя мать, а Эрих вдруг поднял, дотоль опущенную голову и заговорил: « Отец, я не прошу пощады, – сказал он. – Мне нет ни пощады, ни прощения, ведь тогда в лесу, всеми покинутый и напуганный, я умирал от страха и жути, которые жили не только в моей душе, но и пробрались в мое тело, в мое сердце. Мучимый кошмарами и гонимый духами, я потерял меч… Я потерял, что-то внутри себя, то, что верно придавало мне силы жить. Я забрался в дупло дерева, и, понимая, что мне нет пути из леса, смирился со своей судьбой и заснул. Добрый и светлый дух разбудил меня, он успокоил меня, он позволил мне почувствовать внутри себя тепло и он помог мне выйти из леса. Еще тогда в лесу, когда он проявлял заботу и любовь, мне на миг показалось, что я его знаю… что я его где-то видел, но я не смог вспомнить кто он. Я никогда не забуду его добрые, напутственные слова. Никогда не забуду своих слов сказанных ему в ответ: « А, теперь прощай. Лети свободный дух и помни, мое сердце никогда не забудет то, что ты сделал для меня »… Если бы только я знал, что это мой брат, если бы этого от меня не скрыл ты, отец. Я бы никогда его не послушал… – и Эрих замолчал, закрыл себе рот рукой, а после резко стукнул кулаком себя по груди. – Клянусь, я бы направил этот кинжал против себя, – молвил он чуть погодя. – Против себя, но только не против светлого духа. Я бы смог, смог, смог…. Противостоять…». И Эрих замотал, замотал головой, и снова…снова огрел себя по груди кулаком, будто стараясь пробиться к своему сердцу: « Когда я убил брата, и грудь его раскрылась, а из нее выплыл лазурно-прозрачный дух… Дух, который вывел меня из леса. То я весь содрогнулся и словно внутри меня, что-то заныло, закричало. Я подбежал к брату, наклонился и узнал его.. узнал… Я упал рядом с братом и зарыдал… Но я не прошу, отец пощады… не прошу прощения. Та боль, что сжигает меня изнутри, слишком сильна и ей нет успокоения. Все это время, что я сидел в темнице я мечтал только об одном, лишь об одном я просил Богов, которые никогда меня не слышат, чтобы они вернули моему брату жизнь, дали ему возможность жить дальше… Каждый день я выглядывал в окошко темницы в надежде хоть, что-то узнать о брате, хоть что-то услышать о нем. Но слышал лишь дурные вести… Слышал, что он слаб, что его лихорадит, что он бредит и верно не выживет, так говорили дружинники, оные, стерегли меня, так говорили люди проходящие мимо моего оконца. И тогда я падал на пол темницы и вновь молился Богам, которые могли помочь моему брату… А сегодня утром к моему оконцу прибежал Тур, он заглянул ко мне и сказал, что Святозар очнулся, и, что ты отец передал всем – он будет жить. Брат протянул мне через решетку руку, а я целовал его пальцы в знак благодарности»… Эрих закончил говорить опустил голову и горько заплакал. Правитель молчал какое-то время, по-видимому, что-то тягостно обдумывая, но вслед за тем молвил: « Эрих твой брат простил и просил за тебя. И так как я не хочу его расстраивать и не хочу, чтобы его раненное сердце тревожилось за тебя… То… я решил отправить тебя из престольного града в город Вегры туда, куда я хотел назначить тебя воеводой, если бы ты прошел испытание. Но нынче ты поедешь туда как простой воин и будешь там служить в дружине под началом старого воеводы Доброгнева. И я надеюсь, что тяжелая воинская служба укрепит тебя и сделает наконец-то мужчиной». Правитель встал и молча, указал Эриху на дверь. «Белян, Богдан, – обратился он к дружинникам, – сопроводите моего сына в город Вегры и сдайте в руки Доброгневу». Дубыня замолчал и вновь перевел дух.
– Это Нук, направил руку Эриха против меня, – тихо заметил Святозар и почувствовал внутри себя обиду и горечь за обманутого брата.
– Мы так и подумали с Храбром, когда в ночь нападения правитель отправил нас на розыски Нука. Во дворце его не было. А я взял Беляна и Богдана, и мы поскакали на его поиски. Мы скакали все утро и весь день, заезжали в деревни, которые стояли у дороги, но нигде его не видели. Мне даже показалось, что Нук выехал за пределы престольного города и пропал, словно испарился, а лошадь Эриха, через день вернулась одна. Странно…, – протянув, произнес наставник и покачал головой так, что накренилась на бок его высокая меховая шапка.
– Ничего странного Дубыня, – проронил наследник и горечь за брата, кажется, обожгла его сердце, отчего оно нежданно чуть ощутимо заныло. – Просто Нук вурколак.
– Вурколак, – изумленно переспросил наставник и порывчато повернув голову в сторону наследника пристально вгляделся в него. – Ну, тогда, ясно почему, его след потерялся. Тогда, все понятно. Доскакал он до ближайшего леса, отпустил коня, а сам кувыркнулся через пень, превратился в волка и пропал. Попробуй, отыщи его теперь.
– Верно, отыскать мы его и не сможем. Но, я думаю, он еще объявится, ведь не зря он все это затеял, не зря натравил Эриха на меня, ведь это ему зачем-то надо было. А, скажи, Дубыня, Эрих не говорил, зачем его Нук подговаривал на меня напасть, – негромко спросил Святозар, и поправив висящую на лоскуте ткани левую руку, почувствовал резкую боль теперь не просто в сердце, а во всей груди да поморщился.
