– Как я счастлив… я счастлив… счастлив, – звучали слова, от которых становилось радостно и спокойно.
И, полный этого всепоглощающего счастья и радости, он улыбнулся всей своей долгой и наполненной жизни, всему большому миру, который покидал и который сделал его таким счастливым…
А в это время плачущая и не желающая верить в случившееся его жена Маргарита Андреевна всё сидела возле дорогого безжизненного тела, прикасалась к нему и повторяла, как заклинание:
– Саша, Саша, ты меня слышишь? Может быть, ты меня слышишь…
И произошло невероятное: часа в три ночи, когда врачи уже констатировали смерть, но случилась она так недавно, что тело не успело ещё окоченеть, на эти слова жены на застывшем и бледном лице Брехмана появилась добрая, такая знакомая и дорогая ей улыбка.
Таким – недвижным, но с тёплой, живой улыбкой на лице – и остался в её памяти самый дорогой человек. А когда через три дня состоялись похороны, на которые пошли продукты, купленные ею для субботнего приёма гостей, она рассказала все подробности той жуткой ночи близкому другу семьи, театральному режиссеру Леониду Анисимову. Он долго стоял в молчании, скорбя по ушедшему другу и сочувствуя рыдающей вдове. А затем произнёс:
– Не надо плакать, Маргарита Андреевна. То была не смерть, а поцелуй Бога. Он удостоился его всей своей жизнью, которую прожил ради познания и людей, и всем нам, оставшимся, надо ещё очень много сделать, чтобы заслужить подобное.
От этих хороших слов Маргарите Андреевне стало немного легче, и, вспомнив ещё раз невероятную улыбку, появившуюся на лице умершего уже мужа, она подумала, что и впрямь похоже это было на прикосновение к нему чего-то очень доброго и всепонимающего. Возможно, действительно, самого Всевышнего. И сердце её успокоилось.
Глава 6. Творчество
– Знаешь, что является самым большим грехом? – вдруг неожиданно спросил Платон по пути к трамвайной остановке.
– Интересно, что же? – равнодушно отреагировал я, захваченный врасплох таким вопросом.
– Не воровство, нет… И не измена. И даже не убийство. Самый большой грех – не реализовать то, что заложено в тебе от природы или от Бога, это кому как нравится…
Из разговора с другом
Обратный катарсис
Снежинок не было видно, но казалось, будто воздух наполнен мириадами тончайших иголочек, – они больно кололи руки, щёки, нос и вспыхивали разноцветными искрами в потоках жёлтого вечернего света. Мороз и вечер гнали в дома поздних прохожих, но у ярко освещённого входа старинного здания в самом центре Москвы было людно. Пританцовывая от холода, толпившиеся здесь дружно окружали каждого подходящего к парадным дверям и настойчиво спрашивали лишний билетик. Впрочем, подобные вопросы можно было услышать уже у ближайшей станции метро. Небольшой, но чрезвычайно уютный зрительный зал Дворца культуры Московского университета не смог вместить всех желающих послушать певицу, хотя и живущую в столице, но довольно редко появляющуюся здесь с концертами, и долго ещё после начала её выступления неудачники, так и не обретшие вожделенных билетов, безуспешно осаждали билетёров и непреклонного администратора.
В безумной круговерти эстрадного потока, захлестнувшего в последние годы радио, телевидение и концертные площадки, где не только лица, но и манеры и голоса многих исполнителей настолько похожи, что сливаются в одну сценическую маску, кажется, невозможно даже на короткое время остановить внимание на ком-то одном. Уж не говоря о том, чтобы сколько-нибудь долго проследить творческий путь этого артиста. И тем не менее есть в этом потоке удивительные исключения – подобные крохотному алмазу, странным образом попавшему в обрамление дешёвого кольца и неизменно привлекающему взгляд своим особым светом, изысканной огранкой. К ним относится народная артистка России Елена Камбурова, с одного из концертов которой я начал свой рассказ. Она вроде бы без шума вошла на советскую эстраду во второй половине шестидесятых, но сразу обрела свою аудиторию, и её концерты стали собирать полные залы от Москвы до Владивостока. Голос и исполнительская манера певицы, если человек хоть раз её слышал, узнаётся сразу же, будь то просто выступление по радио, песня за кадром в художественном фильме или детском киножурнале «Ералаш». Как однажды отметил мой приятель, пишущий об искусстве и, кстати, не являющийся поклонником Елены Антоновны, «её можно любить и не любить, признавать или нет, но одно о ней можно сказать совершенно точно – другой такой певицы на нашей эстраде нет!»
