– Да, кто наследник ссориться, – все еще негодующе буркнул Храбр. Да малеша погодя бросил на Дубыню, сидевшего возле него, уже более миролюбивый взгляд, и, сменив гнев на милость, пояснил, – да, мы вот тут сидели и разговаривали о донесениях с юга. Воевода Жировит из города Лебедянь прислал гонца с вестью, что нагаки набирают войско и собираются походом. Жировит послал, как мы и велели посланников к беку Турусу, который клятвенно заверял, что войну готовит на неллов, но посланникам показалось, что он лжет.
– Отец, а о Нуке, что-либо слышно? – спросил Святозар и взволнованно глянул в его зеленые глаза.
– Нет, сын, – отрицательно мотнув головой, откликнулся правитель. – Никаких вестей, и посланники, предупрежденные о нем, не видели его среди нагаков.
– Это плохо… плохо, отец. Чувствую я это подлое существо, что-то готовит, – молвил наследник и озадаченно потер пальцем левую бровь.
– Ну, я думаю, что ты тревожишься напрасно, – заговорил Дубыня. – Скоро зима, а значит, до весны ничего не случится. Нагаки на нас не нападут зимой, потому что они больно наших морозов бояться, а к весне, я предлагаю правителю выдвинуться с дружиной и воями к границе. Прихватим с собой дружину Велислава, по дороге к нам присоединятся дружины с городов Дубна, Орел и Лебедянь. И я думаю, нагаки увидев нашу силу, не посмеют ступить на нашу землю.
– Если с ними будет Нук, посмеют, – заметил Святозар и на лицо его набежала понурая тень. – Нук уверен в своем черном колдовстве и ничего не побоится.
– Может тогда нас побояться нагаки? – вопросил Храбр.
– Я, думаю, что бек Турус уже ослеплен жаждой наживы, и тоже нас не побоится, – пояснил наследник, и, пристроив руки на стол, посмотрел на полыхающий белым светом камень на перстне. – А значит, нам не избежать войны. Так, что я согласен с Дубыней к маслянице необходимо подвести дружины к границе, оно как на юге теплеет быстрее, чем у нас.
Правитель муторно вздохнул, и, хлопнув ладонью сына по спине, сказал:
– Тогда, так и поступим, пошлем гонцов в города Орел, Дубна и Лебедянь, и велим им выдвигаться к границе, до масляницы. Да я думаю, что надо предупредить дружину Миролюба из города Прилятка, а когда к нам подойдет Велислав со своими другами, мы отправимся в поход.
– Нет, отец, не бери Велислава, – произнес Святозар и насупился, словно обдумывая, что-то весьма тягостное для его души. – Мало ли, что с нами случится на войне, он тогда останется старшим. Будет Туру за место тебя и меня.
Отец неспешно повернул голову, каким-то придирчивым взором оглядел сына, и, покачав головой, молвил:
– Ты, Святозар на войну не пойдешь, я так решил… Хватит тебе по походам хаживать. Война не для молодых. Ты, мальчик мой, останешься в престольном граде и заменишь меня, в случае чего…
– Нет, отец, – не дав правителю договорить, перебил его наследник и еле слышно вздохнул. – Не удастся мне в престольном граде отсидеться, не сможешь ты меня уберечь. Там среди нагаков будет Нук, а вам его без моей магии не победить.
– Уж, как-нибудь, – поддержал правителя Храбр.
– Нет, Храбр… никак…. Никак вы без меня не справитесь. И придется вам взять меня с моей дружиной в поход. А Велислава оставить тут старшим. – Святозар положил руку на плечо отца и негромко добавил, – отец, ты помнишь, что я вчера тебе сказал? Я обязан предать смерти Нука, обязан освободить душу брата из полона, а иначе мне не будет успокоения. Клянусь тебе отец, если бы там не было Нука, я бы тебе подчинился. Но и я, и ты… мы оба знаем, что он там будет, и я прошу тебя взять меня в поход.
Правитель молчал, точно взвешивал все «за» и «против», да лишь тихо постукивал костяшками сомкнутых пальцев правой руки по столу. Наследник видел, как тяжело дается принятие правильного решения отцу и потому опустил глаза, да уткнулся взглядом в ярко полыхающий белым светом перстень.
– Ох, – наконец-то вымолвил правитель. – Как мне не хочется это говорить, сын, знал бы ты. Но я вижу, что ты прав. И поверь мне, с тяжелым сердцем соглашаюсь с тобой. Пусть будет, так как ты решил, тебе, наверное, виднее… Оставим Велислава старшим в Славграде, а ты с дружиной пойдешь в поход.
Через некоторое время други покинули гридницу, а отец и Святозар отправились ужинать в белую столовую. Когда правитель и наследник вошли в столовую, то слуги уже накрыли стол. Святозар оглянулся в поисках Тура, и обеспокоенно спросил:
– А, где, Тур отец?
– Садись, – повелел правитель. А когда сын послушно опустился на свое место, ответил, – Тур приболел. Такой он у нас неслух, беда просто. Ведь я ему сказал вчера, иди во дворец, не бегай по двору, заболеешь, а он думаешь, послушал? Нет, конечно. Убежал в сад, да бегал там, покуда его Вячко не разыскал и не привел в столовую трапезничить. А сегодня на утро захворал. Да ты не тревожься, мальчик мой, я уже заговор прочитал над ним и ему легче. Но я все же решил, что ему надобно полежать, чтобы больше не было желания после бани раздетым бегать. А мы с тобой давай поедим, и если ты захочешь, то позже к нему сходишь.
– Хорошо отец, я так и сделаю, схожу к нему после ужина. А теперь и верно пора поесть, потому что я такой голодный, – молвил Святозар и обвел взглядом стол полный всяких явств.
