– Сержант! Давай вон туда! Туда давай! Видишь!? – держа Ивана за руку и указывая на соседний совсем маленький невзрачный домик, но удачно расположенный для стрельбы, закричал капитан.
Из дома во всех окнах сверкали огни от выстрелов. По соседней улице, выходящей тоже на этот домик, никак не могла пробиться вторая штурмовая группа. Они залегли прямо на мостовой кто где и без конца обстреливали окна дома. Но всё без толку. Пулемёты били без передышки. Иван развернул орудие и навёл его прямо в центр стены.
– Орудие!
Снова осколки брызнули в разные стороны, и домик заволокло плотной завесой пыли. Пехота с криками и диким матом бросилась на штурм маленькой крепости, а Иван уже катил орудие дальше. Там прямо посреди мостовой стояла невысокая стена, наспех собранная из кирпичей и камней. Но докатить орудие до укрытия так и не успели. Из окон второго углового дома ударили пулемёты. Трое солдат упали на мостовую как подкошенные, остальные залегли у соседнего полуразвалившегося дома. Иван с десятком пехотинцев успели спрятаться за стеной на мостовой. Сержант оглядел своих. Все были целы. Харитон с наспех забинтованной рукой сидел на корточках за щитком. Денис выглядывал из-за колеса. Двое ящичных лежали вместе с группой возле ящиков со снарядами. Гитлеровцы поливали мостовую довольно-таки плотным огнём. Орудие перед ними стояло как на ладони.
– Они нас так вмиг причешут, – мелькнуло в голове у Ивана. – И моргнуть не успеешь.
Снаряды от орудия лежали слишком далеко. Да и стрелять из него при таком раскладе не представлялось возможным. В самом начале пути по городу в группу входил танк, но у него почти сразу перебили гусеницу, и он бесполезно стоял далеко позади. Выход у группы был только один. Иван глянул на капитана. Тот без слов понял его и кивнул головой.
– Залеский! Останешься старшим. Присмотришь за хлопцем. Заодно и за хозяйством, – распорядился Иван, проверяя автомат.
– Ты чего надумал, парень? – приподнялся было Харитон и тут же сел обратно. По щитку застучали пули. – Твоё дело из орудия бить, а не по домам бегать. Пусть вон они бегают.
– Да я так, прогуляться, – усмехнулся Иван. – Скучно сидеть здесь. Ребята! Пятеро со мной! Остальным прикрывать!
Он оглянулся на капитана и по его команде бросился к подъезду дома. Рядом с ним бежали стрелки. До подъезда добежало только двое. Троих вмиг скосил пулемёт. Иван с ходу выбил дверь и, дав очередь в коридор, метнулся к лестнице.
– Хоть бы свет включили, – больно ударившись о стоящий там огромный шкаф, подумал Иван.
Он прижался к стене и на секунду прислушался. Пулемёт бил где-то на чердаке.
– Прикройте! – крикнул Иван и побежал вверх по лестнице.
Солдаты кинулись за ним, держа автоматы наготове. Двери квартир были закрыты. В коридорах валялась сломанная мебель вперемешку с каким-то тряпьём, словно кто-то срочно выезжал или заезжал в дом. Иван остановился возле одной двери, ведущей в квартиру, и осторожно стал приоткрывать её. Даже сквозь непрерывное тарахтение пулемётов и автоматов чётко по всему коридору раздался щемящий сердце скрип петель, и из квартиры полоснула очередь из автомата. Идущий за Иваном стрелок тут же бросил в открывшийся проём двери гранату.
– Ложись! – успел крикнуть стрелок, и группа кубарем скатилась по лестнице.
Дверь от взрыва вынесло напрочь. Из квартиры повалил дым. Иван вскочил и бегом, через две ступеньки, кинулся к чердаку. Стрелки следом. Они теперь не проверяли квартиры, а просто кидали туда гранаты. Коридор плотно наполнился дымом. Пулемёт замолчал.
– Жди гостей сверху, – подумал Иван, протирая глаза от очередной порции пыли.
Он не ошибся. В проёмах показались фигуры фрицев. Завязалась перестрелка. Видимость была практически нулевая. Стреляли наугад, торопясь опередить друг друга. Внизу рванула граната, следом вторая. Осколки выбили автомат из рук одного из стрелков. Он упал на пол и достал гранату. Иван в этот момент оглянулся.
– Оставь! – закричал он.
Но его слова потонули в грохоте пальбы. Он схватил солдата за руку и сжал его ладонь вместе с гранатой. Иван поймал блуждающий взгляд бойца и понял, что тот был на грани срыва.
– Спокойно, парень. Спокойно, – сказал Иван. – Отдай гранату.
Стрелок отрицательно мотнул головой.
– Отдай. Очень прошу, – Иван осторожно потянул гранату к себе.
Стрелок поднял вторую руку. Иван остановился. На указательном пальце стрелка висело кольцо. Иван сильнее сжал пальцы. Времени не то что бы не было, его совсем не было на раздумья и даже на действия. Спасало одно. Проём лестничной клетки был настолько узок, что немцев сдерживать мог и один боец. Но недолго. И это время уже заканчивалось. Ниже этажом зиял выбитый проём квартиры.
– Брось гранату в квартиру, – глядя прямо в глаза стрелку, сказал Иван. – Понял?
