– Нет. Нилов дал мне увольнительную на сегодня.
– Я немного боюсь.
– Кого больше, жандармов или «борцов за свободу»?
– И тех, и других. Помнишь, ты говорил мне странную поговорку? Я тогда ещё не поняла её смысла, а вот теперь, кажется, начинаю осознавать… вход – рубль, выход – два.
– Не бойся. У властей на тебя ничего нет. Максимум что они могут, это выслать тебя как неблагонадежную. И то вряд ли. А с твоими бывшими друзьями я сам всё порешаю.
– Может, не стоит?
– Тебе не нужно об этом думать.
Сутолмин с Дружининым обедали[58] в тот день в небольшом ресторане в Гостином дворе. Обычно инженер-механик не мог позволить себе подобного мотовства, но сегодня им нужно было многое обсудить, а мозолить глаза госпоже Барской было неудобно. Старушка и без того косо смотрела на постояльца после того, как тот устроил встречу своему товарищу с мадемуазель Берг.
Странно, но не слишком хорошо воспитанный и совершенно не обходительный Будищев отчего-то сумел расположить к себе квартирную хозяйку, и та относилась к нему если не как родная мать, то уж точно как заботливая тетушка. Последнее, впрочем, совершенно не мешало ей аккуратно получать со своего любимца немалые деньги за проживание. К слову, он уже вернулся после неожиданной поездки в Петербург, и это тоже могло составить известные затруднения.
– Как вела себя наша общая знакомая? – поинтересовался мичман, накалывая вилкой кусок мяса в бефстроганове.
– Закрылась в комнате Дмитрия и никуда не выходила до его приезда.
– Как думаешь, она рассказала ему о нашем предложении?
– Не знаю. Он вел себя совершенно обычно.
– Ну, это как раз ни о чем не говорит. Выдержки ему не занимать.
– Послушай, я никак не возьму в толк, зачем она тебе нужна? Мало ли экзальтированных барышень в наших рядах…
– Помилуй, мадемуазель Берг никак не назовешь «экзальтированной барышней». Напротив, она весьма не глупа и умеет держать себя в обществе. Такие как она могут быть полезны в нашем деле. Но ты прав, меня интересует вовсе не она, а её жених.
– Будищев? Но он ведь абсолютно аполитичен!
– Не скажи. Скорее, абсолютно скрытен.
– Но отчего ты так думаешь о нем?
– Ты слышал о группе Крашенинникова?
– Разумеется!
– Я почти уверен, что Будищев входил в неё.
– Это невозможно!
– Почему?
– Но он…
– Осторожен? Замкнут? Хорошо стреляет?
– А при чем тут это?!
– Видишь ли, в чем дело, – начал объяснять мичман, плеснув себе и Павлу коньяка из графинчика, – во всей этой истории с убийством великого князя Алексея есть одна неувязка. Как вчерашний студент Назимов ухитрился попасть с такого расстояния, да ещё из револьвера? Прозит!
– Прозит! Так ты думаешь…
– Я вполне уверен, что у него был хороший учитель.
– Но почему именно Будищев?
– Из-за его невесты. Я не говорил тебе прежде, но она тоже входила в группу Крашенинникова.
– Невероятно!
Всё услышанное Сутолминым было настолько неожиданно и интригующе, что он даже отставил в сторону столовые приборы и, возбужденно вскочив, несколько раз прошелся туда-сюда по занятому ими кабинету.
– Каково?! – воскликнул он.
– И это ещё не всё, – продолжил Дружинин, довольный произведенным эффектом. – Именно после этого они и сошлись с Гедвигой.
– Это точно?
– Совершенно. До этого она была подругой самого Ипполита. Именно он нас и познакомил.
– И что же ты хочешь?
– Чтобы он сделал то, что до сих пор никому не удавалось. Убил царя!
– Тише, прошу тебя, – переполошился Сутолмин. – Нас могут услышать!
– Хорошо-хорошо, – с лёгкой усмешкой отозвался Дружинин.
– Ты думаешь, он согласится? – спросил инженер-механик, устыдившись своего испуга.
– Полагаю, да. Особенно, если не оставить ему иного выбора.
– О чем ты?
– Да так. Наш общий друг, кажется, очень увлечен этой модисткой…. Чего не сделаешь ради любимой женщины!
– Ты меня пугаешь.
– Что-то ты, Павел, стал слишком пугливым! Ладно, не делай такое лицо. Тебе не о чем беспокоиться. Просто устрой нам встречу с твоим соседом, а всё, что нужно, я скажу ему сам.
– Хо-хорошо, – нервно кивнул Сутолмин. – Когда?
– Лучше всего – завтра. Не будем терять время.
– Я, я передам.
– Ты уже уходишь?
– Мне пора, – заторопился тот. – Думаю, что Будищев уже вернулся домой. Самое время с ним поговорить.
– Вероятно, ты – прав. Что же, ступай, коли так. Всего доброго.
– До свидания.
Оставшись один, Дружинин вызвал полового и заказал ещё коньяка. Хорошо выпив, он с удовольствием закончил трапезу. Затем расплатился и, не забыв щедро оделить прислугу чаевыми, отправился к себе.
– Не прикажете ли извозчика кликнуть? – согнулся в почтительном поклоне швейцар – могучий старик из отставных матросов с медалями на груди.
– Не стоит, братец, – благодушно отозвался офицер. – Хочу пройтись.