– Еще бы, мальчик мой, цельные сутки не ел. Да, и вообще сразу видно, как ты за время похода похудел. Даже Храбр это приметил, и сегодня меня все выспрашивал, что с тобой случилось, – добавил правитель и положил себе на тарелку часть тушеного зайца, да предложил другой кусок, что пожирней сыну.
Святозар увидел зайца и весь передернулся, а лицо его и вовсе искривилось, точно правитель предложил ему не мясо, а слизняка:
– Нет, нет, отец, только не зайца.
– Это почему же сынок, ты вроде любил зайчатинку, – глянув на перекошенного сына, усмехнулся правитель.
– Да, отец, ты прав когда-то любил, – пояснил наследник и отвел взгляд от блюда с жареными кусками зайчатинки. – Но после того как мы двенадцать дней жили на вершине Сарачинской горы ожидая возвращения дружины из Беловодья, и я каждый день кормил Молчуна, Стояна и Часлава добытыми зайцами, меня при виде уже не разделанного зайца передергивает, а при виде жаренного и тем более. Так, что нет!… зайца я не буду.
– Ну, а, как насчет жареной рыбки или ушицы, – благодушно улыбаясь, спросил правитель.
– Нет, отец, и ухой я тоже пока сыт, – мотнув недовольно головой, откликнулся Святозар. – Ведь до Приславля мы только рыбой и питались. Хлеб закончился, а что за еда для восура без хлеба, то не еда, а так никакого вкуса и аппетита. Хлебаешь эту уху, ешь рыбу, уж я не буду вспоминать зайца, и не ощущаешь ничего внутри, никакого насыщения вроде поел, а все же голодный остался. Когда в Приславле воевода Всеволод пополнил наши запасы и привез хлеба, так, не успев даже отплыть от причала, мы сразу кинулись к нему. Путят, я, други, воины, все хлеб похватали, да давай его родимый прежде нюхать, да после есть. Знаешь отец на нашем восурском столе главное блюдо хлеб. Нет ничего важнее его. Ведь на хлебе… на нашем славном и чистом хлебе держится не только землепашец, не только рыбак, не только воин, но и правитель. Так, что отец, коли тебе кажется, что я дюже исхудал, ты мне покуда не предлагай мясо и рыбу, а лучше придвинь вон, те расстегаи, что поставили прямо подле твоей левой руки, которые ты, по-видимому, любишь, а теперь, похоже, буду любить и я.
– Конечно, сынок, конечно, – поспешил ответить правитель, и подал сыну блюдо полное расстегаев, румяных таких больших пирожков со словно расстегнутой серединой, показывающей свою восхитительную, сочную начинку. – Только уж извини, мальчик мой, но эти расстегаи с печенью налима.
– Ну, что ж, отец придется смириться и есть такие прекрасные расстегаи с печенью налима, – грустным голосом протянул Святозар и положил себе на блюдо сразу пять штук.
– А ты, сынок, – отметил правитель, и указал рукой на стол. – Посмотри кругом, погляди, как для тебя слуги постарались, сколько приготовили. Вот тебе пироги с грибами, с капустой, с кашей и яйцами, с творогом, а вот и сладкие с земляникой и малиной, с яблоками и вишней. Кушай, сынок, кушай, все, что пожелаешь, отъедайся…
– Отец, – спустя время, окликнул правителя Святозар, на малеша отвлекаясь от своих расстегаев. – Вчера в бане, ты так и не сказал, разрешаешь ли ты мне разрушить заговор и начать учить Тура.
Правитель воззрился на наследника, и сразу было видно как в нем борется любовь к сыну и неприятие изменения традиций, однако немного помедлив, он ответил:
– Я весь день думал, о том, сынок, что ты мне поведал. И конечно я во всем с тобой согласен, и особенно в том, что это неверная традиция, привела к такой трагедии в нашей семье. Но я думаю, что надо пока погодить с разрушением заговора, чтобы я свыкся с этой мыслью.
– Отец, – тихо сказал Святозар, утер губы утиральником и положил его на прежнее место на стол. – Весной мы пойдем на войну с нагаками, и кто знает… – Наследник чуть слышно вздохнул и, кажется, затрепетали не только его губы, но и руки, замершие подле груди. – Смогу ли я одолеть Нука и остаться живым. Поэтому до того времени я хочу быть уверен, что хотя бы наполовину исправил то, что когда-то необдуманно совершил. А чтобы убедить тебя в своей правоте… Я расскажу тебе вот, что. Когда я был Богомудром и умер, то пришел в Ирий-сад, там меня встречала Богиня Буря-Яга-Усоньша– Виевна. Она взяла меня за руку и довела до полей, что расстилались впереди и колосились ядреной пшеницей. Навстречу мне вышел ДажьБог, он подошел и обнял меня, приветствуя как своего сына, а после сказал мне: «Здравствуй, дорогой мой мальчик. Ах, что же ты натворил, что натворил. Как ты мог создать этот заговор и подвергнуть души своих потомков такой опасности. Как ты был неблагоразумен, из-за одного сына поставил под угрозу весь свой род, весь восурский люд. Но придет время, сын, и я дам тебе возможность исправить то, что ты натворил. А до тех пор буду сохранять, и оберегать твоих потомков, моих внуков». Это последнее, что я помню из жизни Богомудра. И теперь, отец, я прошу у тебя, разрешения выполнить повеление ДажьБога и вернуть все на круги своя, тогда я буду спокоен. Я разрушу заговор, обучу Тура магии, и даже если в бою с Нуком Боги даруют мне смерть, смогу обрести покой.