– Держи, Иван, дождался наконец-то.
Иван взял в руки маленький листочек бумажки и пробежал по нему глазами.
– Когда, Ваня? – спросил председатель.
– Пятого ноября. К шести часам велено явиться. Завтра, Пётр Ефимович, – улыбнувшись, ответил Иван.
Председатель вышел из-за стола и подошёл к нему.
– Ну что же, бригадир, считай, что дела я у тебя принял, – сказал Пётр Ефимович, обнимая Ивана. – Работал ты отлично, даже лучше, с огоньком. Уверен, что и там ты достойно будешь громить врага. И учти, Ваня, я не прощаюсь с тобой. После победы подучишься и меня, старика, заменишь. Это я тебе твёрдо обещаю.
Вечером Мария Игнатьевна собирала Ванин чемоданчик и тайком утирала слёзы, как в избу вбежала Лида и с порога кинулась Ване на шею.
– Ваня, милый, родной… – запричитала девушка.
– Ну, ну, ты чего, Лида, – Иван даже как-то растерялся. – Да вернусь я. Обещаю, что вернусь. Лидуся, мы же с тобой обо всём уже переговорили.
– Переговорили, а мне всё не верилось. Ваня.
– Тётя Маруся, да скажи ты ей, – не выдержал Иван.
Тётка только рукой махнула и вытерла глаза уголком платка.
Провожали ребят всем селом. Как всегда, пиликала гармошка, кто-то даже пытался что-то спеть, но быстро затих. Пётр Ефимович сказал призывникам небольшую напутственную речь, и подводы с будущими солдатами тронулись в путь. Лида поехала с Иваном в город. Иван поцеловал на прощание Марию Игнатьевну, сестрёнку с братишкой и зашагал рядом с телегой.
Глава 4.
Всё это Иван вспомнил, сидя на полуразрушенном укрытии и глядя на сожжённые и втоптанные в грязь колосья пшеницы. Он не понаслышке знал настоящую цену крестьянскому труду, цену хлебу. Накануне, строя укрепления, Иван дивился воронежскому чернозёму, ходил по полю, рассматривал налитые спелым зерном колосья, а сейчас эта благодатная земля была вся испахана гусеницами и усеяна глубокими воронками от снарядов. На поле Иван старался и вовсе не смотреть. Всё это благолепие странным образом сочеталось с непроходимыми лесами, покрытыми топями и болотами, глубокими оврагами и меловыми высотами, на которых и окоп-то вырыть было сущим наказанием. Совсем рядом катил свои воды Дон, который всего лишь три дня назад бронебойщик форсировал со своим вторым номером Сашкой Быстровым. Они с ходу при поддержке артиллерии вскарабкались на кручу и в один момент выбили мадьяр из окопов, захватили плацдарм. Оборона противника была обустроена добротно, даже где-то с шиком. На много километров протягивалась извилистая линия траншей и ходов сообщения, вырытых хортистами. По сравнению с левобережными укреплениями двадцать пятой стрелковой дивизии, в которой воевал Иван Селивёрстов, это были настоящие хоромы. Там, за рекой, просто невозможно было выкопать нормальный окоп. В один миг всё засыпало зыбучим песком, сколько не старайся. Маета одна, а не оборона.
– Молодец, Селивёрстов, не растерялся, – рядом сел комбат Миронов в порванной и испачканной в крови гимнастёрке. Рука майора была от плеча до кисти неумело замотана грязным бинтом. Комбат поморщился и бережно положил руку на колени. – Я тебя к награде представлю, как только из госпиталя выйду.
Иван посмотрел на командира и молча покачал головой.
– Знаю, Ваня, – тихо сказал комбат. – Мне тоже ребят жалко, но сам понимаешь, семьдесят танков да ещё с пехотой сдержать не так-то просто. Вообще чудо, что мы с тобой живые сидим.
– В чудеса я с детства не верю, Семён Макарович, – хрипло ответил Иван. – Если бы не подкрепление, где бы мы сейчас были?
– Тоже верно, – согласился Миронов. – Выручили ребятки вовремя.
– Вовремя? – Иван в упор посмотрел на командира. – Когда нас уже всех положили.
– Не кипятись, боец, – голос комбата посуровел. – Ни ты, ни я не знаем, почему так поздно пришло подкрепление. Так что не нам с тобой делать выводы. Наше дело выполнять приказы, а не обсуждать их. Не первый год воюешь, пора бы и привыкнуть.
– Трудно к такому привыкать, товарищ комбат, – Иван кивнул на оставшихся бойцов. – А ещё труднее объяснить.
К вечеру бои затихли и остатки батальона перешли ближе к деревне Сторожевое. Из роты бронебойщиков, где служил Селивёрстов, в живых остался он один. Иван нёс на плече своё искалеченное ружьё и даже не заметил, что сзади него шёл тот самый солдат, что помог ему в бою с танкистами. Остатки батальона шли вперемешку с пополнением. Впереди маячило серое пятно чьей-то гимнастёрки. Иван бездумно шагал за ней, ни о чём не думая, мечтая просто умыться и хоть на часок прилечь поспать. Бои последних трёх дней не давали ни минуты передышки. Настолько плотными были атаки проклятых мадьяр, пытающихся сбросить дивизию назад за Днепр. Накануне части двадцать четвёртого танкового корпуса овладели лесом севернее села Селявное. Оценивая первые дни наступления советских войск, начальник немецкого Генерального штаба Сухопутных войск Гальдер в своём дневнике раздражённо записал: "Венгры снова пропускают русских через Дон!"
