– Отец, – вступил в разговор Святозар. – Послушай, меня. Я думаю, ты не прав…. Не прав, что обвиняешь мать, будто она повинна во всех наших бедах. Разве она владеет магическими знаниями, разве знает заговоры и присухи. Ну, сам посуди, если она собралась извести наш род, какая ей разница, я буду обладать магическими способностями или Эрих. Она ведь наша мать, что я, что Эрих, выросшие с ней, мы бы были ей послушны и любили ее. Не проще ли ей было оставить меня во дворце и растить меня в ненависти к тебе. Однако нет… меня кто обладает магией, украли, а оставили Эриха, который, что может тебе противопоставить…. И потом, если бы мать хотела извести наш род вряд ли бы она родила тебе Тура и Малушу. Нет, отец, ты не прав…. Я вначале точно также как ты думал, но после… после, отец, когда я увидел, как Нук травит на меня Эриха, понял, не мать мне враг, а он – Нук… И мне кажется, отец, что и мать и Эрих они жертвы…. и верно жертвы этого самого подлого Нука.
– Тогда, почему, она ничего не объяснит мне, – вдруг и вовсе выкрикнул правитель, да пронзительно блеснул зелеными очами так, словно Святозар был повинен в молчании матери.
– Вот – это то и странно, отец, почему она тебе не объяснит, но может…, – и наследник посмотрел в расстроенное и встревоженное лицо правителя. – Может она не смеет рассказать тебе. Но возможно… скажет мне. Если бы, отец, ты позволил, нам увидится, поговорить.
– Нет, до поездки на Синь-камень не позволю. Я за тебя боюсь, пойми это наконец-то мальчик мой! – горестно выдохнул из себя правитель.
И Святозар почувствовал такую боль в тех словах, что не выдержав, протянул руку да ласково похлопал Ярила по плечу.
– Отец, я ведь ведун, ну, что она мне сделает. Нука здесь нет, а значит, опасности тоже нет. Ты, позволь ей отец прийти на пир. Она сядет по левую руку от тебя. – Святозар увидел, как торопливо правитель закачал головой, и более настойчиво дополнил, – ну, право молвить, отец… Что ты… ты же будешь рядом со мной, да и что она, хрупкая женщина, может сделать мне мужчине… Ну ты, сам подумай…. А мы с тобой, отец, посмотрим, понаблюдаем за ней. Гляди может она мне и довериться.
– Я подумаю, над твоими словами, мальчик мой… подумаю, – немного погодя вымолвил Ярил и тяжело вздохнул.
– Слушай, наследник, – внезапно обратился к нему, подошедший сзади Храбр и положил на его плечи свои тяжелые руки, слегка придавав к сиденью. – Может тебе хватит правителю праздники портить. Ты погляди на него, погляди, он ведь весь осунулся, почернел весь, как только ты свой разговор завел. Будет тебе его тревожить, коли не можешь чего доброго сказать, так сиди и молчи, да вон гусляра Соловья слушай.
Святозар от неожиданности открыл рот, а отец, услышав речь друга, улыбнулся и ответил:
– Храбр, да не тревожься, мы с наследником хорошо поговорили и он меня не обижал. Однако ты прав, нынче праздник и стоит тяжелые разговоры оставить на потом, стоит выпить медовухи нам с тобой, мой друг, и побеседовать о чем-то более приятном.
– Вот то-то же! – изрек довольный собой наставник, грозно глянул на Святозара, и, сняв руки с его плеч, направился к своему месту.
– Эх! – наконец-то смог выдохнуть из себя наследник, развернул голову и уставился голубыми очами на наставника. – Да, я что ж, я тоже с отцом поговорить, хочу. Не век же тебе Храбр с ним балякать, да медовуху пить.
Храбр так и не дойдя до своего места, вдруг развернулся и сердито проронил:
– Я, тебе наследник предлагаю послушать лучше гусляра, и чтобы мой правитель не грустил разговоры с ним поведу я. А коли ты не будешь слушать старших, то я как твой наставник, пошлю тебя опочивальню, запру дверь и будешь ты сидеть там один до завтра.
