Путь в террор — страница 50 из 61

конечно, совершенно не радовало мадам Ряполову, но Анне не было до ее чувств никакого дела. К тому же ее шумные протесты обратили на себя внимание Будищева, и «повелительница тьмы» почувствовала, что пора ретироваться.

– Куда же вы, голубушка, – громко крикнул соседке Дмитрий. – Неужели вам не интересно познакомиться поближе с этим чудным механизмом?

– Ничего мне не интересно, – буркнула та, пытаясь смыться, но не тут-то было.

– А вы знаете, что топка котла притягивает к себе грешные души? – вкрадчиво спросил он гадалку, перегораживая ей путь для отступления.

– Что вам от меня нужно? – подозрительно спросила мадам Ряполова, готовясь перейти с быстрого шага на бег.

– Мне нужно, чтобы ваши друзья – мелкие воришки перестали шнырять тут! Они меня раздражают.

– Я не знаю, о чем вы говорите…

– Взамен, – невозмутимо продолжал мучитель, – я мог бы подкидывать вам клиентов.

– Что? – тут же умерила аллюр дама и вперила в Будищева недоверчивый взгляд.

– Что слышали. Среди людей, желающих поставить звонки, кого только нет. У некоторых стремление к прогрессу уживается с самыми дикими предрассудками. Я как-то занимаюсь монтажом, а они с помощью фарфорового блюдца чертей вызывают!

– Спиритизм – это вам не предрассудок! – строго возразила оскорбленная в лучших чувствах гадалка. – И духи действительно могут приходить к сильным медиумам и, кстати, жестоко наказывать нелестно отзывающихся о них!

– Рад, что я в вас не ошибся! Я, к слову, порекомендовал вас одной малахольной даме из высшего общества. Готовьтесь, скоро она вас навестит.

– И по какому делу? – явно заинтересовалась старая мошенница.

– Никак не решит, изменять мужу или нет.

– А вы откуда это все знаете? – подозрительно спросила мадам Ряполова, шумно втягивая носом воздух, как будто чуя добычу, отчего вдруг стала похожей на крысу.

– Забыла, кому я служу?! – с насмешливой ухмылкой спросил Дмитрий.

– Ну, что вы, как можно! – заюлила дама. – Но что вы хотите взамен?

– Сущие пустяки, – начал было Будищев, но тут его перебил неожиданно подбежавший Семка.

– Беда! – прохрипел совсем запыхавшийся мальчишка.

– Что еще за беда? – поморщился наставник. – Тебя домой хоть не отпускай, вечно какую-нибудь хрень принесешь…

– Степаныча убили!

– Что?! Как убили?

– Ну, не совсем убили, но избили крепко!

– Кто?

– Да откуда же мне знать? Он лежит почти черный, а Стеша криком кричит…

– Простите, мадам, но мне пора. Условия передачи вашей души мы обсудим в следующий раз, – крикнул напоследок беззастенчиво гревшей уши гадалке Дмитрий и бегом кинулся вслед за Семеном.


Старик Филиппов, вытянувшись, лежал на кровати, уставив единственный уцелевший глаз в потолок. Семка не ошибся, машиниста, действительно, безжалостно избили, не оставив на крепком еще теле живого места. На сидевшую рядом Стешу было страшно смотреть. От горя черты лица ее исказились до неузнаваемости, а на дне глаз плескалось безумие.

– Это я во всем виновата! – дрожащим голосом прошептала она и плача кинулась Дмитрию на грудь.

– Ну что ты такое говоришь, девочка, – попытался он ее успокоить, но та не слушала и лишь сильнее начинала биться.

– Пришел? – еле слышно проскрипел со своего ложа Степанович.

– Да.

– Степанида, выйди. Мне с человеком потолковать надо.

– Нет-нет, – замотала головой девушка, но отец строго сдвинул рассеченную бровь, и она, не переставая рыдать, послушалась и вышла.

– Кто это сделал? – тихо спросил Будищев, наклонившись к избитому.

– Сам, поди, знаешь, – прошептал тот в ответ.

– Но как?!

– Сдурил я. Пошел к нему. Думал, пристыжу. Рази можно так…

– Охренеть! Ты узнал-то как?

– Не ругай ее. Она теперь совсем одна осталась… а с ней так нельзя… она не из простых…

– О чем ты, Аким Степанович?

– Мне уж ближе к сорока было, когда я мать Стешину встретил. Поехал в деревню к своим на могилки поклониться… а ее наш барин – Леонтий Лексеич, как раз из прислуги выгнал. Покуражился, значит, и прогнал… А мне так ее жалко стало, что словами не передать… сирота ведь… заступиться некому… Вот дочка и родилась…

– Ох ты ж твою мать! – замысловато выругался Дмитрий. – Я думал, тут Россия, которую мы потеряли, а оказывается – Санта-Барбара!

– Сколько годов живу, и на тебе – сподобился, – прошептал мертвеющими губами старик и вдруг, приподняв голову от подушки, с яростной горечью выпалил: – Сам царевич не побрезговал своей ручкой благословить!