– Слышь, браток, может, помочь? – неожиданно раздался голос сзади. – Такую штуковину нелегко одному тащить.
Иван остановился и удивлёнными, непонимающими глазами осмотрел незнакомого солдата.
– Да ты не сомневайся, я только помогу… – начал было незнакомец, но внезапно осёкся.
Он понял, что Иван не слышит его, вернее не понимает слов.
– Ты извини, браток.
Иван мотнул головой, словно после долгого сна, и улыбнулся. Устало, по-доброму. – Держи, горняк, – Иван протянул шахтёру ружьё, и тот закинул приклад себе на плечо.
Идти стало гораздо легче, да и на душе как-то просветлело. Иван огляделся. Они шагали уже на краю деревни. Крайняя изба была почти вся разрушена, только печная труба одиноко торчала посреди развалин да сарай, крытый соломой, стоял в огороде. Иван не знал, что не так давно эта густозаселённая деревня пережила трагедию, оставившую глубокий кровавый след в её истории.
Не видел он и того, как совсем недавно почти безоружные советские солдаты практически бежали на другую сторону Дона, оставляя мирное население на расправу второй венгерской армии. Армии, сплошь состоящей из мародёров и садистов. Вслед убегающему в рваных пропотевших гимнастёрках войску неслись проклятия и ругательства.
– Вы поглядите-ка, – кричала во весь голос и на всю улицу бабка Полштриха, – бегут неумехи наши, аж в ж . . ы пятки у них втыкаются. Германцу сдают нас, черти заполошные!
Старики тоже высказывались, но уже более конкретно. Им было обидно и страшно понимать, что их ждёт дальше. По непонятной причине эвакуировали из Сторожевого только руководящую верхушку. Всех остальных просто бросили на произвол судьбы. А в это время в село входила оснащённая техникой и крепко вооружённая армия агрессоров. Так было.
Сейчас наших солдат принимали все, кто уцелел, как истинных освободителей. Они уже не были теми жалкими и беспомощными вояками, показывающими спину неприятелю. Нет. В деревню вошла армия-победитель. Злая, беспощадная к врагу и не собирающаяся больше оставлять ни пяди нашей земли, а гнать ворога прочь в своё логово и там его растоптать так, чтобы и памяти о нём не осталось.
– Тебя как звать-то, шахтёр? – спросил Иван.
– А ты откуда знаешь, что я шахтёр? – удивился солдат.
– А кто на гора ещё выдаёт, как не шахтёры?
– Точно. Это у меня по привычке. Фёдором меня кличут. Я с Донецка. Слыхал про такой?
– Слыхал, слыхал. Кто же про вас не слыхал. Стахановцы.
– Снова угадал. Только я с другой шахты. Лексей в Луганске робил, на Ирминском руднике. Так-то, браток, – проговорил Фёдор. – Я его самого не видал, не довелось, а про рекорд слышал. Наши пробовали перекрыть его норму, да зря только пупы рвали. Так и плюнули. Четырнадцать норм за смену, это тебе, Ваня, не шутки. Однако, кажись, пришли.
Иван посмотрел на село и от нестерпимой злости скрипнул зубами. От села остались одни руины. Не было и пяди земли, где не упал бы снаряд, не пролилась чья-то кровь. Иван с Фёдором положили ружьё на траву. Уже заметно вечерело. Солнце зависло над лесом прямо за Доном, и со стороны полей потянул прохладный ветерок. Так или примерно так закончился ещё один день битвы Воронежского фронта.
Изрядно поредевший батальон переформировали без задержки на следующий же день тем самым пополнением, что помогло отбросить противника с высотки. Комбат отправился в госпиталь, а вместо него прибыл пожилой майор Сенягин, а с ним и командир роты бронебойщиков лейтенант Синельников. Лейтенант, сразу было видно, бывалый, прожжённый в боях до черноты. На вид ему было лет около тридцати. Синельников по-хозяйски проинспектировал подразделение, быстренько назначил командиров, выбил неизвестно где оружие, боеприпасы и дал время на отдых до вечера.
Иван, сам того не ожидая, тоже оказался в командирах. Небольшим командиром, всего лишь отделения бронебойщиков, но тем не менее командиром.
– Наслышан про тебя, Селивёрстов, наслышан. Три танка с ходу положил, – подойдя к Ивану, сказал лейтенант. – Вот что, солдат. Слушай приказ. Назначаю тебя командиром отделения. Звание сержанта считай что уже получил. Приказ на тебя ещё не пришёл, но это не меняет сути дела. Я на тебя очень рассчитываю. Ты человек в бронебойном деле опытный, не подведёшь. Думаю, что скоро фашисты снова попрут на нас. Позиция тут уж больно важная, а это значит что?
– Снова танки, товарищ лейтенант, – чётко ответил Иван.
– Верно. Правильно мыслишь, сержант. Эта война всё больше становится войной машин. Конники уже не в чести. Да и что сделаешь против брони голой саблей? Опять правильно. Ничего. Готовь, Селивёрстов, отделение. Чтобы всё в аккурате было. Я проверю.
Иван не заставил себя долго ждать. По примеру лейтенанта он провёл полный осмотр своего войска, которое насчитывало пять человек вместе с ним. Более зорких из них назначил наводчиками, а Фёдора выбрал своим заместителем.
– Слышь, командир, – начищая ружьё, сказал Фёдор. – Неплохо бы на постой где пристроиться. Лучше всего в хате. Ты как мыслишь на этот счёт?