– Куда же нам, славянам, без водочки да хорошей закусочки, – уплетая стремительно остывающую на морозе кашу, проговорил неунывающий шахтёр Фёдор. – Эх, сейчас бы на печку с барышней. Уж я бы ей устроил праздник. Точно говорю. Ты как насчёт барышни, Ваня?
– Кто же откажется от такого добра, – засмеялся Иван. – Только барышни на печках, Федя, не водятся. Там только наши деревенские баушки обитают да тараканы. Но, как я предполагаю, те и другие тебе вовсе без надобности. Тут ты, дружок точно переборщил.
– А… Неважно. Тут сама суть важна, – не унимался Фёдор. – Вот, к примеру, у нас на шахте. Поднимешься вечером из забоя после чёрт знает скольких вагонеток. Весь чёрный с ног до ушей, как из предысподни, усталый в усмерть, и кажется, что уж и сил-то у тебя не осталось. Но стоит только умыться, одеться, малость причупуриться, жахнуть грамм эдак двести, и весь мир у тебя в кармане. Готов хоть десяток барышень закружить.
– Трепло ты, Федя, – сказал сидевший рядом сержант Терентьев. – После хорошей смены не девок охота по печкам щупать. После энтого дела завалиться лучше в кровать да поспать вволю. Вот и весь сказ. А то девок ему подавай, двести грамм он жахнет. Пустозвон.
– Ну, нет. Ты, Терентьев, просто не романтик, – не согласился Иван. – У нас в колхозе за день тоже не хуже, чем в шахте, нахлещешься. А гулять всё равно идёшь. Всю ночь до первых петухов прогуляешь, а утром снова в поле и снова вкалываешь. И ничего, не падаешь, а даже наоборот, ещё хлеще работаешь.
– Это потому, что вы ещё пацаны, – вставил своё слово пожилой Борис Дёмин, которого все звали просто дядя Боря. – Станете постарше, ни хрена вам уже не надо будет. Прав сержант. Пожрать да поспать. Вот и всё. И нече тут зазря лясы точить.
– И как только от тебя твоя старуха не сбежала? – засмеялся Фёдор. – Неужто так вот и не трогал её за задницу? Ни разу.
– Тьфу ты, пакостник, – плюнул с досады дядя Боря. – Кобель он и есть кобель. Только о задницах думать и горазд.
После ужина и отдыха отделение, наконец, угомонилось, и каждый занялся своим делом. Кто письма домой писал, кто одежду чинил, кто оружие чистил. Иван достал захваченную из школы книгу Гюго "Собор парижской Богоматери" и, укрывшись в блиндаже, он уселся у коптилки, сделанной из снаряда. Читать приходилось урывками, и такие минуты для него были самыми приятными. Читать Иван любил с детства. Перечитал почти всю колхозную библиотеку, но больше всего ему нравились книги о настоящих героях. В романе Гюго не было таких отчаянных голов, как Корчагин или Чапаев, но сюжет романа всё же чем-то зацепил Ивана. Да так зацепил, что он оторваться не мог от книги. Благо, сейчас никто ему не мешал.
К рассвету второго марта оборонительные рубежи дивизии были почти полностью готовы. Район Тарановки имел огромное значение в обороне не только двадцать пятой дивизии, но и всей армии по северному берегу реки со странным названием Мжа от Мерефы до Замостья. Он перекрывал дороги на Харьков с юго-востока, юга и частично с юго-запада. Утро только-только забрезжило первыми весенними лучами, а дивизия уже находилась в полной боевой готовности. Данные разведки полностью подтверждали дату наступления противника. Второе марта. Расчёты бронебойщиков заняли свои места и, подрагивая от утренней прохлады, ждали наступления немцев. И вот, наконец, с запада послышался натужный гул самолётов. Их было десять штук. Гружённые бомбами "Юнкерсы" плотно шли прямо на оборонительные рубежи дивизии. Вскоре они были уже над целью, но отличная маскировка и глубокие окопы обороны не дали им возможности отработать в полную мощь, хотя без потерь всё же не обошлось. Над окопом Селивёрстова пронёсся один из "Юнкерсов". Сначала раздался дикий вой, затем земля задрожала и вздыбилась, разнося смертельные стальные осколки. Иван залёг в окопе, а как гул самолётов отдалился, встал и глянул на поле.
– Отделение, приготовиться! – привычно отдал приказ бойцам и положил рядом с собой автомат, а в специально выкопанные норки связки гранат.
Как всегда чётким строем по подтаявшему, но всё ещё глубокому снегу навстречу окопавшимся бронебойщикам шли фашистские танки, самоходки, бронетранспортёры и машины с пехотой. Дойдя до минных полей, заранее приготовленных сапёрами, первая машина взорвалась. Остальные тут же остановились и, постояв минут пять, медленно отошли за пригорок.
– Что за чёрт, – подумал Иван. – Чего это они вдруг попятились? Не иначе что-то замышляют. Просто так не стали бы отходить. Жди теперь каких-нибудь фокусов…
Не успел он додумать, какие козни могут изобразить фашисты, как в безоблачном небе снова появились самолёты. Теперь их было никак не меньше тридцати.
– Вот тебе, Ваня, и первый фокус, – надевая каску, подумал Иван.
Самолёты с ходу начали утюжить окопы, нанося уже более точные удары. Их бомбы в этот раз достигли-таки свои цели. Сбросив груз, "Юнкерсы" скрылись за горизонтом, а по полю пошли в ход танки, бронемашины и пехота. Они шли без остановки, прокладывая глубокие борозды в снегу, расшвыривая его в разные стороны.
