Правитель внимал речи наследника очень внимательно, а услышав последние слова сына, недовольно повел плечами и вопросил:
– И как ты разрушишь заговор?
Святозар во время рассказа беспокойно водивший по краю блюда пальцем, поднял голову, и, глянув на Ярила, пояснил:
– Для этого мне нужен твой перстень и книга. Заговор я знаю, ведь я сам его создал, а разрушить смогу без труда. И тогда зная заветные слова, можно будет спокойно открыть книгу и прочитать скрываемое в ней. Печать, что находится на моей и твоей руке не понадобится.
– Хорошо, сын. Выполни повеление ДажьБога, и может быть ты тогда, и впрямь успокоишься, и ко мне вернется мой беззаботный шутник сын, – сказал отец, снял перстень с пальца и протянул его наследнику.
Святозар с почтением принял перстень протянутый правителем, и, улыбнувшись, молвил:
– Этот перстень, Богомудру подарил Альм перед самым его отъездом в страну Эвлисию. По просьбе царя Альма, его старший брат Гмур, который был прародителем великого народа гомозулей, изготовил этот перстень. Альм поведал мне, что я могу вложить в перстень магию, которая не иссякнет по происшествию многих веков, а я видишь отец, как неразумно воспользовался этим даром.
– Мальчик мой, – после недолгого молчания произнес правитель, пристраивая ложку подле своего блюда. – Я говорил тебе это вчера, скажу и сегодня. Мы ведь люди и нам свойственно ошибаться. И мне, и Богомудру, и тебе… Сейчас пришло твое время исправить эту ошибку, и наверно тебе не стоит так себя мучить, тем, что когда-то ты необдуманно совершил.
– Знаешь, отец, – будто не слыша слов правителя, сказал погруженный в свои мысли Святозар и потер пальцем бровь. – А ведь царь Альм когда я у него был узнал меня… Да… до меня только, что это дошло. Перед самым отплытием из страны Эвлисии, он сказал мне: «….Помни, мое сердце всегда будет любить доброго и светлого юношу, который спас меня от подорожной вольницы ». Он узнал меня, когда одевал мне на палец подаренный перстень… и мой палец и перстень засияли лазурным светом так, как горит моя душа. Он знал, что я познаю душу в Беловодье и вспомню его и оставил мне послание. Великий мой учитель, какой же я был у тебя скверный ученик…
– Святозар, – нежданно весьма гневно прервал его отец, и стукнул ладонью по поверхности стола, отчего пустые блюда, чаши и хрустальный сосуд подпрыгнули вверх и вроде как застонали. – Прекрати так говорить. Мне неприятно слышать, что ты постоянно стараешься себя обидеть. Я не знаю, может, ты получаешь от этого удовольствие, но мне это больно слышать. Я не считаю тебя скверным сыном, человеком или учеником. Ведь ты сам только, что сказал, что Альм назвал тебя добрым и светлым юношей. А значит прекрати себя терзать и мучить, исправь то, что натворил, и больше не оглядываясь назад, иди вперед, мальчик мой.
– Да, отец, ты прав, – согласился Святозар, и, надев перстень отца на левый указательный палец, взглянул на правителя. – Я должен исправить свою ошибку и идти вперед, потому что путь мой только начался.
– Вот то тоже, – уже более мягко добавил правитель. И чтобы перевести думы сына в более светлое русло поинтересовался, – а скажи мне, мальчик мой, если ты разрушишь заговор, то мы с тобой потеряем защиту от внезапной смерти, которая нас бережет.
– Это долгий сказ, отец, готов ли ты его выслушать, – улыбнувшись, и налив себе в чашу клюквенного напитка поспрашал наследник.
– Что ж, если ты мне тоже нальешь клюквенного напитка, я с удовольствием послушаю его, мальчик мой, – заметил правитель и придвинул свою чашу к сыну.
