мецко-венгерские части предпримут наступательную операцию. Начало прорыва было назначено на двадцать часов одиннадцатого февраля. Подготовку к операции немцы тщательно скрывали, но советское командование догадывалось о планах генерала и приняло соответствующие меры. Было создано три кольца оборонительного рубежа. Причём предполагалось, что первое кольцо вдоль проспекта Маргариты может не выдержать напора фрицев и пасть. Поэтому был разработан маршрут их вынужденного отхода. В дальнейшем штурмующие группы должны были попасть в так называемый огненный мешок, где их надлежало полностью уничтожить.
Глава 18.
Наступило одиннадцатое февраля 1945 года. Дата, обагрённая кровью. Дата окончательной ликвидации "скрещённых стрел". День был на редкость пасмурным. Ко всему добавлялись дым и пепел, кружащий в воздухе от непрерывных разрывов снарядов. Местные жители уже который день сидели по подвалам в надежде любой ценой выжить в этом кромешном аду. Многие из них, даже ярые приверженцы гитлеровского режима, горько пожалели о том, что вовремя не сдали город. Но было поздно. Пути назад не было. Машина смерти работала в полную мощь, и остановить её было практически невозможно.
Ночью штурмовая группа, в которую входил расчёт Ивана, ни на миг не прекращала боёв. Улицы освещались разрывами снарядов и осветительными ракетами. В городе было светло как днём. А когда на секунды прекращалась стрельба, наступал полный мрак. Иван уже не знал, сколько снарядов он выпустил из своего орудия. Ящичные валились с ног от усталости, а гитлеровцы всё продолжали и продолжали вести огонь. И только к утру немного разрядилась обстановка. За всё это время группа ни на сантиметр не продвинулась с той самой улицы, которую заняли ещё вчера. На перекрёстке догорали четыре вражеские машины. Кругом валялись трупы. Рядом с расчётом стояла мёртвая тридцатьчетвёрка.
– Кажись, отошли! – прокричал Харитон.
– Рано радуешься? – присел на пустой ящик Иван. – День только начинается. Думаю, что сегодня будет жарче, чем вчера.
– Это ты к чему, сержант? – спросил подошедший капитан, командир группы.
– А к тому, что не зря столько народа подошло. Да и танков тоже, – ответил Иван.
Капитан обернулся. Он как будто только что увидел пополнение. Улица была буквально запружена солдатами и техникой. К расчёту артиллеристов подъехал штабной Willys. Из него вылезли полковник и майор.
– Молодцы, ребята, – подошёл к капитану полковник Переманов, командир дивизии. – По нашим данным, сегодня немецкая группировка начнёт прорыв. В каком направлении они пойдут, точно неизвестно. Так что вы сейчас в первом кольце обороны. Вашу группу я усилил. Командовать будет майор Петров. Держитесь, ребята. Совсем немного осталось, и город будет наш.
Командир дивизии, не дожидаясь ответа, сел в машину и уехал. Все, кто стоял у орудия, с нескрываемым интересом уставились на майора, а тот, не обращая ни на кого, ни малейшего внимания, осматривал улицу. От стоящих неподалёку тридцатьчетвёрок не спеша подошёл капитан. Майор тут же повернулся к танкисту.
– Майор Петров, – представился он. – Вы капитан Токарев, если не ошибаюсь?
– Так точно, товарищ майор, – козырнул капитан.
Майор удовлетворительно кивнул и быстро огляделся по сторонам. Судя по его шинели и сапогам, Петров последнее время не вылезал из окопов, а прожжённая в нескольких местах шапка была ярким тому подтверждением. Майор был небольшого роста, и, как говорят в народе, сухопарый, очень подвижный. На вид ему было лет сорок или около того. Во всяком случае, пышные усы, никак не идущие к его худому лицу, уже отсвечивали седыми волосами. Вид у него был бойкий. Деловой. Он как-то сразу внушил к себе доверие, уважение и надежду. Последнее было самым главным фактором, который расположил майора к капитану. Да и Иван по достоинству оценил первое впечатление от офицера.
– Дом без начинки? – спросил майор, кивнув на раздолбанную Иваном трёхэтажку.
– Пустой, товарищ майор. Там сейчас наши пулемётчики, – заверил Токарев.
– Токарев, капитан. За мной, – майор направился было к подъезду, но остановился и повернулся к орудию. – Кто командир орудия?
– Гвардии старший сержант Селивёрстов, – представился Иван.
– Тоже со мной, – коротко бросил майор и почти бегом зашагал к дому.
Через завалы в коридорах, трупы немцев майор поднялся на последний этаж, зашёл сквозь выбитую взрывом гранаты дверь в квартиру и подошёл к окну. Все прошли следом за ним. В квартире царил хаос. На полу валялись разбросанные вещи. Мебель хоть и стояла на своих местах, почти вся была переломана. Рядом с пальто и шляпками на полу лежала детская кукла. Новенькая и блестящая, словно только что принесённая из магазина. Пухлые ручки куклы были раскинуты в стороны. На румяном лице игрушки сияла доверчивая улыбка. Офицеры прошли мимо куклы, не обратив на неё ни малейшего внимания, а Иван, увидев это маленькое чудо, встал как вкопанный, не в силах оторвать от неё восхищённого взгляда. В селе таких игрушек ни у кого не было. Там всё больше нянькали самодельные, сшитые из старых бабушкиных тряпичек и неумело, но старательно раскрашенные красками. У сестрёнки Ивана тоже была такая тряпичная кукла, которую ей сшила мама. Её-то сейчас Иван и вспомнил. Вспомнил и сестрёнку, оставшуюся дома с тёткой.