– А вот и второй … Иван взял в руки автомат и прилёг на бруствер.
При появлении врага без малейшего промедления заработала дивизионная артиллерия, ставя плотный заградительный огонь. Их поддержали миномёты третьего батальона старшего лейтенанта Петухова. Но противника на сей раз ничто уже не могло остановить. Он шёл вперёд, стремительно развивая наступление. Танки шли привычным клином. Вот они и в зоне досягаемости.
– Огонь! – прокричал Селивёрстов, и его отделение заработало.
Патрон, выстрел, и снова патрон, и снова выстрел. Фашисты шли. Иван огляделся. От общей массы наступающих отделилась группа танков и штурмовых орудий.
– Не иначе в обход пошли, – понял Иван манёвр противника. – К Беспаловке рвутся. Достанется Широнину. Его рота как раз там станцию защищает.
Но вот загорелась одна отвернувшая в сторону вражеская машина. Вторая, заехав на лёд, тут же провалилась.
– Ничего, выстоят ребята. Не впервой. – Иван сосредоточился на двух танках, упорно приближающихся к его окопу.
– Фёдор, по башне бей, по башне! – закричал Иван, стреляя короткими очередями по пехоте. – Дёмин, целься правее, какого рожна мажешь!!!
Раздался взрыв и первый танк встал как вкопанный. Его башня безвольно повернулась вбок и первые языки пламени стали жадно облизывать стальную машину.
– Молодцы, артиллерия. Красиво сработали.
Горели танки, взрывались бронемашины, падали замертво фашисты и в конце концов отступили назад за высотку. Но ненадолго. Не успел Иван как следует проверить своих ребят, а дядя Боря докурить самокрутку, как новый вал гитлеровцев покатился с горы. Всё те же танки, те же солдаты и всё так же напористо шли в атаку. До позднего вечера бились фашисты о стену Тарановского рубежа, но так и не взяли его. Уже почти стемнело, когда неприятель ушёл за высотку зализывать раны. На дворе был уже не сорок первый год, когда немцы почти без потерь рвались к Москве. Сейчас даже превосходство в технике и живой силе не давало им уверенности в победе, чему яркими примерами были наступления советских войск по всем фронтам.
Потери двадцать пятой стрелковой дивизии были на сей раз весьма ощутимыми. Артиллерия лишилась третьей части всех имеющихся орудий. Санитары не успевали выносить раненых с поля боя. Ещё больше было убитых. От соседей семьдесят восьмого стрелкового полка, стрелковой роты гвардии старшего лейтенанта Петра Широнина, почти никого не осталось, а сам он в тяжёлом состоянии был доставлен в медсанбат. Лейтенант дважды был ранен, но поле боя не оставил. Терял сознание, приходил в себя и снова стрелял. Перед тем, как в очередной раз потерять сознание, он услышал крик старшего сержанта Болтушкина:
– Командир, седьмой горит. Что, суки, не ждали!?
– Сержант, – успел сказать Широнин. – В случае чего примешь командование ротой…
– Повоюем ещё, командир! – стреляя по лезущим фрицам, прокричал в ответ сержант.
Рота не собиралась покидать поле боя и била врага всем, что у неё оставалось. В самый разгар сражения со стороны сада неожиданно появилось штурмовое орудие Штурмгешютц III. Массивная машина, разукрашенная больше под ландшафт Африки, нежели под нашу российскую природу, да ещё зимнюю, смотрелась на фоне голого сада как-то совсем уж нереально. Но солидная пушка семьдесят шестого калибра была более чем реальна, а потому смертельно опасна. На борту орудия плотно сидел десант, готовый в любую секунду ринутся в бой.
– Прорвались-таки, гады, – прохрипел очнувшийся лейтенант и резанул по ним очередью из автомата.
Трое десантников тут же свалились, словно подкошенные, но самоходка приближалась всё ближе и ближе. И вот неожиданно раздался взрыв. Машина тут же встала как вкопанная. Лейтенант оглянулся. Рядовой Шкодин, бросивший гранаты и не успевший вовремя залечь, медленно оседал на землю. Его грудь прошила автоматная очередь фашиста. Десантники, уже без поддержки самоходки, тут же бросились в атаку, но тогда по ним прицельно заработал пулемёт Исакова. Атака снова захлебнулась. Немцы сначала было залегли, но тут же снова поднялись, так как пулемёт Исакова неожиданно замолк. Но, к счастью замолк он ненадолго. Убитого пулемётчика быстро сменил рядовой Фаждеев.
Со стороны станции на выручку роте Широнина уже спешил отряд пехоты, когда со стороны противника прорвался очередной немецкий танк. "Тигр" шёл в одиночку и довольно быстро, стреляя на ходу из орудия и пулемёта. Его целью стало подкрепление. Время шло на секунды. Казалось, что ещё немного, и от солдат не останется и следа. Спас положение сержант Александр Болтушкин. Он мигом оценил обстановку и без колебаний принял одно единственное решение. Единственное и последнее для него.
– Щас, ребята…. Потерпите чуток. Сделаем мы этот утюг. Будьте любезны, – шептал Сашка, запихивая под ремень ватника связки гранат. – Щас…
Он стремительно выскочил навстречу танку и бросился под него. Раздался взрыв. Танк закружился на месте и встал. Но экипаж