что-то сможешь изменить, чего-то достичь.
Когда первый раз в жизни – в новой жизни – он сел на кровати (случилось это через три недели после падения), то было полное ощущение, что отдал этому простенькому действию все силы. Это было для него на пределе возможного. Но всё-таки он оторвался от постели. И это была первая, небольшая, но победа! Быть может, даже более ценная, чем первый его подъём в небо. Ещё более невероятное ощущение подарил кувырок вперёд через три месяца после трагедии – это для него-то, мастера спорта по спортивной гимнастике!
Через четыре месяца Саше предстояла медицинская комиссия, которая должна была решить вопрос о степени инвалидности. Для него это было очень тяжело – сам факт получения инвалидности, – и он усиленно готовился, чтобы предстать перед врачами как можно более здоровым человеком и инвалидность не получать. К этому времени делал даже стойку на руках! Но врачи ВТЭК были неумолимы: дескать, после такой травмы мы никак не можем не дать вторую группу без права работы. Пришлось смириться и собирать себя дальше. Вскоре Александр начал подключать дозированную ходьбу и специальный тренажёр «Спортивные качели», позволяющий выполнять упражнения на все основные мышечные группы и суставы человеческого тела. Затем пришёл черёд бега, езды на велосипеде, хождения на лыжах и элементарных акробатических упражнений на гимнастических снарядах. Объём физической нагрузки достигал 5–6 часов в день! На всех этапах восстановления большое внимание Саша уделял логопедической работе. Поначалу он вообще не мог говорить – ему-то казалось, что говорит и всё отчетливо произносит, но получалась сплошная каша. Последовательно вёл корректировку гласных и согласных звуков, слогов, произношение скороговорок, которые подкреплял парадоксальной гимнастикой Стрельниковой.
И уже через год ВТЭК вынуждена была снять вторую группу инвалидности, и он снова приступил к преподавательской работе в Нижегородском педагогическом университете на факультете физкультуры. Здесь Александр Самыличев, мастер спорта и бывший инвалид второй группы, работает доцентом по сей день. Ведёт занятия по теории физической культуры и валеологии (науке о здоровье) на дефектологическом отделении факультета. Вместе со своими коллегами руководит научным студенческим кружком «Физическая культура и милосердие», участники которого включились в индивидуальную работу с детьми, страдающими различными формами церебрального паралича. Александр Самыличев внёс немалый вклад в становление и развитие новой специализации «Физическая культура для лиц с отклонениями в состоянии здоровья», исполнял обязанности президента нижегородского отделения общественного фонда благотворительной организации «Нижегородская специальная олимпиада», в которой участвуют дети-инвалиды с нарушениями центральной нервной системы. С 2002 года он стал научным консультантом Нижегородского областного реабилитационного центра инвалидов. Подготовил к открытию специальный сайт в Интернете «Новая жизнь для всех нуждающихся – опыт возвращения из небытия после катастрофы», где все желающие могли получить необходимую информацию и помощь. А ещё вместе с женой Саша воспитал замечательную дочь Надежду, которая в 2002 году, выиграв первое место в областной и две номинации в общероссийской олимпиадах, досрочно стала студенткой филфака Нижегородского государственного университета. Позднее блестяще окончила его и поступила в аспирантуру, защитила кандидатскую диссертацию.В авиации не употребляется слово «последний»: последний полёт, последний прыжок с парашютом – слишком уж категорично и безысходно оно звучит. Его заменяют спокойным и обещающим словом «заключительный». Так вот, строго говоря, полёт Александра Самыличиева, во время которого он рухнул на землю и в одну секунду превратился в инвалида, иначе как последним и не назовёшь – Саша уже точно никогда не поднимется в небо на дельтаплане, что прекрасно сознаёт и сам. Но разве повернётся у кого-то язык сказать, что его полёт закончился вместе с поломкой крыльев дельтаплана?!
Глава 5. Доброта
…Ты будешь подготовлен к тому, чтобы летать ввысь, и поймёшь, что такое доброта…
Ричард Бах «Чайка по имени Джонатан Ливингстон»
Небо, полёт над землёй нередко подвергает дерзнувших подняться в него людей тяжёлым физическим и моральным испытаниям. Однако и на земле иные люди оказываются подчас в таких сложных нравственных обстоятельствах, перед такими проблемами морального выбора, такие из-за этого бушуют в их душах чувства и страсти, что невольно подумаешь: «А в небе-то, пожалуй, поспокойнее будет…» И выход из этих ситуаций требует порой невероятного духовного напряжения.
Выбор
В то ясное августовское утро 1994 года инвалид Евгений Иванович Анфимов встал пораньше, несмотря на воскресенье. Умывшись и поставив на газ чайник, он открыл окно и с радостью увидел уже поджидавших его на кирпичном заборе напротив окна и на зелёных ветвях клёна сизых голубей. При звуке распахиваемого окна и появлении знакомой фигуры на границе света утра и полумрака комнаты они засуетились, захлопали крыльями и бросились к его окну. Дружно облепили подоконник и, не переставая издавать гукающие и булькающие звуки, стали садиться на руки человека.
