ими немецкими сапогами русскую грязь и с любопытством оглядывая измотанных до предела русских солдат. Командир расчёта, бывалый артиллерист Золотухин остался лежать возле раздавленного орудия. Там же возле ящиков со снарядами застыл и Васька Бубнов, сражённый осколком, с раздавленными фашистским танком ногами в старых кирзовых сапогах.
Из оставшихся в живых артиллеристов тут же скомплектовали новые расчёты, и дивизия снова атаковала Долгонькое. В этот раз дошло даже до уличных боёв, но противник ввёл в бой уже семьдесят танков свежей двадцать третьей танковой дивизии, и советские войска вновь отступили на свою высоту. Иван назначили командиром орудия, и он, не успев как следует узнать подчинённых, принял орудие и вступил в бой. Притираться друг к другу времени не было. Всё пришлось делать на ходу. Ребята оказались опытными артиллеристами из разных расчётов. Повоевать вместе удалось совсем немного. Из новичков после первого боя в живых не осталось никого. Совсем никого. Иван хорошо запомнил только наводчика, маленького коренастого сибиряка с узкими глазами-щёлочками. То ли нанайца, то ли ещё какой таёжной национальности. Иван не знал. Орудие тот наводил ювелирно. Видно, привык белок по лесу гонять и попадать им прямо в глаз, не портя шкурки. Но вот только после третьей атаки этот северный снайпер остался лежать на поле боя с простреленной головой, и Иван снова сам крутил ручку прицела. Долгонькое отбить у фрицев в этот раз так и не удалось.
Глава 11.
Двадцать второго августа 1943 года двадцать пятая стрелковая дивизия после затяжных и кровопролитных боёв была выведена во второй эшелон. Её потери составили сорок процентов личного состава. Примерно столько же было утрачено материальной части. Артиллерийский дивизион почти полностью остался лежать на полях сражения. Целую неделю соединение доукомплектовывалось, принимая пополнение. Ивана во время переформирования перевели в батальон орудий семьдесят пятого калибра и назначили командиром расчёта.
Шли последние дни лета, и берёзы, обрамлявшие лес, уже пустили свои жёлтые косы, верные предвестники осени. Они словно поседели от ужаса и горя этой проклятой войны. Среди берёз, как и среди людей, тоже были убитые и израненные осколками снарядов, сломанные и втоптанные в землю танками. Иван стоял около дерева со сломанной верхушкой и вспоминал дом. Вспоминал, как гулял с Лидой за селом и как поцеловал её в самый первый раз возле вот такой же берёзы. Только целой. Не познавшей ни взрывов, ни танков.
– Товарищ командир. Обед принесли.
Иван от неожиданности вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял его новый ящичный Виталий Семёнов. Витёк, как его окрестили в расчёте по причине лёгкости ума и юного возраста. Семёнову только что исполнилось восемнадцать, хотя на вид ему было от силы лет тринадцать. Щуплый, белобрысый, он никак не сочетался с военной формой, болтающейся на нём, как на вешалке.
– Час от часу не легче, – впервые обозрев новобранца, подумал Иван. – Только детей мне для полной комплектации не хватало.
Однако на деле Витёк оказался сообразительным малым и жилистым до удивления. Ящики со снарядами таскал наравне со здоровыми мужиками и даже не потел.
– Наш человек, – сделал заключение Фёдор. – Будет за сына полка.
Фёдор быстро оклемался. Осколок только немного оцарапал кожу, но сотрясение он всё же получил. Сейчас только повязка на голове говорила о его недавнем ранении. Фёдор снова был заряжающим в команде Ивана.
– Сейчас приду, – ответил Иван, проведя ладонью по белоснежному стволу берёзы. – Выздоравливай, родная.
Расчёт, сидя кто на чём, дружно вскрывал банки с американской тушёнкой, прозванной в армии "вторым фронтом".
– Эх, жаль, Васьки нет, – выковыривая из банки остатки мяса, сказал Фёдор. – Этот пройдоха, вечная ему память, обязательно к такому деликатесу достал бы соточку спирта. Великий был специалист по энтому делу. Сан Саныч, ты чего такой смурной? Радуйся жизни, пока есть возможность.
Сан Саныч – наводчик орудия. Лысый напрочь мужик лет эдак под пятьдесят. Тяжёлый во всех отношениях. Начиная с обличия и заканчивая характером. Невысокого роста, Сан Саныч был настолько широк в плечах, что с трудом вмещался в гимнастёрку. А таких кулаков, как у наводчика, Иван вообще ни у кого не видел. Однажды он разозлился на шутки Фёдора и поднёс свою волосатую кувалду к его носу. Тот сразу замолк. Да и как было Фёдору не замолчать, видя перед глазами кулак величиной со свою же голову. Иван вначале опасался за панораму орудия, но Сан Саныч обходился с ней очень аккуратно, да и наводчиком он был, похоже, опытным.
Жуя тушёнку, Сан Саныч даже ухом не повёл на замечание Фёдора, а тот, видимо хорошо помня кулак наводчика, тут же переключился на молодого и безответного Семёнова.
– Вот скажи ты мне, друг ты мой Семёнов, – начал издалека Фёдор.
Тот сразу напрягся. Даже жевать перестал и беспомощно огляделся в надежде если не на защиту, то хотя бы на сочувствие расчёта.
– А ты когда-нибудь дрался? – продолжил Фёдор, старательно облизал ложку и сунул её куда-то за пазуху.