Святозар налил полную чашу напитка правителю, и, поставив высокий хрустальный сосуд на стол, начал свой сказ:
– Когда я родился впервые на земле, и не только телесно, но и духовно. То мой отец ДажьБог хоть и принес меня на воспитание моим названным родителям божатым, но никогда меня не покидал, он вел меня по моему жизненному пути и всегда поддерживал, как теперь ты, отец. Когда мне было семь лет, он принес мне в дар свой меч Кладенец. Люди видевшие, как дорог я самому Богу, любили меня и признавали старшим. А когда мне исполнилось тринадцать лет, они нарекли меня вождем племени. Рядом с нашим племенем проживал народ. Этого народа уже много веков как нет на земле, но тогда, когда ДажьБог приносил отроков, из которых позже появилось сильное и могучее племя восуров, они еще жили и были очень сильны. Этот народ мы называли фантурами, мой отец ДажьБог говорил мне, что это был один из первых народов на земле, который породил Сварог. Долгое время они верили в Сварога, почитали Семаргла и Перуна, но затем, как это часто бывает среди людей, изменили своей вере, забыв истинных Богов и создав себе новых кумиров. Я был еще юн, но помню их прекрасные каменные города, с высокими треугольными постройками, где они хоронили своих кесарей. Мой народ набирал силу, нам помогали Боги, и, видя это фантуры стали нас бояться. А когда они прознали про то, что я сын ДажьБога, решили меня убить да посем напасть на мой народ и уничтожить его, пока он молод еще. Они прислали ко мне посланников, для переговоров, но вместо разговоров на меня напали и убили, тогда мне было пятнадцать лет. Душа моя покинула тело и отправилась в Ирий-сад, я помню, что там еще стояли деревянные ворота, которые нужно было открыть, победив великанов и василисков, да ответив на вопрос грифона. Но я был слишком юн, чтобы пройти все эти испытания и попасть в Ирий-сад, тогда ко мне прилетел ДажьБог. Он встал рядом, закрыв меня руками от разъяренных великанов которые кидали в меня камни и позвал Бурю-Ягу-Усоньшу-Виевну, а когда та появилась, потребовал от нее, чтобы она меня отпустила, потому как я его сын, и слишком молод, чтобы умирать. Буря долго стояла обдумывая слова отца, а потом… потом посмотрела на меня, улыбнулась и разрешила вернуться. ДажьБог взял меня за правую руку и взлетел, но тут мы услышали голос Сварога, который не позволял мне возвратиться в мир. Отец сызнова вернул меня на вершину и сказал мне, чтобы я не бился с василисками и великанами, и не слушал вопросов грифона, иначе ему не удастся мне помочь, а сам улетел. Я стоял на самом краю вершины и смотрел на злобных великанов, каковые как только увидели, что ДажьБог покинул меня, начали звать меня на бой, а когда я не принял их вызов, снова принялись кидать камни, пытаясь сбить меня с горной кручи. Подле их ног ползало пять здоровых василисков и своими огромными оранжевыми глазами поглядывали на меня, но я был уже мертв, и не боялся их взглядов. А где-то высоко в небесной дали я видел летающего грифона. Некоторое время спустя вернулся отец, он сказал, что Сварог разрешил мне вернуться. И тогда ДажьБог вновь подхватил меня и понес, держа за правую руку. Я видел, как он приблизился к земле, к моему дому, к моему телу, да будто зависнув над ним, резко отпустил меня. Я стремительно ударился об собственное тело и впорхнул в него, глубоко вздохнул, и поднялся, а рана, от которой я умер, исчезла. И как только я поднялся… я позвал своих людей и последовал на бой. Но боя между нами и фантурами не было, потому что рядом со мной ехал на своем прекрасном белом коне мой отец ДажьБог. Фантуры увидев моего отца, повернули лошадей и в страхе поскакали с места боя, тогда же во вспышках молний появился сам Бог Перун и принялся забрасывать их бегущие войска молниями. ДажьБог последовал к своему отцу на помощь и затем они вместе погнали фантуров до их городов и построек, оные сожгли, оставив там лишь пепелище. После победы над фантурами, ДажьБог привел меня к Синь-камню и нарек там меня правителем Восурии, да защитил волшебством. Объяснив всем людям, что покрыл меня, своего сына, и весь мой род, оберегом, и если меня коснется чей-то меч или стрела и я умру, то мой убийца умрет вместе со мной. Посему, отец, ты не беспокойся, как когда-то на меня первого правителя Восурии сошел этот оберег, так и до конца времен он не потеряет своей силы, ведь это дар ДажьБога. И только в единственном случае, мы потеряем это волшебство тогда, когда изменим своим Богам и своей вере.
– Да, сынок, – молвил довольно сияющий правитель. – Из всего, что ты мне рассказал за эти два дня, меня порадовало одно…
– Что, отец? – удивленно приподняв брови, спросил Святозар.
– Теперь мне не придется тебя ругать, что ты не интересуешься жизнью своего рода, – окинув заботливым взглядом наследника, ответил правитель.
– Уж это точно, отец. Теперь поневоле будешь знать большую часть своего рода, потому что являешься сам его участником, – согласился наследник и засмеялся.
– Ну, а теперь, мальчик мой, когда ты засмеялся, и у меня на душе от звука твоего смеха стало светло и тепло, я бы хотел спросить у тебя вот, что… – благодушно улыбаясь, произнес Ярил. – Когда же ты решил провести заговор и где?
– Я, отец, – прекращая смеяться, и сразу сделавшись серьезным, откликнулся наследник. – Хочу провести заговор завтра. Для этого мне нужен солнечный день. Ровно по полудню, я возьму перстень и книгу. Ну, а где? Подойдет светлая комната. Да, я только хотел, что сказать, отец… Когда заговор подействует, у меня и у тебя на левой руке пропадет печать, весьма необычно… Поэтому когда я пойду в светлую комнату, ты тоже должен остаться один, чтобы никто не видел, что с тобой произойдет. – Святозар смолк и прерывисто вздохнув, добавил, – одно меня тревожит, отец, это Эрих. Ведь у него тоже пропадет печать, и что он мой несчастный брат подумает…
Правитель протянул руку, погладил сына по каштановым кудрям волосьев и мягко заметил:
– Что ж, мальчик мой, наверно подумает, что это Боги лишили его печати.
– Бедный… бедный мой брат, весь он искалеченный и вот опять, – дрогнувшим голосом молвил наследник. – Но если мне удастся победить Нука и освободить Эриха, может жизнь его наладится. И тогда давай отец вернем его домой, пусть живет среди нас и отогревается душой.
– Верно, мальчик мой, мы так и сделаем, – поспешно проронил правитель, желая непременно поддержать своего сызнова загрустившего наследника. – Победим с тобой нагаков, предадим смерти этого низкого Нука и вернем нашего дорогого Эриха домой, и будем жить в мире!