Ярил опустил сначала занесенную руку, а позже и разорванную рубаху сына, одернув ее на нем.
– А, ты, отец… ты подумал, что я не хозяин своему слову, – с обидой в голосе сказал Святозар. – Что я могу тебя ослушаться и вновь начать дурить? – и посмотрел прямо в глаза правителю, да так и не дождавшись ответа и не оглядываясь по сторонам, пошел к реке.
Святозара сотрясала дрожь от встречи с Нуком, и неприятного разговора с отцом и почему то очень захотелось сызнова нырнуть в воду. Подойдя к берегу, наследник торопливо снял с себя сапоги, и в штанах да в рубахе нырнул в воду и поплыл. Он плавал долго стараясь успокоиться, а когда дрожь и тревога улеглись смытые чистой, холодной речной водой Святозар вышел на берег и лег на речной песок, все еще обдумывая свою встречу с Нуком и в душе радуясь тому, что смог так хорошо его потрепать.
– Святозар, – сказал подошедший Дубыня и протянул ему сухую рубаху и штаны. – Отец велит тебе переодеться. – Наследник поднялся с песка и не глядя на наставника, молча принял вещи, а Дубыня с жалостью в голосе добавил, – и ведь верно, прав Храбр… Вода еще холодная, а ты в мокрой одеже да на земле, не ровен час захвораешь… Одевайся, и пойдем мы уже выступаем.
Только теперь Святозар бросил на наставника пронзительный взгляд, и ему стало вновь так обидно за себя, что он ничего не ответил Дубыни. И наскоро переодевшись, поспешил к поджидающим его другам. Взяв поводья у Молчуна наследник сел верхом на коня и двинулся следом, за молча отъезжающим отцом и его дружиной.
Святозар в сопровождении Стояна и Молчуна ехал позади колонны и смотрел в мелькающие перед ним спины другов и дружинников отца, а сам думал обо всем, что пришлось пережить за эти два дня.
– Святозар, – прервав его раздумья, сказал подъехавший Звенислав. – Этот ворон Нук, это и есть тот колдун, от которого ты рану получил.
– Да, – кивнув головой, ответил наследник. – Это он и есть.
– Просто, знаешь, я подумал, может мы с другами, будем убивать всех воронов пролетающих над тобой, – предложил весьма серьезно Звенислав.
Наследник глянул на Звенислава и внезапно засмеялся, да так громко, что ехавшие впереди понурые други оглянулись и удивленно посмотрели на него.
– Ну, ты и придумал Звенислав, ну и учудил, всех ворон убивать, – откликнулся он и на душе у него стало малеша полегче. – Ага, верно, так и сделайте. А затем возьмите мечи, да ступайте в лес и всех волков тоже убейте, потому что этот подлец еще и в волка умеет оборачиваться. – Святозар увидел, как вспыльчиво дернулось лицо у друга, и, прекратив смеяться, пояснил, – да, разве вороны виноваты… Виноваты, что в них черные колдуны могут оборачиваться, разве можно из-за одного мерзавца, всех под один гребешок ставить. Нет, друг мой дорогой, никого убивать не надо, только один Нук и заслуживает смерти, только он и должен за свои злодеяния отвечать.
– Ну, тогда, – не унимался Звенислав, уже сменив запальчивость лица на благодушие. – В следующий раз я поскачу следом за тобой, и сам перерублю этого подлеца на две части, чтобы он более не смел, чего дурного против тебя замышлять.
– Знаешь, Звенислав, – заметил, ехавший рядом, Стоян, и встревожено глянул на наследника, тягостно вздохнувшего. – Наверно такого сильного колдуна, каковым является этот Нук, кроме Святозара никто пополам разрубить то и не сможет. Ведь, я думаю, раз он может оборачиваться, по-видимому, его магия, хоть и черная, но все, же очень сильная, – Стоян замолчал. Он засунул руку к себе запазуху и достал оттуда ломоть белого хлеба укрытого в утиральнике, и, протянув наследнику, сказал, – поешь, Святозар, а, то правитель так осерчал, что не дал тебе позавтракать…. А ты еще видно дюже слаб и силы тебе верно нужны так, что поешь.
Святозар взял протянутый Стояном хлеб, благодарно улыбнулся другу и принялся есть.
Лишь только наследник поел, как сразу ощутил, что обида на отца куда-то испарилась. Святозар иногда привставал на стременах стараясь увидеть правителя. Но тот ехал впереди с Храбром и Дубыней и даже не оборачивался на сына, словно того и совсем не было рядом. Святозару очень хотелось подъехать к отцу и поговорить, рассказать обо всем, что он чувствует и думает. Но непонятно почему было боязно это сделать, а что если отец все же на него серчает и не захочет слушать сына. Так до полудня мучимый желанием приблизиться к отцу и страхом быть вновь, им не понятым, Святозар опустил голову, и, уставившись в гриву коня, затих. Вскоре к нему подъехал Лель и завел разговор, поведав ему, как рано утром его разбудил вопль Дубыни. И он, открыв глаза, увидел, не на шутку перепуганного наставника, который вскочил с места, при этом опрокинув большую мису в костер, да кинулся в след орлу, что-то громко крича. Тут же поднялся правитель и дружинники. Лель помолчал, а немного погодя продолжил:
– Он весь побледнел, когда услышал объяснения Дубыни, лицо его так передернулось гневом, что мы все те, которые уже поднялись, обратно сели на свои места. Правитель стоял на месте и смотрел туда, куда ты улетел. И было видно, как гнев на его лице сменяется тревогой. Прошло так много времени…. А после Горазд, указал в небо, на еле заметную точку, и тихо сказал, что это ты возвращаешься…. Потому и немудрено, Святозар, что он тебя так встретил.
