– Ого, отец, – восхищенно оглядывая блюдо, спросил Святозар. – А откуда расстегаи и кулебяки?
– А это тебе Жировит, вместе с Вячко прислал, когда тот ездил в Лебедянь за шатром, – ответил правитель и сызнова добродушно улыбнулся.
– И откуда, это интересно, – наливая себя в чашу молока, переспросил наследник, и зыркнул на правителя. – Жировит знает, что я люблю расстегаи. – Святозар взял пирог надкусил его, и, прожевав, добавил, – э… э… да еще и с печенью налима, мои любимые.
– Да, откуда, Жировит знает… Я ему и сказал, да попросил приготовить, вчера, когда к нему заезжал, – пояснил, по-видимому, довольный тем, что угодил сыну правитель.
– Вот же, отец, – прекращая на миг жевать, и надсадно вздохнув, молвил Святозар. – Уж и правда, ты самый лучший отец.
– Да, ешь, ешь ты, – откликнулся правитель, и усмехнулся.
– Смотри, Святозар, – немного погодя, когда наследник принялся за очередной четвертый расстегай, произнес Храбр, по-доброму наблюдая за ним. – Смотри вместе с пальцами расстегай не съешь.
Святозар оторвался от еды, глянул на сидящего напротив него, подле самого стола Храбра и беззаботно ответил:
– Что ж, Храбр, коли откушу, так сам же себе их и прилеплю обратно. А вот тебе я шутить не советую, потому что коли пальцы откусишь ты, то тебе уже их никто не прилепит обратно. Отец то мой, заговор этот не знает. Так то…
Дубыня и Стоян громко засмеялись над Храбром, у оного от тех слов разом вытянулось лицо, а лоб точно надвое разрубили две горизонтальные морщины.
– Ну, и хороший же ты, ученик, благодарный такой, ничего не скажешь. Когда надо значит, я тебя учил, помогал, перед правителем заступался… А как пальцы отгрызу, ты значит в кусты. Ты значит, на место лепить их не будешь? – улыбаясь, спросил Храбр.
– Нет, Храбр, не буду. Да и вообще, на что тебе такая куча пальцев, ну вот скажи… И потом, одним больше, одним меньше… меч ты и так удержишь. А моему отцу, только это и надо, чтобы ты меч в бою мог удержать, – пояснил Святозар, и накрыл оставшееся на блюде утиральником, да вытер руки о другой. А когда вмале веселый смех в шатре утих, уже более серьезным тоном обратился к правителю, – отец, что тебе рассказал Эрих?
– Ну, что, мы Ярил тогда пойдем, а вы поговорите, – немедля молвил Дубыня, подымаясь с табурета стоящего рядом с ложем.
– Нет, Дубыня, – останавливая друга движением руки, сказал правитель. – Останьтесь, вы и так все уже знаете. Эрих рассказал мне Святозар, что его душа в полоне у Нука, что он не может противостоять его приказам, но иногда он все же пытается бороться с ним, однако это не всегда удается. Если честно, он говорил, все это так, что я его не очень понял. – Ярил помолчал удивленно пожал плечами и продолжил, – не понял, что он имеет ввиду, и как Нук его заставляет. Я спросил его, почему он мне не рассказывал об этом раньше, а он посмотрел на меня, будто не понял моего вопроса. А посем, сказал, что пока он не побывал в Сумрачном лесу и не увидел того духа… ну, то есть тебя, то ничего внутри не чувствовал. Когда же он кинул в тебя кинжал, и узрел выходящую из тебя душу и узнал ее, то внутри у него, что-то всколыхнулось и он смог какое-то время бороться с Нуком. – Правитель нанова смолк, тяжело вздохнул, и заметил, – я его, мальчик мой, не смог успокоить, да и, правду гутарить, не смог понять… Может это удастся тебе, когда он проснется.
Святозар слушал отца молча, уткнувшись взором в цветастый утиральник, прикрывающий сверху оставшуюся еду и беспокойно теребил на руке перстень царя Альма, его лицо по мере сказа Ярила то бледнело, то наоборот краснело. Когда же правитель закончил, наследник порывчато поставил на стол локти и уткнул снова побелевшее лицо в ладони, пытаясь подавить рвущийся из него вопль ужаса, да лишь едва слышно простонал.
– Святозар, – тревожно спросил Храбр. – Что с тобой?
Наследник не в силах отвечать, лишь нервно замотал головой. Правитель взволнованно вскочил с места, подошел к сыну, и, убрав ладони от лица, заглянул ему в глаза и очень тихо прошептал:
– Ты, что-то знаешь, сынок, скажи?
Святозар опять замотал головой, а засим стремительно поднялся с табурета, оперся руками о стол, точно страшась упасть и срывающимся голосом, ответил:
– Будем, будем… отец, надеяться, что я ошибаюсь… Потому как если я не ошибаюсь… – Наследник не в силах договорить, замолчал, посмотрел в беспокойно дрогнувшее лицо правителя, выдавил из себя подобие улыбки и добавил, – я пойду к Эриху, и проверю… одну догадку…
Святозар резко развернулся и почти, что выбежал из шатра, да поспешил к брату. Он бегом преодолел путь меж шатром Эриха и правителя, и, отодвинув полог, вошел вовнутрь него, да теперь уже более размеренным шагом подступил к ложу. Эрих лежал на ложе отца, свернувшись калачиком, и крепко спал. Наследник разжег свечи, поместившиеся в невысоком подсвечнике на столе, взял табурет, и, поставив его подле ложа, сел на него, да тревожно воззрился на спящего брата, на малеша недвижно застыв, никак не решаясь сделать то зачем пришел. Однако по прошествии малого времени он глубоко вздохнул, успокаивая свою стонущую душу, протянул правую руку и положил ее на спину брата, закрыл глаза да зашептал заговор: «О, великий мой отец, ДажьБог, услышь меня и даруй мне силы, и даруй мне зрение увидеть прошлое души моего брата, даруй мне мощь увидеть и саму его душу. Твоим именем отец мой, ДажьБог, повелеваю!» Мгновение спустя Святозар оказался в тумане, он оцепенело стоял, прислушиваясь к тому, что происходит кругом. И внезапно услышал впереди слабый писк, туман медленно стал рассеиваться и тогда наследник разглядел раскинувшийся околот него лес. Маленькая округлая прогалинка, поросшая низкой травой, по коло была окружена высокорослыми деревами.
