В комнате воцарилась мертвая тишина. Даже стрелочник застыл с полотенцем в одной руке и стаканом в другой. Священник, плача и ломая руки, смотрел на солдат. Его душили эмоции. Он больше не мог говорить и просто что-то невнятно бормотал, пытаясь помочь себе жестами. Он напоминал глухонемого, который хочет, но не может говорить. Одна из девушек заплакала. Солдат попытался обнять ее, но она, вжавшись в стену, отталкивала его.
– Бог вознаградит вас за вашу мудрость и доброту, батюшка, – неожиданно сказал солдат. – Обвенчайте нас прямо здесь, и немедленно.
Священник застыл в изумлении: он не ожидал такого поворота дел. Беспомощно оглядевшись вокруг, он остановил взгляд на жене. Она не слышала, что сказал солдат, но, увидев растерянного мужа, быстро пришла в себя и спросила:
– Что он сказал? Я не слышала, что он сказал.
Солдат, покачиваясь, встал с места, обнимая рукой свою девушку. Он поклонился жене священника и, неестественно тараща глаза, торжественно сказал:
– Дорогая матушка, благословите нас. Мы хотим обвенчаться, – и нежно погладил девушку по голове.
На какой-то момент все присутствующие затаили дыхание. Старик стрелочник тихо засмеялся, прикрыв рот полотенцем.
– Замечательно. И овцы будут целы, и волки сыты, – прошептал он мне на ухо.
– Я… я… не могу вас обвенчать. Это незаконно… Я не могу… – запинаясь, проговорил священник.
– Можете, можете, святой отец, – с пьяной настойчивостью возразил солдат. – То, что раньше было незаконно, теперь стало законно. Новые порядки. Давай, батюшка, приступай к делу, мы торопимся, правда, любимая? – И он поцеловал девушку.
– У меня нет с собой необходимых документов и церковных книг. Нет ничего для процедуры венчания. Братья, я не могу совершать обряд.
Второй солдат, до сих пор до конца не понявший, что здесь происходит, вскочил с места и, размахивая руками, закричал:
– Дайте ему все, что он хочет! Пусть кто-нибудь принесет его церковные книги… А вообще-то зачем ему книги? Вот мои документы, товарищ. Господь Бог не будет против.
Жена решила помочь мужу и заговорила мягким, успокаивающим тоном:
– Дорогие дети, разве вы не можете отложить венчание на пару часов? Разве вы не можете подождать, пока мы съездим в город и вернемся со всем необходимым?
Солдаты переглянулись, посмотрели на девушек, вздохнули, и один из них, подтянув штаны, прошептал:
– Поверьте мне, матушка, это невозможно.
– Абсолютно невозможно, – подтвердил его товарищ, глядя на вздымающуюся грудь своей девушки.
Но неожиданно поднял голос комиссар. Набравшись храбрости, он заявил, что священник обвенчает их сразу же по прибытии в город. Долг солдат – доставить девушек в город, а там они уже могут венчаться.
– Потерпите всего два часа, ребята, только два часа, – взывал он к упрямцам.
– На войне за два часа может случиться разное, – с пьяным упорством возразил солдат. – Нет, только здесь и сейчас. Ты ведь тоже так думаешь, любимая? – обратился он к девушке.
Румяная монахиня, которая до этого сидела тихо, ничем не выдавая своего присутствия, неожиданно воскликнула:
– Вы не можете венчаться! Не можете. Девушка должна получить разрешение родителей.
– Кто ее родители? – взревел солдат.
Наивная монахиня, не задумываясь о последствиях, ответила:
– Ее отец полицейский.
Побледневший солдат стукнул кулаком по столу:
– Так вы считаете, что я, герой мировой войны и революции, должен спрашивать разрешения у проклятой полицейской ищейки? – И, вскинув винтовку, он грозно обратился к священнику: – Венчай нас немедленно, старый гриб, или я…
– Действительно, батюшка, – вмешался я, – вставайте и обвенчайте их. Товарищ прав, закончились полицейские времена.
Стрелочник и Алекс поддержали меня.
– И вы считаете себя культурными людьми? – всплеснул руками комиссар, не обращаясь ни к кому конкретно, и сам же ответил: – Нет, вы абсолютно невоспитанные люди… абсолютно. – И он демонстративно повернулся спиной к присутствующим и уставился в окно.
Мы начали готовиться к венчанию. Солдаты настаивали, чтобы все было сделано как полагается. Старик стрелочник помог нам соорудить небольшой алтарь в центре комнаты. Мы сняли со стены две иконы, и жена священника со стрелочником, выступая в роли родителей, благословили обе пары новобрачных. Вместо двух венцов, которые обычно держат над новобрачными, мы использовали медные подносы. Монахини и остальные девушки забились в угол. Началась процедура венчания. Румяная монахиня запела фальцетом, и остальные подхватили «Вот идет невеста». Кольца солдаты взяли у девушек, поющих в хоре. Священник, все еще окончательно не пришедший в себя, с профессиональной скоростью вел процедуру, продолжая беспомощно оглядываться вокруг. Никто не мог, а может, не хотел помочь ему. Даже его жена, искоса поглядывая на винтовки в руках солдат, тихонько подталкивала его локтем, подсказывая, чтобы он продолжал венчание.