Когда я первый раз побывал на её концерте – произошло это в начале 80-х годов, – меня поразил список авторов песен и баллад, исполняемых Камбуровой: Марина Цветаева и Владимир Маяковский, Пабло Неруда и Фёдор Тютчев, Новелла Матвеева и Булат Окуджава, Владимир Дашкевич и Юрий Левитанский. Тогда такой репертуар на эстраде был не только интересен, но и вызывающе смел. Но Камбурова не могла изменить себе. Песни, которые она поёт, не из тех, под которые можно стирать и готовить обед, ругаться с женой и отчитывать ребёнка или просто спать, – они неизменно заставляют думать и волноваться, создавая редкое внутреннее состояние, когда работает мозг и дышит душа. И хотя репертуар и авторы постоянно меняются, эффект остаётся неизменным.
Рояль и гитара на сцене, разумное использование звуковых и световых эффектов – таков нехитрый и практически неизменный антураж выступления Камбуровой. Но главное – голос и душа певицы, благодаря которым и возможно то, что называется прекрасным звучанием песни, ради чего зрители приходят в зал. Какую бы песню она ни пела – известную и неоднократно слышанную в другом исполнении или совсем новую, – чувствуется колоссальная внутренняя работа, особый подход к каждой. Этот редкий союз – душа и голос – даёт возможность услышать в её песне звучание стозвонного колокола и почувствовать тоску цыганских напевов, увидеть мерцание свечи в окне и ощутить горьковатый запах черёмухи. Он позволяет счастливому слушателю и зрителю путешествовать во времени и пространстве, испытывать чувства неизвестных нам людей, заглядывать в неизведанные глубины собственной души.
Простите меня за некоторое отступление в мир искусства и несколько тёплых слов в адрес любимой певицы. Однако зачем я сделал это? Неизменный успех Камбуровой на протяжении десятилетий и её неповторимость говорят о ярком таланте, а что может быть интереснее, чем понять истоки этого дара? Одни утверждают, что он от Бога, другие – от природы, третьи – что он приобретается в процессе изнурительного ежедневного труда.
Всё это так, но в жизни певицы была ситуация, тяжелейшая для неё стрессовая ситуация, которая не только заставила страдать, но и подобно яркому лучу на короткое время рельефно высветила её духовный стержень. Но самое главное, что бывает очень редко, показала ей самой эту скрытую от многих собственную суть – экзистенцию, говоря языком философов.
Маленькая девочка Лена росла в небольшом провинциальном украинском городе Хмельницком в образованной, интеллигентной семье (папа – инженер, мама – врач). С самого детства очень любила слушать песни в исполнении популярных в те годы советских певиц Гелены Великановой и Майи Кристалинской. Ах, боже мой, сколько девочек мечтает в школе стать актрисами! Но кто из них потом становится ими? А уж выдающихся можно по пальцам пересчитать.
Уже в школе будущие актёрские интересы Лены Камбуровой определились совершенно чётко. И в десятом классе состоялось её первое публичное выступление, которое запомнилось ей на всю жизнь и, смею утверждать, в значительной мере определило будущее. Она готовилась к концерту, где в сравнительно небольшой сценке должна была произнести короткий монолог.
– Я не отношусь к числу людей, для которых не существует психологического барьера выхода к зрителю, – вспоминает сама Елена Камбурова давнее событие своей жизни. – Не каждому дано преодолеть его сразу. Готовясь к тому, первому моему выступлению, я, конечно, безумно волновалась. Всё, что я должна была сделать на сцене, было продумано и отрепетировано до мелочей. Меня можно было разбудить в любое время ночи, и я без запинки отбарабанила бы выученное. Но когда вышла на сцену, оказалась один на один с затихшим и глядящим на меня сотней глаз залом, одна на ярко освещённой сцене, на меня вдруг напало нечто совершенно мне незнакомое и непонятное до той поры. Я впала в настоящий шок, при котором я вроде бы всё видела, всё понимала – в том числе и то, для чего я на сцену вышла, – но абсолютно ничего не могла с собой поделать. Он буквально парализовал меня, я так и не смогла произнести ни слова из подготовленного и тщательно отрепетированного монолога и в слезах покинула сцену, такую желанную для меня, но сыгравшую со мной столь страшную шутку. Трудно сказать, что подумали тогда зрители, но я отчётливо вдруг поняла удивительную и неизвестную мне доселе вещь: выход на сцену – это величайшая ответственность! Ведь ты занимаешь у людей время, ты обязан им сказать нечто такое, чего они не знают, и сделать это ты обязан как можно яснее. Именно для этого и выходишь туда. Конечно же, излишняя ответственность может сослужить и двоякую службу – часто она серьёзно мешает, – но по прошествии стольких лет после того памятного моего выступления я всё равно глубоко убеждена, что ответственность перед зрителем должна существовать у любого артиста. Подобно фундаменту, без которого самый красивый дом может быстро рухнуть…
Как один вздох, как короткое мгновение пролетают полтора-два часа концерта Елены Камбуровой. И когда затихает заключительный аккорд, растворяется в тишине зала последняя нота, долго не можешь выйти из удивительного мира её песен, где всё так живо и волнительно, и лишь громкие аплодисменты восхищённой публики возвращают тебя к действительности.
Так шокирующее событие в далёкие школьные годы, принесшее девушке, мечтающей стать артисткой, бо