– Знаешь, Храбр, – вдруг усмехнулся Святозар, и, расправив спину, пошевелил плечами, да медленно застегнул застежку на кафтане. – Я бы может тебя и испугался, но вот видишь, между мной и тобой сидит, мой отец, а он никогда не допустит, чтобы ты запер меня на целые сутки одного в моей опочивальне. Оно как только за тобой закроется дверь, я открою окно, создам заговор и когда от моего окна прямо во двор, ляжет прекрасная резная лестница, я выскочу на нее и убегу к сыновьям Дубыни на гулянье. Ведь я точно знаю, где они сейчас гуляют.
Наставник уже севший на свое сиденье подозрительно посмотрел на наследника, и как-то не очень уверенно, молвил:
– И ты, думаешь, тебе удастся, создать лестницу?
– А, вот давай попробуем, – улыбаясь, предложил наследник и порывисто кивнул.
– Нет! – весьма громко сказал отец. – Пробовать ты, Святозар не будешь, вот лучше выпей медовухи и послушай Соловья, так мне будет спокойней.
Глава двадцать седьмая
Во второй день масляницы Святозар в сопровождении Борща вошел в гридницу. С самого утра наследник чувствовал, какую– то непонятную слабость так, что по первому даже не хотел идти на пир. Однако подумав, что этим он расстроит отца, пересилил себя. «Верно – это от хмеля», – сам себе сказал Святозар, но затем понял, что медовуха тут не причем, потому что голова не болела, а как-то странно давила грудь и стонало внутри сердце, словно испытывая какое-то волнение. Опустившись на свое место, наследник заговорил с дружинником Ратибором, что сидел во время пира на месте Тура, правителя же пока в зале не было. Через некоторое время двери открылись, и, в гридницу вошел отец, Святозар поднялся и приметил, что следом за ним идет мать. Наследник прямо-таки весь засиял да тока внезапно перед глазами его поплыл едва уловимый легкий дым и на месте матери он вдруг увидел желтоватую сгорбленную старуху с длинными седыми волосами. Святозар покачнулся и оперся правой рукой о стол, он тяжело потряс головой, прогоняя видение, и отер левой рукой глаза. А когда убрал руку, то на месте старухи сызнова узрел красавицу мать. Вот она идет, будто плывет, в нарядном бело-золотом сарафане высоко держит свою прекрасную голову. Правитель поравнялся с наследником и едва повел в его сторону глазами, да прошел к своему месту. Следом за отцом подошла мать нерешительно остановилась, робко подняла свои голубые глаза и посмотрела на сына. Святозар шагнул навстречу матери, и та нежно обняла его. И тогда почувствовал наследник, как быстрее забилось сердце матери, как тяжело она вздохнула, словно всхлипнув, как затрепыхалась душа ее в любовном порыве. Святозар отошел от матери первый, посмотрел ей в лицо и увидел, как из глаз ее потекли слезы.
– Не плачь, матушка, ведь нынче праздник, – сказал он ей.
Отец уже садился за стол, и мать увидев это поспешила к своему сиденью. Лишь она отошла от наследника, как он вновь почувствовал слабость и, чтобы не упасть поспешил сесть.
« Что это со мной, сегодня?» – испугано подумал Святозар, а подняв, как и все чашу медовухи лишь едва ее пригубил. И когда ядристая медовуха разлилась по телу слабость вроде отступила. Наследник взглянул на правителя, но тот был так сердит, близко сдвинутые брови говорили о его недовольстве, и Святозару показалось, что отец недоволен именно порывом сына.