Дубыня встревожено осмотрел наследника узрев, как судорожно шевельнулись губы юноши и ответил:
– Это было на третий день после нападения на тебя, правитель пришел в гридницу, куда вызвали нас и привели Эриха. И спросил его, почему он напал на тебя, и может его руку направил Нук, но Эрих ничего не ответил, низко склонил голову и заплакал. Правитель хотел было, что-то сказать, но прибежал Борщ, и закричал с порога, что тебе плохо и ты его зовешь… Отец твой так побледнел, что мы даже испугались за него, он поднялся, и, велев нам отвести Эриха в темницу, поспешил к тебе. Я, было, хотел, сам спросить Эриха, но он так рыдал, так бил себя по груди кулаками, что я решил, смолчать и больше его не о чем не спрашивать. Правитель еще несколько раз пытался с ним поговорить, но каждый раз все повторялось, он только рыдал, и колотил себя кулаком по груди… далась, же ему – эта грудь, словно другого места нет на теле.
– Дубыня, а вот ты мне ответь на такой вопрос…, – начал было Святозар, но внезапно услышал позади себя тяжелое, прерывистое дыхание и обернулся.
Прямо за спиной Святозара и Дубыни стоял Борщ, с разинутым ртом, глазами полными слез, и, махонисто разведя руки в сторону да указуя на них наследнику, сбивчиво заговорил:
– Ваша милость, нет в чаше то никакого снадобья! Нет, ваша милость, чаша та пуста!
Святозару тотчас стало так стыдно, что даже лицо его покрылось красными пятнами, потому что никакого снадобья в чаше то и не было, просто ему хотелось отделаться от назойливой заботы слуги.
– Ну, – протянул наследник и повел здоровым плечом. – Я просто хотел отослать тебя, и поговорить с наставником. Посему ты пойди, пойди, да займись чем-нибудь.
– А, как же, наказ правителя? Он мне строго настрого велел вас одного не оставлять. Как же я правителя ослушаюсь? – с тревогой в голосе вопросил Борщ, и несогласно замотал головой.
Впрочем, на выручку раскрасневшемуся Святозару пришел Дубыня:
– Ты, пойди, пойди, Борщ, тебе наследник говорит, займись чем-нибудь, а я Святозара сам провожу куда надо.
– Правда, и не на миг не оставите его одного, потому что тогда правитель будет очень сердится… очень…Ежели его милость останется без присмотра, – строго добавил слуга и осуждающего воззрился на наставника.
– Да, ты, что Борщ, очумел, что ли? Я же тебе говорю, сам его, приведу, нешто я не понимаю… Нешто не понимаю, как за него тревожиться правитель, – повышая голос, гневно сказал Дубыня, и несильно хлопнул ладонью по деревянному полотну скамьи.
Услышав в ответе наставника гневные нотки, Борщ сразу присмирел, поклонился, и, бросив на наследника заботливый взгляд, повернулся и неспешно побрел во дворец.
– Словно с маленьким, – с обидой в голосе заметил наследник, уставившись вслед слуге.
– Эх, Святозар, ты уж потерпи, столько-то отец твой пережил, дай время ему и его беспокойство уляжется, пройдет, – негромко молвил наставник, и наконец-то поправил еще сильнее скособочившуюся на бок шапку на своей голове.
– Да, я Дубыня, отца понимаю, но вот ты скажи, коли я вернулся и такое пережил, значит, Боги так хотят… А значит, нечего по пустякам тревожиться…. Ведь я отца уже пять дней уговариваю на двор меня отпустить, а он словно не слышит моих уговоров… «Нет, – говорит. – Ты еще слаб, ты еще не оправился»… А я может Дубыня, небо хочу увидеть, воздух морозный хочу вдохнуть, это же тоже надо понимать… И вот взял этого Борща приставил ко мне, он мне уже и так за эти дни надоел, все время трещит без остановки, и не встать, ни сесть нельзя. Ух, тяжко-то, как болеть, – выдохнув, дополнил Святозар.
– Так, что ты хотел у меня спросить, Святозар, перед тем как наш разговор прервал Борщ, – усмехнувшись словам наследника, спросил наставник.
– Спросить, – протянул Святозар, вспоминая, что хотел поспрашать у наставника, и свел вместе свои темные брови. А после порывчато кивнув, судя по всему припомнив, произнес, – скажи, Дубыня, а как вы с Храбром добрались до страны Беловодья?
Наставник надрывно вздохнул, и как-то скованно поежившись всем телом, ответил:
– Так и думал, что ты меня о ней спросишь. – Дубыня стих и, проведя рукой по лицу и бороде, верно смахивая оттуда махунечкие капельки притулившихся туда снежинок, слетевших с голубого небосвода, едва прикрытого полосами белых долгих облаков, пояснил, – когда твой отец сказал, что на этом свете нет людей, которые смогут тебя вылечить. Мы с Храбром предложили, так как мы уже там бывали, отправиться в страну Беловодья и добыть там для тебя воды из молочной реки. Но правитель только покачал головой, он сказал, что ты ведун, а значит, сможешь излечиться водой из молочной реки, только если сам в ней искупаешься. Это он в книги прочитал.