Виталик с трудом проглотил остатки каши и отрицательно покачал головой.
– Печально, юноша. Очень печально. Как же ты дальше воевать собираешься, если даже ни разу не дрался? Вот мы тут все в энтом деле собаку съели, а ты даже драться не умеешь. Нападёт на тебя фашист какой-нибудь. А то, что нападёт, можешь не сомневаться. Что ты с ним тогда делать будешь? Глазами лупать или что?
Виталик облегчённо выдохнул. Он думал, что Фёдор как всегда высмеивать его собрался, а разговор, похоже, предстоял серьёзный.
– Управлюсь как-нибудь, – пробурчал Семёнов.
– Нет, друг ты мой ситный, – на полном серьёзе сказал Фёдор. – Как-нибудь пусть немец воюет, а ты должен убить его. Быстро и чётко.
– Ты это к чему, Фёдор? – встрял в разговор Иван.
– А к тому, командир, что есть у нас в расчёте специалист по борьбе, – Фёдор указал рукой на сидевшего рядом с ним второго ящичного Петра Засекина.
Все повернулись к Засекину, ровеснику Ивана. По виду Пётр не был похож на борца. Среднего роста, такого же телосложения, он ну никак не тянул на спортсмена, тем более на борца. Больше, пожалуй, он походил на московского интеллигента.
– Это правда, Засекин? – спросил Иван.
– Есть немного, товарищ сержант, – просто ответил Пётр.
– Видел я давеча в роще твоё немного, – сказал Фёдор. – Он, товарищ командир, сучья толщиной в руку влёт перешибает, а ногами крутит как акробат.
Иван вопросительно посмотрел на Петра. Тот улыбнулся:
– Я с родителями до войны в Китае несколько лет жил. Там меня и обучили борьбе. Шуайцзяо называется. Вот тренируюсь.
– Молодец, Фёдор. Правильно подметил, – обрадовался Иван. – Но почему один? Нам всем неплохо бы поучиться врага валить по науке. Итак, Засекин. Приказываю продумать, как в свободное время проводить обучения со всем расчётом. Разработай методику и доложи.
И вот начиная с этого вечера расчёт Селивёрстова, к удивлению батальона, стал заниматься борьбой. Засекин оказался неплохим тренером, и вскоре к ним присоединились ещё несколько бойцов из соседних расчётов. Исключением стал только угрюмый Сан Саныч. Иван спросил его, почему тот игнорирует занятия. На что тот коротко заявил:
– Поздно мне, командир, ноги к небу задирать, а с фрицем я и без вашей физкультуры управлюсь, – он показал свой кулак. – Я этой штукой бычка годовалого с ног валю. Вряд ли кому от неё поздоровиться, тем более немцу. Так что крутите ваши сальты без меня.
Отдых артиллеристов к их величайшему сожалению быстро закончился, как, впрочем, всегда заканчивается всё хорошее. Дивизия к тому времени была уже полностью укомплектована, подготовлена к предстоящим боям и уже двадцать второго сентября скорым маршем вышла на берег Днепра в район села Вороново, что раскинулось несколько севернее самого Запорожья. Дивизии предстояло форсировать реку как раз в этом месте. Но правый берег ни для какой переправы был вовсе не приспособлен. Крутой, песчаный, он уже представлял собой естественную преграду. Однако по указанию Ставки Верховного Главнокомандующего необходимо было с ходу форсировать Днепр и закрепиться на том самом неприступном берегу. Задача была поставлена далеко не из лёгких. Тем более, взять при всём этом глубоко эшелонированную оборону, названную немцами Восточным валом, было уж и совсем нереально. Немец к тому же воевал очень даже грамотно, а в техническом отношении у него всегда был полный порядок. Единственная надежда была только на то, что неприятель не успел как следует закрепиться и приготовиться к предстоящему бою.
С раннего утра начали готовить понтоны для переправы орудий и людей. Материала на это дело в наличии не оказалось. Его вообще не было. Пришлось колотить снасти из чёрт его знает чего. Тащили из сёл доски, двери – всё, что могло бы держать людей и орудия.
– Леса мало, а чем прочнее построим понтон, тем больше шансов дотянуть до берега, – объяснял Иван.
Сам он, закатав рукава гимнастёрки, обрубал сучья привезённых хилых ёлок.
– Какой к чёрту понтон из этой требухи получится? – ругался про себя Иван. – Как топоры на дно уйдём вместе с пушкой. Эх, кабы пару брёвен где раздобыть.
– Есть, товарищ командир, – подбежал к Ивану запыхавшийся Витёк.
– Чего есть? Почему не работаешь? – недовольно спросил Иван.
– Там накат блиндажа, – начал объяснять Витёк. – Старый, заваленный, но не гнилой. Сан Саныч нашёл.
– За мной, – поняв, о чём речь идёт, скомандовал Иван.
Недалеко у берега действительно был обвалившийся блиндаж. Заросший густым бурьяном, он был почти незаметен со стороны берега. Видно, что ещё в сорок первом здесь оборона была.
– Молодцы, ребята. Теперь не потонем, – обрадовался Иван. – Чего стоим? Быстро разобрать.
Работа закипела. Лопатами расчистили брёвна от земли и начали поднимать их наверх. Материал был не новый, но для плота вполне годился. Подбежали бойцы из соседнего расчёта, стали помогать.