Услышав рассказ брата, наследник решил, что возможно отец, все же переживает, за свой гневный выпад и скорей всего захочет его выслушать, и, посему понудив лошадь, направился к правителю, через расступающихся другов. Приблизившись к отцу, Святозар уставился ему в спину, набираясь храбрости и думая, какие надо сказать слова, однако правитель, точно почуяв на спине чей-то пристальный взгляд, обернулся, а увидев сына, засиял, засветился весь.
– Отец, отец, прости меня, но я право ни виноват ни в чем. Мне надо с тобой поговорить, надо рассказать. Ты будешь меня слушать, – сказал дрожащим голосом Святозар.
– Конечно, сын. Конечно, я тебя с радостью выслушаю… подъезжай ко мне, – обрадовано ответил правитель, и повернул коня правее, чтобы сын мог с ним поравняться.
– Знаешь, отец, – начал уже более спокойным голосом наследник, поравнявшись с правителем с одного боку и Храбром с иного. – Я думаю, что Нук он не человек.
Правитель не сводя сияющего взора с лица Святозара, поспешно спросил:
– Почему ты так думаешь, мальчик мой?
– Я, отец, видел, как он оборачивается, – принялся пояснять наследник и провел ладонью по раскосмаченной гриве своего коня. – Если бы он был человек, ведун то смог бы прочитав заговор, как я тут же обернуться. Если бы он был вурколаком, то для него достаточно было найти любой пенек, и, прочитав заговор обернуться. Однако Нук летел к тому пню в который был воткнут кинжал, лишь там он смог обернуться, и, схватив кинжал зубами убежать в лес. И я, отец, вспомнил, как недавно прочитал в книге, что есть такие существа, которые обитают в пекельном мире. Они чтобы обернуться человеком, зверем или птицей, создают при помощи кинжала пень, и только тогда могут оборачиваться… Они как бы привязаны к тому пню, лишь около него могут принимать разные образы.
– Я, тоже читал об этом, сын, и скорее всего ты прав, называя Нука существом, – заметил отец, немного погодив с ответом, а губы его взволнованно затрепетали. – Страшно даже подумать, какой ты опасности подвергал сегодня свою жизнь.
– Нет, отец, не тревожься. Я сегодня совсем не подвергался опасности, потому как та светлая магия, что заключена во мне, много сильнее злобы Нука. И сегодня, когда я его трепал в небе. Я думаю, он понял, что я не так слаб, как ему это представлялось… И я думаю, он понял, что ему не удастся так легко причинить боль моей любимой Восурии! – гордо заявил наследник и качнул головой.
– Хорошие слова, Святозар, – вмешался в разговор Храбр. – На таких как ты, мой мальчик, на людях, которые, не задумываясь, могут жертвовать собой ради своего народа всегда держалась, и будет держаться наша Восурия!
– Знаешь, сынок, я очень горд, что у меня такой смелый, храбрый сын. И это верно я плохой отец, что могу не доверять и сомневаться в тебе, – с сожалением в голосе молвил правитель да при том чуть придержал своего вечного поспешающего вперед жеребца.
– Я, отец… ты, будто, забыл… я твоей крови и твоей плоти. Потому, каков ты по духу, таков и я, – ответил Святозар, улыбаясь правителю и стараясь увести разговор из столь неприятного для него русла.
А ехавший подле Дубыня нежданно громко усмехнулся и добавил:
– Уж, это точно, ты сказал Святозар, что каков правитель, таков и ты, его сын. Иногда, когда ты Ярил шумишь на Святозара, я вспоминаю, каким ты был в его годы.
– Ох, – недовольно проворчал Храбр и скривил свои тонкие, алые уста. – Ну, чего ты при Святозаре говоришь, Дубыня.
– А, ты меня не перебивай, Храбр, я же помню каким и ты был в возрасте Святозара, – и, засмеявшись, так посмотрел на друга, что лицо Храбра принялось покрываться красными пятнами.
Святозар глянул на Храбра, и, увидев его испуганное и покрытое пятнами лицо, вслед за Дубыней звонко рассмеялся.
– Ну, – глубокомысленно произнес правитель и оглядел усмехающихся Дубыню и Святозара. – Не будем вспоминать былое.
– А, я, бы очень хотел, чтобы ты Дубыня рассказал мне каким был Храбр в моем возрасте… Вот интересно было бы послушать, да верно, посмотреть на него, – все еще продолжая смеяться, откликнулся Святозар.
– Да, что ж, ты на его Ратишу посмотри, ведь один в один… – начал было Дубыня, но резко был перебит Храбром.
– Знаешь, Дубыня, ты все-таки думай, что при Святозаре говоришь. А то он наслушается твоих рассказов… ему в голову юность ударит, обернется он орлом, в небо улетит… И тогда верно не только правитель, но и ты пожалеешь, что разбаловали мальчонку… Растревожили глупыми россказнями, – многозначительно посмотрев на друга, заметил Храбр и рукой отер лоб.
Дубыня сразу посерьезнел и перестал улыбаться, наверно, припомнив утрешнее.
А наследник повернул голову к правителю, и тоже вернув себе серьезность, сказал: