"ковёр" из мёртвых тел, солдаты в страхе попятились. Наступила паника. Шокированные увиденным, немцы наотрез отказались идти вперёд. На других участках города второму эшелону удалось прорваться, но это были уже единицы счастливчиков. Основная масса немцев и румын осталась в городе. Третий эшелон и вовсе не пошёл на прорыв. Они просто разбрелись по домам и подвалам в надежде остаться в живых. Многие из них заблудились и погибли.
Штурмовой группе, в состав которой входил расчёт Селивёрстова, было поручено найти и арестовать верхушку немецкого командования обороны города вместе с генералом Пфеффер-Вильденбрухом. Они были ближе всех к зданию, в котором размещался штаб высших чинов вермахта. Но генерал оказался хитрее своих соратников. Он не стал участвовать в этой бесполезной кровавой бойне, используя её как отвлекающий манёвр. В то самое время, когда его верные солдаты бессмысленно гибли на улицах Будапешта, генерал прорывался совсем другим маршрутом в составе штабов немецкого и венгерского корпусов, ударной группы эсэсовцев Дёрнера, а также частей зенитчиков и лётчиков. Они заранее спланировали пройти Чёртову канаву и выйти в двух километрах за линией советской обороны. Использовать подземный ход. Немцы, тяжело нагруженные оружием, продвигались по узкому тоннелю шириной всего в один метр. Идти было невероятно тяжело. Вода уже поднялась выше пояса и продолжала подниматься дальше. В тоннеле оказались ещё группы фашистов. Стояла несусветная давка. Многие, не выдержав ужаса, покидали трубу. Только к утру группа генерала смогла выйти из тоннеля. Но там их ждало глубокое разочарование. На выходе их уже ждали советские войска. И приказа брать беглецов в плен у них не было.
Вначале поднялись на поверхность эсэсовцы во главе с Дёрнером. Первое, что они увидели, это серое утреннее небо и дикие кустарники вокруг ям и канав.
– Быстрее! – закричал Дёрн, торопя своих вышколенных до тупого фанатизма солдат. – Вперёд! Я уже вижу лес…
Но договорить он не успел. Со стороны леса ударили пулемёты. Несколько фрицев тут же упали замертво в те самые кустарники, за которыми они хотели скрыться. Остальные бросились на землю и стали спешно готовить оружие. Дёрн залёг рядом с ними.
– Проклятые русские. Их здесь не должно быть, – ругался Дёрн, вынимая из кобуры наган. – Огонь!
Эсэсовцы действовали грамотно и слаженно. Миномётные расчёты тут же приступили к стрельбе. Мины с ужасным рёвом уносились в сторону врага. Бой разгорался. Но Дёрну не нужен был бой. Его целью было прорваться к лесу.
– Вперёд! Быстро, быстро! – кричал он в бессилии.
Продвигались медленно, тяжело и с большими потерями. Группа Дёрна была обложена плотным огнём. Тогда он решился на прорыв. Окружив себя плотным кольцом верных солдат, он бросился в сторону леса сквозь кусты, но добраться до свободы так и не успел.
На пути следования Дёрна как раз были оборудованы свежевырытые пулемётные гнёзда. В одном из них сидел рядовой стрелок с громкой фамилией Громов. Он и воевал-то не так давно, всего месяц, и стрелял не бог весть как. Поэтому и попал в оцепление города далеко позади линии фронта. Было ли ему полных восемнадцать лет, сказать трудно. Выглядел он как обыкновенный школьник, которого по случайной нелепости одели в солдатскую гимнастёрку, шинель, сапоги, а под конец напялили сверху шапку-ушанку с красной звездой посередине и посадили в окоп. Во всяком случае, опытнейшие немецкие вояки во главе со своим боссом вышли точно на него, простого советского парня.
– Подпусти поближе! – прокричал Громову ротный из соседнего гнезда.
Солдат прильнул щекой к прикладу и прицелился в бегущую толпу. Точно, как его учили на курсах. Он отчётливо видел среди немцев мелькающую форму офицера и сосредоточился именно на нём, на этой эсэсовской сволочи, которую прикрывали собой бегущие и стреляющие в него, в Громова, солдаты.
– Огонь!
Солдатик нажал на курок, и ствол пулемёта ритмично задёргался в неумелых руках бойца. Он видел, как падал на землю тот самый офицер, как падали и немецкие солдаты. Этот был его первый серьёзный бой, первые убитые им враги. Они будут долго ещё мерещиться молодому бойцу Громову. Но это всё будет потом, если ему повезёт остаться в живых. Вот так бесславно погиб эсэсовец Дёрн, опытный немецкий вояка. Погиб от руки простого парнишки из русской деревни, одетого в шапку-ушанку с криво нацепленной маленькой красной звездой.
Оставшимся в тоннеле фашистам повезло чуть больше. Их взяли в плен вместе с генералом Пфеффер-Вильденбрухом. К полудню двенадцатого февраля все группы из тоннеля были пойманы. Кто-то из них погиб, а кто-то попал в плен. Самый безопасный путь к свободе в итоге оказался самым провальным.
Вот как вспоминал впоследствии поход по тоннелю штабной врач Хюбнер: "В большом замковом туннеле я стал понимать, что нам вряд ли удастся ускользнуть. Какой-то штабной офицер с несколькими солдатами пытался прорваться по подземному ходу от берега Дуная к Будакеси. Люди рвались в трубу с безумным, почти звериным рычанием. Я не видел больше этих солдат.