Эта неожиданная вспышка лишила его оставшихся сил, и откинувшийся в изнеможении на подушку Степанович дернулся в последний раз и испустил дух. Немного постояв, Будищев, может быть, в первый раз за все время искренне перекрестился и, протянув мозолистую ладонь, закрыл Степанычу глаз. Оставаться рядом с покойником он больше не мог и, покачнувшись, вышел вон из дома на негнущихся ногах. Вокруг уже собрались соседи, узнавшие о несчастье, приключившемся с Филипповыми. Увидев обращенные на себя глаза, гальванер только покачал головой и обессиленно присел на завалинку. А из дома донесся душераздирающий крик Стеши.


Кто не знает большого здания на Фонтанке, бывшего прежде особняком графа Кочубея? Теперь он, правда, стал штаб-квартирой Третьего отделения Собственной Его Величества канцелярии, или, как говорят в народе – Стукалов приказ. Сюда со всей России сходятся отчеты и донесения об умонастроениях среди подданных, доносы и кляузы, а также многое иное, о чем простые обыватели и не догадываются. И именно сюда явился для доклада генералу Дрентельну штабс-капитан Вельбицкий.

– Излагайте, – устало потирая виски, велел ему Александр Романович.

– Проверкой установлено, – сухо начал тот, – что все события, касающиеся известной вам высокой особы, попавшие в петербургские газеты, имели место в действительности.

– Что, простите? – не понял генерал.

– Я говорю, что известная вам особа, – невозмутимо пояснил жандарм, сделав ударение на слове «особа», – действительно совершила наезд экипажем на петербургскую мещанку Степаниду Филиппову пятнадцати лет от роду.

– Хм, – задумался на мгновение Дрентельн, после чего, не без иронии взглянув на подчиненного, спросил: – Скажите, вы правда решили, что посланы выяснить степень виновности «высокой особы»?

– Я полагаю, ваше превосходительство, что меня послали выяснить все обстоятельства дела, включая самые неудобные. Которые я, в свою очередь, не имею права от вас скрывать!

– Это вы верно заметили, обстоятельства и впрямь весьма «неудобные»! – фыркнул генерал.

– Причем то, что экипажем правил сам Алексей Александрович, еще не самое неудобное обстоятельство.

– Вот как?

– Именно. Дело в том, что в экипаже была еще одна «высокородная особа», и если в прессе всплывет и ее участие, то нынешний скандал покажется сущим пустяком на его фоне.

– И кто же это?

– Графиня Богарнэ.

– Ох, ты ж ма!.. – не удержался от возгласа Александр Романович. – Это точно?

– Совершенно.

– Н-да… Спасибо, голубчик. Надеюсь, вы понимаете, что эта информация не должна попасть в газеты.

– Разумеется. Но, слава богу, об этом репортерам еще ничего не известно. К тому же я уже приватно поговорил с большинством редакторов и настоятельно рекомендовал им более не раздувать эту тему.

– Разумно.

– Есть, правда, одна странность.

– Какая?

– Шум начался с одной маленькой газетенки – «Петербургского вестника», и только потом за эту новость ухватились другие издания.

– И что же в этом странного?

– Даже не знаю, как вам сказать. Никак не могу понять, откуда они об этом пронюхали?

– Ну, это как раз не сложно. Газета маленькая, людишки в ней служат голодные, стало быть, стараются – носом землю роют.

– Может быть, может быть, однако я, ваше превосходительство, еще бы поискал в этом направлении.

– Не нужно. Я ценю ваше рвение, Константин Павлович, но, полагаю, нам нужно сосредоточиться на ином. Надобно как-то погасить скандал. Газетчиков вы припугнули, это хорошо, но и этой, как ее, кажется, Филипповой?..

– Так точно.

– Вот-вот, надо бы и ей рот закрыть. Девица еще молода; может быть, ее родителям четвертной дать да наказать, чтобы за дочкой лучше следили?

– А вот с этим могут быть сложности.

– Что?

– Вчера произошло еще одно досадное происшествие.

– Час от часу не легче. Да говорите уже, не томите!

– Отец этой самой Степаниды Филипповой вчера явился к дому, где проживает его императорское высочество.

– Компенсации захотел? – хмыкнул генерал. – А вы говорите – сложности!

– После того, как остановился экипаж, – ледяным тоном продолжал Вельбицкий, – старику удалось пройти к великому князю…

– И? Голубчик, что же я из вас каждое слово будто клещами тяну!

– И как только Алексей Александрович понял, в чем состоит суть прошения, то едва не бросился на Филиппова с кулаками!

– Что?!

– Именно так, ваше превосходительство! Я сам не поверил, когда филеры доложили. Но и это полбеды. Отшвырнув несчастного, его императорское высочество отдал приказ слугам, и того крепко избили.

– Он хоть жив?

– Точно не знаю. Во всяком случае, домой его отвезли живым, но зная, как выглядят вестовые его высочества, я готов ожидать худшего.

– Н-да, – задумался генерал, потом встрепенулся и с надеждой посмотрел на подчиненного. – Константин Павлович, вы ведь прежде с покойным Мезенцовым служили?

– Точно так.

– И он, насколько я знаю, весьма ценил вашу хватку и вместе с тем осторожность в подобного рода деликатных делах.

– Николай Владимирович был очень добр ко мне.

– Вот и хорошо, вот и славно… Послушайте, голубчик. Это дело нужно замять. Я сейчас отправлюсь к его высочеству, а вы отправляйтесь-ка в эту слободку. И, так сказать, с двух сторон займемся этой нехорошей ситуацией. Скандал с одним членом правящего дома сам по себе неприятен, но с двумя – это уж совсем ни в какие ворота не лезет!