В середине церемонии один из солдат неожиданно остановил священника. Он поднял руку в знак внимания и, повернувшись к хору, сказал:
– Дорогие, вы неправильно поете. Мне хочется слышать ангельское пение. Больше вдохновения. Вкладывайте всю душу в пение. Давайте все сначала.
Повернувшись спиной к священнику и невесте, солдат дал знак начинать пение и несколько тактов дирижировал хором, а затем, очень довольный собой, повернулся к невесте. Но тут заплакала невеста. Солдат нежно обнял ее и принялся успокаивать – так отец успокаивает своего плачущего ребенка. Он сказал, что купит ей в городе золотое кольцо, красивое новое платье и все необходимое для того, чтобы она стала настоящей дамой. Священник терпеливо ждал, когда девушка успокоится.
– Продолжайте, батюшка, – скомандовал солдат.
Священник всем своим видом показывал, что считает процедуру незаконной, и, раздраженный тем, что его все время прерывают, начал бормотать слова, постепенно убыстряя темп. Солдат опять прервал его:
– Нет, так не пойдет. Вкладывайте душу в молитвы. Мы вам заплатим, так что ведите себя соответственно. Больше чувства. Я хочу испытывать волнение, а не слушать скороговорку.
Священнику ничего не оставалось, как выполнить требование солдата.
Через двадцать минут процедура венчания закончилась. Солдаты взяли у хозяина дома потрепанную, грязную тетрадь и заставили священника сделать соответствующую запись. Затем они собрали подписи свидетелей. Мы с Алексом тоже подписались, как дружки.
Солдаты аккуратно вырвали листы из тетради, каждый сложил свой лист и спрятал в карман. Затем они обошли комнату, останавливаясь перед «гостем» и отвешивая поклон. Подойдя к священнику, солдаты дали ему по двадцать рублей. Священник отказался принять деньги, но это сделала за него жена. В последнюю очередь они подошли к нам с Алексом.
– Товарищ, имею честь представить вам мадам Воронову, мою супругу. И эту мадам. Как, черт возьми, твоя фамилия? – спросил он у второго солдата.
– Сапогов, – представился тот, пожимая мне руку.
– Сапогов… мадам Сапогова, супруга товарища Сапогова, – продолжил представление первый солдат. После этого, обернувшись ко всем, он так гаркнул, что задрожало оконное стекло: – Теперь все вон отсюда… к чертовой матери! Мы хотим остаться одни.
Оставив молодоженов в доме, мы вышли наружу. Монахини и девушки сели в телеги. Священник объяснял жене, что она не должна была брать деньги у солдат.
– Это кощунственно, кощунственно, кощунственно! – выкрикивал худенький батюшка, наскакивая на свою дородную супругу.
– Русские люди не осознают, что творят, – услышал я за спиной голос комиссара, – и в этом виновата многовековая тирания.
Мы расспросили комиссара о ближайшем городе, об общей ситуации в стране, пожали руки и попрощались. Старик стрелочник, улыбаясь, постоял у закрытой двери и направился к ульям.
Мы сделали вид, что идем на запад, но, пройдя с километр, развернулись и отправились в лагерь.
Глава 25ВОЛЧЬИ ЗАКОНЫ
Каждый день приносил новые проблемы. Мы находились намного южнее, чем хотелось бы. Местность, покрытая лесами, возвышенностями и впадинами, являлась, казалось бы, идеальным местом для того, чтобы скрываться и незаметно продолжать двигаться в нужном направлении. Но здесь жили люди, много людей, и нам приходилось по нескольку дней не покидать укрытий, опасаясь, что нас обнаружат. Мы выискивали небольшие деревеньки, поместья или отдельно стоящие дома. По вполне понятным причинам мы стороной обходили города, но обязательно отправляли туда на разведку уланов, поскольку только в городах можно было получить полезные для нас сведения. Мы старались выудить информацию из любых источников. Расспрашивали случайно встретившихся солдат, заводили разговоры в чайных и в общественных местах. Общались с людьми, собравшимися на митингах. Иногда мы даже интересовались местонахождением какого-либо полка, делая вид, что имеем к нему отношение. Мы подхватывали любые разговоры в надежде получить нужную информацию.
В городах было неспокойно. В них скапливалось большое количество солдат, оказавшихся слишком далеко от дома. Солдаты объединялись в разные по величине группы. Сначала для того, чтобы проще было добывать пропитание, но постепенно, входя во вкус, они начинали заниматься грабежами. Когда в городе становилось слишком тесно, эти группы находили убежище в лесах, откуда совершали набеги. Для нас эти банды представляли особую опасность, поскольку они, как и мы, скрывались от преследования и были так же умны и предусмотрительны, как мы, и всегда настороже.
Во главе каждой банды стоял главарь, матерый, озлобленный солдат или унтер-офицер, имевший опыт бесшумных атак и безжалостной борьбы. За несколько военных лет он понял, что жизнь и собственность других людей ничего не стоят. К концу войны герой превратился в стервятника.
Люди, входившие в банду, были достойны своего главаря. Крестьяне становились дикими животными, жестокими, немногословными и замкнутыми. Они, как в свое время на нейтральной полосе, передвигались ползком, окружая дом, или деревню, или железнодорожную станцию. Стремительно поднимались, бежали, наносили удар, стреляли из винтовок и револьверов с удивительной точностью, приобретенной благодаря многомесячной военной практике. Они забирали все, что хотели или могли использовать, а затем быстро рассеивались по лесам и долам. Бессмысленно было их преследовать и пытаться отомстить. Они разбег