Сенич бережно держал руку наследника и ждал повеления правителя, но так как Ярил колебался, заметил:
– Наследник, ваша светлость и руки может лишиться, поглядите сами, – и приблизил кровавое месиво к правителю.
– Не тревожь отца, Сенич, ничего я ни лишусь. Этот ожог послан самим Богом Семарглом, неужели ты думаешь, он может лишить меня руки? – спросил Святозар и чуть зримо дернул рукой.
Сенич испуганно воззрился на наследника, и тотчас заботливым движением положил его руку на столешницу. И более не ожидая повелений правителя, резво открыл пузыристую склянку, вытащив из ее изогнутого горлышка деревянную втулку. Расстелив тряпицу на столе, слуга выгреб из склянки мазь, да размазал ее по поверхности ткани, а после бережно возложил тряпицу с мазью на руку Святозара. Наследник опять едва слышно застонал, покривил губы, а Сенич перевязал руку так, чтобы тряпица с мазью не слезла, и, легонько погладив Святозара по волосам, поинтересовался:
– Может, ваша милость, вам сбитня принести, чтобы вы попили, и успокоилась ваша боль.
– Нет, Сенич не надо… Спасибо за все, – ответил Святозар и отрицательно мотнул головой.
Когда слуга, тяжело вздыхая и чего-то невнятное бурча себе под нос, покинул гридницу, наследник прижал больную руку к груди, и преодолевая боль, негромко сказал:
– Хорошо отец, что это левая рука, а не правая… Страшно даже подумать, что было бы с даром царя Альма, если бы перстень был надет на левую руку… Не было бы перстня, оно как золото расплавилось, а волшебный алмаз так и остался навеки сиять в моем пальце. И не смог бы я тогда никак передать его своим детям. Но зато, отец, как бы пугались моего пальца наши враги. Представляешь, у наследника престола в пальце сияет камень-алмаз.
– Ох, сынок, это злая шутка. Мне не смешно, – печально отметил правитель и жалостливо посмотрел на прижатую к груди руку Святозара. – Давай лучше я помогу надеть тебе кафтан, не хочу, чтобы ты еще и захворал.
Правитель поднялся, и, подойдя к сыну, каковой без задержу также встал, помог надеть ему кафтан, да застегнул на нем все застежки. Он трепетно оправил на наследнике одежу, и придерживая его за здоровую руку, вроде страшась выпустить, вопросил:
– Может и вообще не стоило читать этот заговор?
– Как же, отец, не стоило, пойдем, я тебе покажу, какую мне красоту даровал Семаргл. Теперь у меня волшебный меч ДажьБога и волшебный щит Семаргла, трепещи подлый Нук, – весьма жизнерадостно выкрикнул Святозар. Он лишь мгновение медлил, да пристроив правую руку на плечо отца, взволнованным голосом вопросил, – а чего гонец от Доброгнева приезжал?
– Мальчик мой, – будто не слыша вопроса наследника, проронил правитель и отвел взор от лица сына, зыркнув на дверь, ведущую из гридницы. – Я только переживаю, как бы этот заговор с щитом не попал в какие-нибудь не умелые руки.
– Ты, отец, подумал о Туре? – переспросил Святозар и усмехнулся, вспомнив о спящей няне Бажене.
– Ну, и не только о Туре, я вообще, – теперь правитель зыркнул прямо в голубые глаза наследника.
– Тревожиться не стоит, отец. Так как этот заговор Семаргл открыл лишь для меня. После того, как я его исполнил книга закрылась, выпустив из себя оранжево-красные похожие на снег крупинки, которые упали на волоху и окрасили ее в ярко-желтый цвет, – молвил наследник, и задорно засмеялся. – Вот же любит Вед менять наряды, теперь еще не раз изменит цвет волохи, пока не станет какой-нибудь землистой.
Правитель, успокоившись пояснениям наследника, улыбнулся ему, а погодя черты лица его нежданно судорожно шевельнулись и по ним, кажется, прокатилось надрывистое трепыхание, да, таким же содрогнувшимся голосом он сказал:
– Доброгнев прислал гонца с плохими вестями, сынок. Ты правильно меня тогда предупреждал насчет Эриха… В середине месяца просимецъ, Эрих пропал из города. Доброгнев обыскал весь город и ближайшие деревни и узнал, что Эриха видели с человеком похожим на Нука, и кто-то даже видел, как темной ночью они уезжали из города на лошадях.
Святозар державший отца за плечо при первых же его словах так крепко в него вцепился, точно пытаясь удержаться и не упасть, да побледнев как полотно, тихо произнес:
– Как же так, отец, ты же велел Доброгневу не спускать глаз с брата, почему он тебя ослушался, почему?
– Нет, сынок, он не ослушался… Как я и велел, он не спускал с него глаз, поселил его в своем доме. Но Эрих перед побегом был сам не свой, много плакал, сидел в своих покоях не выходя, и ничего не ел. Доброгнев подумал, что он заболел, вызывал к нему знахаря… А посем поздно ночью он убежал, через окно. Доброгнев когда вошел к нему в покои был потрясен. – Теперь голос правителя и вовсе лихорадочно дернулся, но он справился с собой и более спокойно продолжил, – все перевернуто вверх дном, укрывало, подушки, простыни разорваны на части, у столов и сидений сломаны ножки, и стекло в окне выбито, словно Эрих выпрыгнул, в него, не открывая.
