Государь склонил голову:
— Да уж, мадам, не ожидал, не ожидал! Теперь я сам убедился, что вы по праву носите погоны полковника. Вам смело можно доверить настоящий полк — к примеру, лейб-кирасирский. Шучу. Но, как говорится, в каждой шутке есть доля…
— Шутки? — подсказала Антонова.
— Мило! — восхитился государь. — Надо сказать, неожиданная трактовка знакомой поговорки. Кто это так сказал?
— Слова народные, — отшутилась Антонова. — Никто не помнит имени этого человека, как не помнят фамилию изобретателя колеса.
Слово за слово коснулись и темы дальнейших взаимоотношений Российской империи и Югороссии. Государь сообщил, что для заключения межгосударственных договоров надо каким-то способом заявить о создании Югороссии.
— У государства должны быть соответствующие атрибуты: территория, властные органы, флаг, герб… Гимн, наконец. А так, с кем заключать договор, чтобы его признали и другие государства? С группой лиц, которые неизвестно откуда приехали и неизвестно кто? Ведь вы не кочевая орда, господа, на дворе все же не тринадцатый, а девятнадцатый век.
Полковник Антонова сказала, что адмирал Ларионов уже думает над этими вопросами, и в самое ближайшее время все государственные атрибуты у Югороссии появятся. Далее она сообщила, что неплохо было бы поддерживать постоянную связь между Императорской главной квартирой и флагманским кораблем эскадры Ларионова.
— Ваше величество, соответствующая аппаратура у нас уже есть. Но пользуемся мы ею по-кустарному, менее эффективно, чем могли бы. После легализации здесь нашего присутствия, надо будет развернуть полноценный узел связи. Вы могли бы поддерживать устойчивую связь не только с вашими войсками и адмиралом Ларионовым, но и с вашим братом, великим князем Михаилом Николаевичем в Тифлисе, и даже с Санкт-Петербургом.
Государь задумался, а потом, представив себе открывающиеся перед ним возможности, загорелся идеей потомков.
— Николай Павлович, — обратился он ко мне, — познакомьте полковника Антонову с полковником Чингисханом, пусть они решат все технические вопросы!
Тут уже Нина Викторовна была удивлена до чрезвычайности.
— Какой еще полковник Чингисхан, ваше величество? Это шутка такая?
Пришлось объяснить нашей гостье из будущего, что связью в Императорской главной квартире действительно заведует Чингисхан. Но не тот, который был ханом монголов и мечтал довести свои непобедимые тумены до «последнего моря», а другой — флигель-адъютант императора полковник Губайдулла Чингисхан. Он был младшим сыном последнего хана казахской степи — Жангира.
Чингисхан закончил Пажеский корпус, а потом долгие годы служил в телеграфном департаменте. А после начала войны его назначили начальником движения телеграфной корреспонденции в действующей армии. Вот с этим-то Чингисханом и придется иметь дело мадам Антоновой.
Посмеявшись над этим историческим курьезом, мы прошли в соседнюю комнату, где уже был накрыт стол. Все правильно, по своему опыту дипломата я знал, что самые серьезные вопросы обычно решаются в самой несерьезной обстановке.
10 июня (29 мая), Плоешти, Императорская главная квартира.
Капитан Александр Васильевич Тамбовцев.
Со всеми повседневными хлопотами, связанными с организацией встреч полковника Антоновой с государем, я как-то не смог выкроить времени для встречи с цесаревичем. Он в четверг слетал на вертолете на «Кузю», встретился там с адмиралом Ларионовым и вернулся поздно вечером, полный незабываемых впечатлений. Похоже, что все увиденное и услышанное там настолько потрясло Александра Александровича, что он дня два не выходил из дома. Наблюдавшие за ним люди сообщили мне, что цесаревич написал несколько писем своей «душке Минни» — цесаревне Марии Федоровне, потом достал корнет и несколько часов наигрывал на нем военные марши и народные мелодии.
Сегодня я решил навестить наследника, благо что появился повод для разговора. Нина Викторовна поручила мне провести зондаж соседней с Югороссией Греции на предмет возможного сотрудничества и взаимодействия — Греция была нашим самым близким соседом, родственна по вере, и ей сам бог велел дружить с Югороссией.
Правда, с греческими делами было не все так просто. Так уж получилось, что страна, получившая самостоятельность во многом благодаря России, из-за откровенного головотяпства канцлера Горчакова стала придерживаться проанглийской политики. В 1863 году британцы, в честь коронации нынешнего короля Георга, подарили Греции Ионические острова. Но король Георг — это принц датский Кристиан-Вильгельм-Фердинанд-Адольф-Георг Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Глюксбургский. Во как! Он был избран на греческий престол в семнадцатилетнем возрасте. Через четыре года король женился. Супруга его была русской — старшая дочь генерал-адмирала, великого князя Константина Николаевича, племянница императора Александра II и, стало быть, двоюродная сестра цесаревича. Да, я забыл сказать, что греческий король Георг был родным братом цесаревны Марии Федоровны.