– Как они там без меня? – подумал Иван, разглядывая венгерскую куклу. – Небось, сейчас дома у печки сидят, стряпают.
– Сержант! – прервал мысли Ивана капитан.
Иван с сожалением оторвал взгляд от куклы и подошёл к офицерам.
Майор какое-то время рассматривал открывшуюся перед ним панораму улицы. Иван тоже любопытства ради посмотрел через плечо майора в окно. Картина, развернувшаяся перед ними, не выглядела привлекательной. Наоборот, при виде разбитых зданий и массы трупов, валяющихся на улице, хотелось если не бежать, то хотя бы закрыть глаза. Даже у видавших всякое за время войны солдат будапештское побоище невольно вызывало ужас. Вдобавок ко всему обозримому с высоты третьего этажа пейзажу, в небе кружило с десяток воронов, вечных спутников кровавых сражений. Солдат штурмовой группы на улице видно уже не было. Видимо, их распределили по укрытиям.
– По данным разведки, прорыв будет чуть южнее, вдоль проспекта Маргариты. Сведения неточные. Сейчас много перебежчиков, и каждый из них, чтобы сохранить себе жизнь, несёт всё, что на ум взбредёт. Лишь бы не расстреляли. Но в одном они сходятся. Прорыв германцы готовят. Изменить планы противник может в любую минуту, так что будем готовиться к отражению атаки. Наша задача – встретить врага всеми имеющимися средствами. Впереди встанут танки. Сержант, – майор обернулся к Ивану, – ты со своим расчётом займёшь позицию возле вон того магазина. Соорудите себе защитную стену из обломков. Вы, капитан…
– Гвардии капитан Мазуров. Командир батальона.
– Вы, капитан Мазуров, перекроете перекрёсток с трёх сторон. Капитан Токарев, расставьте пулемётные точки так, чтобы простреливалась вся улица и перекрёсток. Перекрёсток особо. Слева находится ещё группа. Она будет прикрывать северную часть. Всем всё понятно? Вопросы.
– Вопрос один, товарищ майор, – обратился Токарев. – Когда начнётся прорыв?
– Думаю, что ближе к ночи. Немец не дурак, он днём не попрёт. Его цель – это лес, где нет нашей тяжёлой техники. Это понятно им, это понятно и нам. И скрыться там лучше всего ночью.
На улице стали слышны выстрелы из немецких автоматов, в ответ застучали гвардейские пулемёты. Послышался свист, и неподалёку от танка взорвалась мина. К этому времени там уже не было солдат, и взрыв не принёс никакого урона.
– Ай да майор, – с восхищением подумал Иван. – До него на улице солдат немерено было, а этот в один момент навёл порядок. Сейчас точно бы с десяток наших положило, а может и больше.
–По местам, товарищи, – распорядился майор. – Всем удачи.
Офицеры вышли из квартиры. Иван шёл последним. Он дождался, когда они скроются за дверью, подошёл к кукле и поднял её. Кукла протяжно и радостно пискнула. Иван улыбнулся. Он открыл неповреждённую дверцу шкафа и осторожно положил игрушку на полку.
Расчёт Селивёрстова под прикрытием пехоты и танков обустроил свою позицию. Удалось даже сложить что-то наподобие стенки из обломков кирпичей и досок. Напора со стороны немцев уже не было такого плотного, но и тот, что был, ни на минуту не ослабевал. Работать больше всего пришлось по пехоте. Тяжёлой техники видно не было. Так прошёл день. К вечеру Иван уже с трудом что-либо видел впереди себя. Стемнело так стремительно, словно кто лампочку вывернул, а осветительных ракет в небо уже никто не запускал. Время приближалось к двадцати часам.
– Танк, командир!
Иван вгляделся в сумрак улицы. Точно. "Тигр".
– Бронебойным! Заряжай!
Танк шёл медленно, стреляя на ходу, но далеко продвинуться не успел. Иван уже собирался выстрелить в него, как панцирь загорелся. На перекрёстке от ярких языков пламени стало гораздо светлее и оживлённее. Блики пляшущего на броне танка огня искрами отражались в чудом уцелевших стёклах домов, словно там вовсю резвились огненные дьяволята.
– Похоже, что началось, – подумал Иван и стал наводить орудие на скопления немцев.
– Осколочным! Орудие!
Застрекотали пулемёты из всех окон и чердаков. Казалось, что где-то прорвало плотину, и лавина людей вылилась на улицу. Стреляли танки, пушки. В один миг стало светло, как днём. Первые ряды наступающего противника буквально были выкошены огнём пулемётов, миномётов и снарядами артиллерии. Фашисты фанатично лезли навстречу своей смерти буквально по горам трупов. Это был тот самый первый эшелон ударных групп прорыва. Не успев, как следует вступить в бой, они тут же захлебнулись в собственной крови. Но отойти назад, в мёртвую зону, они даже не пытались. Гитлеровцы лезли и лезли вперёд. Лезли в никуда, лезли в бездну. Раненые, валялись на улице вперемешку с трупами, хватали руками здоровых за сапоги и со слезами на глазах умоляли добить их. Они предпочитали умереть, только бы не мучиться и не сдаваться в плен этим варварам. Но безумцы не обращали на нечастных ни малейшего внимания. Они шли мимо и тут же падали замертво рядом. Это уже больше походило на массовую истерию, животный фанатизм. Наконец, противник одумался и отступил. Но ненадолго. Вскоре накатил следующий вал обречённых на смерь гитлеровцев. Это был второй эшелон. На этот раз бойни не повторилось. Увидев в свете разрывов