– Вот ведь тварь божья, – улыбаясь, подумал старик, сыпля на подоконник зерно и незло отбиваясь от наседавших голубей, – хоть и встал на час раньше обычного, но они уже тут. Будто знают, что я собрался к Регинчику и потому поднялся даже раньше будничного дня. Словно провожают меня в дорогу и торопятся передать ей привет. Что бы я без вас делал?
С этими тёплыми мыслями он бросил последнюю горсть зерна из пакета – на что птицы ответили очередным треском крыльев, топотом по подоконнику и повышенным бульканьем-гуканьем – и, волоча за собой неполноценную ногу, пошёл пить чай. Чайник уже весело пыхтел на плите.
Евгению Ивановичу предстояла долгая дорога за сорок с лишним километров от Нижнего Новгорода, на небольшое деревенское кладбище, где вот уже тринадцать лет покоилась его жена Регина Яковлевна, внезапно ушедшая в совсем ещё нестаром возрасте и оставившая Евгения Ивановича практически один на один с голубями да несколькими котами, изредка посещающими его одинокое жилище. Посещали они его потому, что Евгений Иванович выкраивал на это богоугодное дело деньги из своей скромной пенсии. Сын Сергей давно обзавёлся семьёй, жил своим домом и лишь иногда заходил к отцу после работы, которая находилась рядом. Так что голуби да коты были и впрямь его единственными и самыми верными попутчиками на оставшемся отрезке жизни.
Но два раза в год, в дни её рождения и смерти, он непременно отправлялся к жене. Сначала заезжал к её родственникам, а затем уже – на кладбище. Проводил там чуть ли не весь день – в несуетной заботе о могилке, в душевных воспоминаниях о милом человеке и счастливых годах жизни с ней. Дорога туда была не просто дорогой, а целой экспедицией – трудным и желанным походом, к которому готовятся загодя, собирая всё необходимое и заранее прорабатывая мельчайшие детали предстоящего мероприятия. С особым старанием Евгений Иванович готовил к походу своего четырёхколёсного коня – слабосильную мотоколяску, выданную два года назад инвалиду заботливым государством, – ибо от неё зависело в этой поездке всё. За две недели до выезда начал он проверять насосы, тормозные колодки, подвинчивать гайки. Накануне подлил масла в двигатель, помыл коляску и съездил на заправку. Залил полный бак бензина да на всякий случай ещё и десятилитровую канистру наполнил. Подкачал колёса. Тщательно проверил весь могущий пригодиться в дороге машинный инструмент. Всё это вместе с инвентарём для ухода за могилкой заботливо положил на заднее сиденье.
– Пора, – подумал Евгений Иванович, когда чай и несколько бутербродов были съедены, а по радио пропикало восемь часов. – Пора, милый Регинчик, на встречу с тобой, чтобы не заставлять тебя долго меня ждать.
На этой нежной ноте он встал из-за стола, потревожив нахальных голубей, закрыл окно и, захватив сумку с нехитрым провиантом, заковылял по деревянной лестнице вниз. Улица встретила его ласковым запахом лета, пробивающимися сквозь ветви деревьев весёлыми лучиками солнца и лёгким ветерком. На дворе было пусто и тихо. Лишь трамвай прогрохотал по соседней улице, пока он шёл по двору к своему гаражу. Уже подходя к нему, Евгений Иванович понял – нет, скорее почувствовал: что-то не так. И тут же заметил он это «не так» – висячего замка на петлях не было, а дверь была чуть приоткрыта.
– Неужели вчера позабыл закрыть? Как бы не унесли чего, – мелькнуло у него в голове, и с нарастающим волнением, перехватывающим дыхание, бросился он на дверь и резко рванул на себя.
Гараж был пуст. Это было ясно, несмотря даже на резкий переход из светлого утра в сильно затенённое укрытие, когда глазам необходимо какое-то время для привыкания к значительно меньшей освещённости. Было ясно уже потому, что передок коляски всегда находился всего в полуметре от дверей и не заметить его невозможно было в любом случае.
Евгений Иванович поначалу не понял случившейся с ним трагедии и, глупо осмотрев весь пустой гараж, потом осмотрел и двор. Коляски не было нигде. Точно так же не было и ни единой живой души во дворе – только беззаботные воробьи, как всегда, сыпали из ветвей своё однообразное чириканье. Тогда Евгений Иванович опустил на землю сумку и принялся разглядывать двери – петли были покорёжены, а в метре от одной из дверей он обнаружил и свёрнутый замок. Видимо, действовали ломиком или монтажкой. Тут он заметил и следы своей мотоколяски – следы от колёс, выходящие из гаража. Проковыляв за ними через весь двор, он оказался на выезде на улицу. Здесь, на сером асфальте, следы безнадёжно обрывались.
– Боже мой, – в отчаянии подумал Евгений Иванович, оглядывая безлюдную в этот час улицу, – кому же понадобилась моя коляска? Что я буду без неё делать?..