Тот как-то испуганно посмотрел на Ивана, потом взгляд его вдруг просветлел и стал осмысленным. Солдат быстро кивнул головой. Иван ещё секунду подержал руку бойца и медленно её отпустил. Затем он резко развернулся и, стреляя на ходу вверх по пролёту, бросился по лестнице. Его спас дым, валивший из квартиры напротив. Забежав на площадку, Иван прямо стволом автомата упёрся фрицу куда-то в бок. Тот в это время стрелял наобум в пустой проём. Иван нажал на курок и не опускал его до тех пор, пока не кончились патроны. Он даже не слышал, как внизу рванула граната, запылив и так невидимую лестницу. Иван на ощупь нашарил дверь на чердак, приготовил гранату и, резко открыв дверь, швырнул её в проём. Откашливаясь от пыли, он разглядел, как к освободившемуся окну подбежали оба бойца и, на ходу стреляя, скрылись на чердаке. Иван не стал дожидаться, когда они закончат своё дело. Тем более что у него, кроме ножа, когда-то конфискованного у пленного румына, оружия больше не осталось.
На выходе из дома Ивана остановил выстрел из орудия. Он осторожно выглянул из подъезда. Рядом с импровизированной баррикадой стояла отставшая тридцатьчетвёрка и, поводя стволом, стреляла вдоль улицы. Орудие Ивана уже подкатили вплотную к стене и подносили снаряды.
– Это я вовремя управился, – усмехнулся Иван и, пригнувшись, подбежал к расчёту.
– Видал?! – проорал Харитон, указывая здоровой рукой вперёд.
Там, в конце улицы, двигалось штурмовое орудие StuG 40, сплошь облепленное фрицами. Из ствола машины выплеснулось пламя, и сзади группы маленький домик буквально взлетел на воздух.
– Бронебойным! Заряжай, – наводя орудие на вражеский объект, скомандовал Иван. – Орудие!
Поединок немецкого штурмовика и нашей тридцатьчетвёрки был очень коротким. От прямого попадания тот взорвался изнутри, раскрыв верх башни, как консервную банку. Наш танк тоже горел. В его лобовой броне зияло огромное отверстие, через которое мог спокойно залезть человек. Чей снаряд разворотил фашиста, было непонятно, да и не особо важно. Плотность контратакующего противника увеличивалась катастрофически. Из-за поверженного штурмового орудия выруливал истребитель танков Pz.IV/70(V). Серьёзная машина. Особенно при ведении уличных боёв.
– Харитон! Бронебойный, живо, твою так!
Счёт снова пошёл на секунды. Пробить такой танк было вполне реально, если, конечно, попасть в него и если он не попадёт в тебя первым. Группа советских стрелков отсекала венгерскую и немецкую пехоту, невесть откуда заполнившую улицу. Необходимо было поддержать своих, но вначале убрать танк.
– Орудие! – в третий раз прокричал Иван.
Но и третий снаряд только скользнул по крупповской броне, которую мог пробить без проблем. Иван выругался так, что даже суровый Харитон невольно улыбнулся.
– Заряжай!
Иван сам прильнул к оптике и только начал крутить маховик, как немецкий танк дрогнул и встал. Иван обернулся. В пылу сражения он даже не заметил, как сзади подошёл тяжёлый КВ. Этот хорошо бронированный танк с ходу влепил немцу куда надо снаряд и, встав, стал обстреливать венгерскую пехоту. Иван тут же перестроился и, бросив горевший панцирь, перешёл на толпу немцев. Те лезли напролом, словно обезумевшее стадо коров. Трупы фашистов к тому времени уже сплошь покрыли всё пространство перед баррикадой русской группы. Иван впервые видел такое массовое безумие.
Об этой истерии позднее вспоминал обершарфюрер СС Вилли Града: "Мы неистово ищем свободное место. Вокруг раздаётся треск и шум. Мины рвутся перед нами, за нами и среди нас. Грохочут взрывы гранат, раздаётся пальба из пулемётов, тарахтят автоматы, щелкают винтовочные выстрелы. Кругом огонь. Времени на раздумье совсем не остаётся. Страх и мужество уступают место слепому желанию выжить. Передо мной встаёт горящий танк. Значит, впереди находится орудие, которое ведёт огонь по этой человеческой массе. Оно бьёт прямой наводкой. Подобно леммингам, сталкивающим друг друга в море, толпа рвётся вперёд. Никакой дисциплины, никакого рационального поведения. Только вера в свою судьбу".
А вот как это видел венгерский офицер Алайош Вайда: "То, что я там увидел, не умещалось в моей голове. Площадь была освещена бесконечным количеством разрывов и выстрелов, прожекторов и ракет. Казалось, настал день. Трассирующие пули летали со всех сторон. Гранаты взрывались то тут, то там. Не будет преувеличением, если я скажу, что мне пришлось пробираться по горам трупов".
Близлежащие дома тоже стали наполняться противником. Автоматные и пулемётные очереди появились из всех окон. Артиллеристы снова изменили тактику и перенесли огонь на фасады домов, выбивая одну огневую точку за другой. Ни Иван, ни группа стрелков не знали о том, что враг в это время готовился к прорыву и сегодняшний бой был некой репетицией перед решающим рывком. Это было десятого февраля 1945 года.
У немцев не оставалось другого выбора, как с боями вырваться из кипящего котла. Они прекрасно знали о приказе советской армии уничтожить их группировку полностью. А это означало только одно. Пощады не будет. Их всех пристрелят как бешеных псов. Генерал Пфеффер-Вильденбрух впервые за всю свою военную карьеру нарушил приказ Гитлера о продолжении боёв в Будапеште и между капитуляцией и прорывом выбрал последнее. Он сообщил в штаб группы армий «Юг», что все запасы продовольствия израсходованы, что скоро закончатся боеприпасы, поэтому последние боеспособные не