Наследник попытался заговорить с правителем, но тот, по-видимому, не желая его слышать, остановил речь сына взмахом руки и устремил взгляд на гусляра. А после и вовсе подозвал Храбра, да посадил его между собой и Святозаром, показав всеми своим видом, что обижен и не желает с ним говорить. Святозар еще малеша смотрел на отца, и пожав недовольно плечами, взял чашу да отхлебнул еще немного медовухи, а когда наставник прямо-таки вырвал ее из рук наследника и вовсе повесил голову, не очень понимая, что в его поступке могло так задеть правителя. И чтобы хоть как-то развеять неприятное ощущение принялся слушать сказанье гусляра Соловья: « ДажьБог прародитель восурского народа и Жива Богиня весны возродили землю после Великого Потопа. И сошли воды с Мать-Сыра-Земли и потекли они в реки и окияны, и впитались они в Мать-Сыру-Землю, а там где не впитались, потекли и родники, и ключи, и ручьи, образовались озера и болотца. Выглянуло солнце, и ожила, зацвела, заблагоухала Мать-Сыра-Земля. А Богиня Жива шла по ней и разбрасывала цветы по пригоркам. Останавливалась подле деревьев, и, расставив широко руки, над ними, вытрясала из своих ладоней белые, желтые, розовые цветы. И такая Жива была молодая, такая пригожая, что полюбилась она ДажьБогу и соединила их Любовь – Лада-матушка в браке. И славили и радовались восуры обручению Живы и ДажьБога, ибо пришла на землю весна и тепло. Да пели, да величали восуры имена светлых своих Богов из века в век!»
Святозар слушал гусляра, наслаждался его голосом переливчатым и даже не заметил, как задремал. Перед глазами его поплыл густой и плотный туман, и ощутил он, что идет сквозь него, раздвигая его руками, ни впереди, ни позади ничего не видно, лишь чувствует наследник чье-то злобное, тяжелое дыхание, да липкие испарения, проникающие вглубь тела. Осторожно ступает по земле Святозар, пробиваясь вперед. И наконец, видит, что туман вроде как становится не плотным, редким, и вскоре совсем, слабее, пропадает. Святозар вышел в поле, покрытое густой, зеленой травой, а потому полю гуляет девочка-отрок, лет одиннадцать-двенадцать. У девочки светлые волосы, сплетенные в две длинные косички и венок из полевых цветов на голове. Девочка та и не далеко, и не близко, вроде бы хорошо ее видно, да лица не разглядеть. Девочка собирает цветы и плетет еще один венок, и хотя не слышно, но чувствует Святозар, что она поет, чистая и светлая та песня, такая, же как ее душа. А позади девочки лесок. Вдруг из него выскочил громадный волк, остановился, взглянул на нее и начал тихо подкрадываться. Да, нет то не волк, то вурколак, видно как у него задние ноги в коленях сгибаются вперед, словно человек шагает. Вурколак перекувыркнулся через пень, что стоял невдалеке, и вот уже идет сам человек, тихо ступает по земле, смотрит наследник в лицо вурколака и узнает его: темная кожа, длинные до плеч седые волосы и такие же седые усы, да злобное выражение лица. Обернулся Нук, взглянул на Святозара своими черными, волчьими глазами и подло ухмыльнулся, а потом, подошел к девочке. Хочет наследник к девочке броситься бежать, да не может, хочет ей крикнуть, да изо рта лишь стоны вырываются. Видит Святозар как подошел Нук к девочке, как всполошилась дитя, венок из рук выпустила, головку руками прикрыла, да ротик открыла, кричит верно. Наново было дернулся наследник помочь, спасти дитя, и вновь ничего у него не выходит, словно ноги у него к земле приросли. А Нук вдруг упал в траву да обратился в змею, да та змея большая, черная. Стала змея приподниматься, как бы вставать на хвосте, а на спине у нее расправился капюшон, и увидел Святозар, что с капюшона не него не мигая смотрят глаза Нука. Змея стала жалить девочку в ноги, в длинное цветастое платье. Дернулся наследник, и почувствовал как резко обо, что-то ударился, словно упал.