Святозар тягостно покачнулся из стороны в сторону, на лицо его набежала тень так, что, кажется, не только нахмурилось оно, но и будто все потемнело и, чтобы хоть как-то совладать с волнением, юноша глубоко задышал.
– Ничего, сынок, ничего, – протянул правитель, не ведая как поддержать сына, да стремительно привлек его к себе, и, обняв, начал гладить по голове.
– Надо, сказать, другам, – сглотнув огромный ком воздуха, оный вроде застрял во рту, заметил наследник. – Они должны знать, что Эрих может объявиться на стороне нагаков.
– Эх, сынок, други нас с тобой поймут, – тихо выдохнул правитель. – А что про меня люди скажут… Скажут, что вырастил я предателя…. который против земли своей, против народа пошел.
– Отец, – отстраняясь от него, бедственным тоном проронил Святозар и в очах его блеснули слезы. – Но я то, я то буду с тобой… И я ни кому не позволю, так на тебя говорить, мой дорогой отец.
– Конечно мальчик мой, ты будешь рядом, и это уменьшит… намного уменьшит боль в моей душе, – молвил Ярил и лучисто улыбнулся сыну. – А теперь пойдем, посмотрим твой щит и пора уже обедать.
После того, как Святозар показал отцу свой щит и новую волоху Вед, правитель покинул светлую комнату, сказав сыну, что ждет его в белой столовой на трапезу. Наследник взял щит и унес его в свою опочивальню, где положил сверху на большой темный с крышкой сундук, в коем уже находились завернутые в ткань кольчуга, шлем, лук и меч ДажьБога. Святозар не стал убирать щит в сундук, оставив выполнение этой почетной обязанности Борщу, а сам меж тем торопливо сняв с сиденья аккуратно повешенный кунтыш и соболью шапку, с трудом натянув первое поспешил на Ратный двор к Храбру.
Святозар вышел из дворца в «чистую» рощу и побежал, оно как весьма желал поскорее увидеть наставника, чтобы рассказать ему об Эрихе и переживаниях отца да спросить совета. Сегодня на дворе было холодно, снег, выпавший два дня назад, укрывал землю ровным, белым ковром. Деревья и кусты, обряженные в роскошные стеклянные одеяния, поблескивая, переливались в солнечных лучах дивными, мозаичными красками. Далекая голубизна неба казалось отражалась от тех чистых как слеза убранств. Наследник бежал, прижимая больную руку к груди по широкой очищенной дорожке, под ногами поскрипывал снег, и дышалось так легко морозным воздухом, что если бы не эта тяжесть на душе, тревога за Эриха, и отца и не заживаемая боль по матери, то можно было бы даже улыбнуться красоте сегодняшнего дня.
Подбежав к Ратному двору, Святозар перешел на шаг, чтобы выровнять дыхание и своим видом не напугать наставника. Наследник увидел Храбра и Тура, которые вместо занятий стояли и о чем-то оживленно беседовали.
– Храбр, – окликнул Святозар наставника, и, подойдя ближе, снял шапку, да утер мокрый лоб. – Здравствуй, а чего вы не занимаетесь?
– Да, вот, наследник, ждем тебя, – недовольно буркнул Храбр и осуждающе посмотрел на Святозара.
– Храбр, а зачем вы меня ждете? Я же вчера сказал, – возвращая шапку на голову и удивленно пожимая плечами, ответил Святозар. – Что сегодня поеду провожать воев и не приду.
– Это ты кому сказал, – гневаясь и хмуря брови, спросил Храбр. – Мне?
– Тебе, когда, уходил с занятий… А после еще, когда ты вечером в гриднице с отцом сидел, тоже говорил. Ты чего забыл? – поинтересовался Святозар и расстегнул кунтыш, чуя, что еще морг и с него во все стороны пойдет пар, точно от каменки.
– Забыл он, забыл Святозар… Я ему говорю, что ты ему говорил, а он мне в ответ, что ничего такого не слышал. И поэтому мы тут стоим и ждем тебя, – заметил Тур, и, закрыв рот ладошкой, чтобы не было слышно, как он смеется, глянул на брата.
Храбр подозрительно посмотрел на Тура, с которого так и прыскал смех, перевел уже более миролюбивый взгляд на Святозара, и, улыбнувшись, молвил:
– Верно, я забыл.
И тогда Тур оторвал ладошку от губ и громко захохотал.
– Тур, прекрати, – строго произнес наследник, и осуждающе глянул на младшего брата. – Просто иногда у взрослых столько дел, что они могут и забыть что-либо. И знаешь, что гоготун сбегай-ка пока в сад, мне надо поговорить с Храбром, – но Тур, точно не слыша Святозара не прекращал смеяться, и, схватившись за живот уже присел на корточки.– Слышь меня гоготун, а то я сейчас пойду няню Бажену разбужу, и может она мне поведает, что-то не приятное для тебя.
Только Тур услышал про няню Бажену, как тут же перестал смеяться, отпустил живот, поднялся с присядок, и беспокойно воззрившись на Святозара, спросил:
– Куда брат, сбегать ты сказал?
– Вот то тоже, в сад брат сбегай, в сад, – все также сурово добавил Святозар.
Тур немедля утвердительно кивнул головой и побежал, как и велел наследник в сад, изредка оглядываясь, будто боясь, что старший брат его догонит и все-все выпытает про мирно спящую няню Бажену.
– Тур, ты, только в снег не лезь, а то весь намокнешь, – крикнул ему вдогонку Храбр. А засим уставившись на наследника, поспрашал, – что-то случилось Святозар? Ты какой-то взлохмаченный.