Густая плотная тьма, словно кружила повсюду, а на черном, ночном небе не зрилось звезд и месяца. Впереди же на невысоком пне, что торчал в серединке той полянки лежал на развернутых пеленках младенец, а вокруг пня были установлены факелы, образующие треугольник. Дитя громко заплакало, и тотчас к нему подошел странный, страшный человек. Святозар знает, кто этот человек – это Нук. Тот наклоняется над ребенком, шепчет над ним что-то, проводит у дитя по груди. И видит наследник, как из груди ребенка вылетает еле видимое желтоватое облако-душа, и замирает над ним. Нук скидывает с себя рубаху, шепчет слова, и проводит пальцами по своей груди, а когда та раскрывается, то он левой рукой вытаскивает оттуда, точно из глубокой пропасти, черно-серое месиво-нечто. У этого нечто ноги, руки и голова. Но не только цвет, но и само положение частей этого месива пугает Святозара. Там где у чистой души находится голова, у нечто колышется толстая, сучковатая рука, а на месте руки овальная вытянутая, будто яйцо, голова, другая такая же сучковатая, толстая рука, завернувшись, упирается в голову, создавая вроде кольца. Ноги раскинуты по другой стороне тела и выглядят, точно колья облитые жиром, да и ног то у него не две, а три… ах, нет третья не нога… то хвост с тупым наконечником. С ног капает жир, который, не долетая до земли, превращается в небольших, черных слизней. Теперь Нук берет в правую руку кинжал и отрезает небольшой кусочек от своей души-нечто и продолжает шептать. Кусок падает на землю и превращается в маленького, черного паука, тот разворачивает свои тонкие ножки, встает на них и немного покачивается. Нук наклоняет голову и смотрит на паука, после кладет рядом с ним на землю кинжал, а паук, перебирая ножками, взбирается на его острие и застывает на нем. Тогда же Нук запихивает вовнутрь распахнутой груди сопротивляющуюся душу, и будто сдвигая руками, смыкает кости, плоть и кожу. Теперь он берет кинжал правой рукой и подходит к маленькому желтому облачку душе, грубо хватает его другой. Святозар видит, как внезапно вздрагивает тело младенца, и он громко всхлипывает. Нук опять шепчет и приближает острие кинжала прямо к душе дитя. И как только острие кинжала коснулось души, паук шевельнул тонкими ножками, поднялся на них и перелез на желтоватое облачко. Да крепко обхватив ее кусочек ножками, вроде как обняв, словно окаменел на ней. А Нук вложил душу с сидящим на ней пауком обратно в грудь младенца, и, проведя пальцами, сомкнул ее.
И сызнова перед глазами наследника поплыл плотный туман.
Святозар открыл глаза и узрел прямо перед собой на спине Эриха светящуюся золотой лазурью руку. Золотая лазурь медленно стала сочиться, точно вода, с руки наследника и растекаться по спине брата, и Святозар стал смотреть как бы сквозь нее и увидел душу Эриха. Там внутри брата, жило страшное чудовище, которое пожирало еле видимое желтое облако. Душа Эриха наполовину была желтоватой и чистой. Другая же ее часть была черно-серой, с громадной овальной головой на месте руки и с одной толстой сучковатой рукой и тонким длинным хвостом. На лице той черноты имелось два огромных выпученных глаза, которые испуганно вылупились на Святозара, да широкий, будто щель безгубый рот, ни носа, ни ушей. Рот пытался, что-то сказать, и широко раззевался, кривился и перекашивался. И тогда Святозар, более не мешкая положил на правую руку левую и зашептал заговор: «О, Бог Семаргл, ты, Светоозаряемый Бог огня, даровавший мне великое чудо твой волшебный щит и волшебные корни левой ладони. Твоими корнями и твоей силой заплетаю я уста страшного чудища внутри тела моего брата. Пусть никогда они не раскрываются, никогда не шепчут, никогда не приказывают душе моего брата! О, Семаргл, дым – твое знамя, огонь – твой конь, пламя – твоя сила и мощь! Повелевай даром своим Бог, и лишь мгновением Семаргл дай им мне владеть!» В тот же миг из левой ладони Святозара вытянулся тонкий горящий корешок света и двинулся сквозь правую руку, едва ее опалив, через спину брата ко рту чудовища. Глаза чудища, углядев тот корешок, беспокойно заметались, рука и хвост попытались схватить его, но Святозар подул на них, а они замахали, словно им было тягостно переносить чистое дыхание светлой души. Рот попытался раскрыться, засим он перекосился, распахнулся еще шире, и вдруг сомкнулся и тут же горящий корешок прыгнул и схватился за сомкнутый уста и стал точно иголках их зашивать меж собой. Корешок немного подтянулся, еще крепче сомкнув рот, и завязал громадный узел. Рука и хвост попробовали дотронуться до горящего узелка, но сразу же и отскочили, вроде, как обожженные.