– Как вам будет угодно.
Идти ему и впрямь было недалеко, мороз только начал придавливать после дневной оттепели, под ногами мягко поскрипывал снежок и подвыпивший мичман погрузился в размышления. Мысли у него, надо сказать, были самые возвышенные. Мечталось о свободе и о всеобщем благе, на алтарь которого лучшие люди России, и он в том числе, были готовы положить свои жизни. Надо же дать, наконец, свободу многострадальному народу.
– Помогите, барин! – вырвал Дружинина из размышлений чей-то простуженный голос.
– Что! Кто здесь?
– Я это, – взмолился какой-то бородатый оборванец. – Помогите, ради Христа.
– Фух, напугал, скотина!
– Чего тебе?
– Барин, не дайте пропасть без покаяния. Пожалуйте на опохмел, а то Богу душу отдам…
Выпей Дружинин чуть меньше, он, возможно, обратил внимание, что местность для попрошайничества не самая подходящая и что пропойца какой-то подозрительный, но французский алкоголь горячил кровь и туманил разум.
– Пшел вон! – замахнулся он на нищего, но в этот момент что-то ударило его по затылку и мир, бывший только что таким ярким и разноцветным, погрузился во тьму.
Тем временем простуженный оборванец и его неведомо откуда появившийся сообщник подхватили потерявшего сознание офицера и потащили его за угол. Затем раздались звуки ударов, после чего злоумышленники вышли и как ни в чем не бывало пошли по улице. Удалившись от места происшествия на достаточное расстояние, нищий снял с себя свой ужасный драный армяк и бороду, мгновенно превратившись таким образом во вполне прилично одетого мещанина.
– Спасибо, Федя, – поблагодарил его сообщник. – Выручил.
– Не за что, – хмуро отозвался тот. – А он и впрямь бунтовщик?
– Хуже, дружище. Он – провокатор. Ходит тут – людей с толку сбивает. Потом их в кандалах на каторгу, а таких как он в худшем случае в другое место переведут.
– Ладно, Граф, мне за тебя не в первый раз грех на душу принимать. Одним больше, одним меньше…
– Господь с тобой, Фёдор! Ты за кого меня принимаешь? От переломанных ног не умирают, разве что пропаганду вести труднее становится. Хотя я ему, кажется, ещё и челюсть сломал.
– Так ты его не того…
– Да что я, изверг какой? Пусть в больнице полежит, да к нам с Гесей не лезет с разными глупостями.
– А он нас не признает?
– Братан, да тебя с этой бородищей родная матушка бы не опознала, где уж тут пьяному офицеришке!
– Тогда ладно.
– Ну, вот и славненько. Пойдем, Федя, пока ветер без сучков.
– Погоди, Граф…
– Что ещё?
– А ежели он от вас госпожой Гедвигой не отстанет?
– Даже не знаю. Тогда случай будет признан неизлечимым и их благородие отправится под лёд.
– Так может, и не надо ждать? Одним разом…
– Интересное предложение! Вот за что я люблю простых русских мужиков, так это за их доброту и неистребимую склонность к милосердию.
– Ну а чего лишний раз мучить, все же христианская душа, хотя и заблудшая!
– Блин, шевели копытами, гуманист хренов, а то пока чухаемся, этого убогого и впрямь найдут!
– Ой!
– Что опять не слава богу?
– А он не замерзнет?
– Ё-ё-ё… всё, у меня цензурные слова кончились. Ты уж определись, твою дивизию, чего хочешь, добить или спасти!
Сутолмин, придя домой, к своему удивлению, не застал Будищева, а потому не смог с ним переговорить. Мадам Барская не смогла или не захотела пояснить своему постояльцу причину отсутствия Дмитрия. Старушка, вообще, в последнее время крайне неохотно общалась с инженер-механиком. Похоже, она считала, что тот поступил не по-товарищески, устроив Дружинину встречу с невестой своего друга. Прочие постояльцы тоже не горели желанием поговорить, к тому же они скоро разошлись, оставив Павла одного.
Идти к себе в комнату не хотелось, поэтому он присел возле камина и стал ждать возвращения Будищева. В какой-то момент он задремал, а когда проснулся, увидел рядом с собой Дмитрия, мостившего на огонь медный чайник.
– Агусеньки, Паша, – засмеялся тот. – Приснул, брат?
– Немного, – смутился Сутолмин. – А ты где был так долго?
– Служба, – пожал тот плечами. – Проголодался, сил нет, а домой опоздал. У Елизаветы Петровны, сам знаешь, не забалуешь. Вот, купил колбасы и ситного, да чайник ставлю. Присоединишься?
– Благодарю, – помотал головой инженер-механик, – но я сыт. Пообедал в ресторане.
– Ну, нам так не жить, – с комическим видом пожал плечами кондуктор. – Мы люди маленькие, нам в рестораны путь заказан[59].
– Меня, собственно, Дружинин пригласил. Нам нужно было кое-что обсудить.
– Наверное, цены на эликсир бессмертия?
– Что?!
– Ну, средство такое. Выпил, и умереть нельзя. Или покойнику в пасть залил – он и подскочил как ошпаренный. Типа живой воды, только для внутреннего употребления.
– Прости, ты серьезно? Это же сказки!
– Да неужели! То есть, ты хочешь сказать, что у вас нет эликсира бессмертия?