Вполне естественно, королевская чета была настроена прорусски. Вот только проанглийские депутаты греческого парламента поспешили стреножить короля, лишив его практически всех средств влияния на внутреннюю и внешнюю политику. Дело дошло до того, что в 1877 году по инициативе Харилаоса Трикуписа, наиболее яркой фигуры греческой политики того времени, король был лишен права влиять на Национальное собрание путем выдвижения вотума недоверия премьер-министру страны.
С другой стороны, старая неприязнь греков к туркам обострилась в 1876 году, когда турки начали резню в Сербии и Болгарии. А в 1877 году, после того как Россия объявила войну Турции, Греция начала концентрировать свои войска на турецкой границе. Даже гневный окрик из Лондона не остудил греков. Тот самый Трикупис, который родился и вырос в Англии и старался ограничить власть короля, ответил на английский демарш заявлением о том, что Греция в данный момент не собирается начинать войну против Турции, но как независимое государство, она сохраняет за собой полную свободу действий. Не может греческое правительство дать и обещания удерживать от восстаний греков, проживающих во владениях Османов.
Наглый британский демарш вызвал всеобщее возмущение в Греции. Английский посланник в Афинах Стюарт оценивал английское влияние в Греции в этот момент как «весьма близкое к нулю». Вот тут-то российской дипломатии и надо было воспользоваться сложившейся ситуацией, чтобы перехватить инициативу и окончательно вытеснить британцев из Греции.
Но канцлер Горчаков продолжал как глухарь токовать о некоем «европейском концерте», который должен решать все конфликты в Старом Свете. Хотя руководители русской внешней политики и были готовы поддержать претензии Греции на определенные территории, но они уклонялись от подписания формального союза с Грецией, опасаясь, что это ухудшит и так достаточно сложные русско-английские отношения. Товарищ (заместитель) министра иностранных дел России Гирс заявил греческому послу в Петербурге: «Мы бы желали, чтобы Греция проявила к нам больше доверия; мы не можем заключить соглашение с вами, которое вызвало бы гнев Англии…»
Вот так, послушно заглядывая в рот Лондону, российское министерство внешних дел и завело российскую же внешнюю политику в тупик, закончившийся позором Берлинского конгресса.
Проанализировав сложившуюся ситуацию, полковник Антонова и адмирал Ларионов решили взять дело в свои руки. Они решили направить меня в Афины, чтобы от имени сил, разгромивших Турцию и захвативших Константинополь, начать переговоры с греческим королем и правительством об установлении постоянных контактов с руководством Югороссии. И здесь цесаревич был бы очень кстати. Формально он отправлялся в частную поездку, чтобы навестить кузину и своего старого приятеля «Фреди», с которым сдружился в Копенгагене, когда тот познакомился со своей любимой Минни.
Связавшись по рации с цесаревичем (этим современным девайсом того снабдили на «Адмирале Кузнецове»), я попросил у него аудиенции. Александр Александрович сказал, что он будет рад меня видеть.
Зайдя в уже знакомую мне гостиную, я увидел, что пребывание на флагмане эскадры не прошло для цесаревича даром. На столе у него, рядом с футляром его любимого корнета, лежал разобранный АПС — еще один подарок адмирала. Александр Александрович, заглядывая в отпечатанную для него на ксероксе инструкцию, занимался сборкой пистолета. Обстоятельный и сурьезный мужчина наш цесаревич!
Как я и предполагал, он с радостью согласился навестить своих родственников в Афинах. Правда, цесаревич поинтересовался — будет ли на то согласие государя, но я успокоил его, сказав, что сей вопрос легко уладит мой начальник, полковник Антонова. Немного знакомый с нашей бравой Ниной Викторовной, Александр Александрович понял, что возражений со стороны его царственного батюшки, скорее всего, не будет.
Немного подумав, цесаревич спросил меня:
— Александр Васильевич, а мы как будем добираться до места — по земле или по воздуху?
Похоже, что цесаревичу понравилось летать на вертолете. Я поспешил огорчить своего собеседника:
— Ваше императорское высочество, скорее всего, мы отправимся в путешествие по морю. Согласитесь, что прилетев в Афины на вертолете, мы до смерти напугаем добрых греков, после чего разговаривать о чем-либо нам будет довольно сложно. По земле добираться долго, да и опасно. Поэтому наиболее удобным, быстрым и достаточно эффектным способом передвижения будет военный корабль. Какой именно — это решит адмирал Ларионов.
— Ну что ж, корабль так корабль, — пробасил Александр Александрович. — Скажите, капитан, сколько человек я могу взять с собой?
— Ваше императорское высочество, исходя из соображений секретности, я бы посоветовал взять лишь самых надежных и близких вам офицеров. Человек пять, я думаю, будет вполне достаточно.
— Хорошо, — сказал цесаревич, — а когда мы отправляемся, и как я узнаю о времени отправления?