В воде плавало множество вещей: какой-то инвентарь, каски, походные фляги, ручные гранаты, фаустпатроны – все это мешало идти вперёд. В одном месте мы натолкнулись на труп женщины. Я не знаю, как он оказался там, но, судя по одежде, она принадлежала к так называемому высшему свету.
На вид ей было сорок лет. Полная, белокурая. На ней была хорошая кожаная куртка, шёлковые чулки и светлые ботинки на высоком каблуке. Перед смертью она судорожно сжимала в руках свою сумочку".
Многие пытались уйти по всевозможным каналам города. Ещё один участник этого похода, капитан Ференц Ковач, венгр, рассказывал: "В канале царил невероятный хаос. Объятые ужасом люди кричали, затевали драки. Среди нас больше не было ни немецких офицеров, ни их командира. Никто не знал, как они исчезли! Среди нас оказалось лишь около сотни немецких солдат.
Подъем по винтовой лестнице означал неминуемую смерть. Те, кто стоял у неё, хором утверждали, что все, кто пытался подняться по ней, были застрелены – в итоге у люка лежала большая груда мёртвых тел.
Где-то на расстоянии двадцати метров от этой шахты имелся боковой проход, который вёл дальше. Он был круглым и имел в диаметре где-то полтора метра. В нем стояло около двадцати сантиметров талой воды. Немецкие солдаты предприняли невозможное, а именно бегство этим каналом.
Они исчезали один за другим, так как втиснуться туда можно было только поодиночке. При этом многие должны были ползти на четвереньках. Чем больше людей пробиралось в этот боковой канал, тем выше становился уровень воды. Когда в нем исчезло около ста человек, вода поднялась вдвое. Тела запруживали воду, организуя форменный прилив. Наблюдая эту акцию с тыла, мы не хотели продолжать бегство в этом направлении.
После того как в боковой проход втиснулись почти все немцы, они стали выскакивать обратно с жуткими криками. Они были все мокрые. Причиной их спешного отхода стали отблески света – это был огонь советских огнемётов.
Немцы выскакивали назад так быстро, что я до сих пор не могу понять, как им это удавалось. Убегали даже раненые. Один раненный в бедро полз на руках, пытаясь спасти свою жизнь".
А в городе тем временем продолжали идти уличные бои. Но и они уже не носили отблеска фанатизма, а, скорее всего, велись по инерции. Ни немцы, ни венгры практически больше не сопротивлялись. Венгры переходили на сторону советской армии и вместе с ней помогали добивать немцев, сдавали их в плен.
На участке, где сражался расчёт Ивана, только к концу пятого дня затихли бои и наступила такая тишина, что с непривычки в ушах звенело. Харитон как сел на ящики со снарядами, так на нём и заснул. Иван тоже готов был уснуть, причём, прямо посреди мостовой, лишь бы его не трогали. Он устало присел рядом с Харитоном.
По улице мимо него шли нескончаемым потоком советские войска. Шла армия-победитель. Шли строем и шли просто так. Среди них иногда попадались люди в гражданской одежде. Кто они такие были, Иван не знал. Двигалась техника. Войска двигались, не останавливаясь в городе, дальше на запад. Группам майора Петрова было приказано оставаться на месте. Вечером к Ивану подошёл капитан Токарев. Он с улыбкой посмотрел на полуспящий расчёт и сказал:
– Хватить тут народ смешить. Мы с ребятами вам царское ложе организовали. Так что подъём и за мной шагом марш.
– А орудие? – спросил Иван.
– Да кому нужен твой пугач, – ответил капитан. – Охрану я выставлю, не переживай. Шагай быстрее, сержант. Каша стынет.
В одной из уцелевших квартир солдаты оборудовали походную кухню и спальню. Собрав кровати, кое-какое бельё по дому, бойцы устроились с комфортом. Единственным недостатком была стужа. Во всём доме не было ни одного уцелевшего стекла. Ветер свободно гулял по комнатам, коридорам поднимая пыль и кружа в воздухе обрывки бумаг. Окна и двери в квартире занавесили одеялами, но всё равно тепла не прибавилось. Иван вошёл в комнату. Там витал заманчивый запах простых русских щей.
– Давай, бог войны, налетай, пока горячие, – протягивая исходящее паром солдатское варево Ивану, проговорил стрелок, с которым он ещё недавно брал этот самый дом. – Мы с тобой теперь как братья. Я твой должник. Так что получай.
Иван с удовольствием взял пошарпанный в бесконечных фронтовых дрязгах котелок и достал из кармана ложку. Посмотрев по сторонам в поиске свободного места, он уселся на заваленную неимоверным тряпьём кровать. Его расчёт со своими пайками расположился рядом.
– А это особо, – капитан достал фляжку, кружку и что-то налили в неё. – За победу.
Иван взял посудину и принюхался. Спирт. Он улыбнулся, немного отхлебнул огненной жидкости. Затем протянул кружку Харитону и принялся за щи с тушёнкой. По телу сразу прошла горячая волна. Стало тепло и спокойно. Последнюю ложку щей Иван уже не помнил, как и проглотил. Он спал. Стрелок вынул из его рук котелок и тихо проговорил, глядя на спящего Ивана: