Путь Вия. Из Малороссии на Украину — страница 28 из 35

Заколдованное место

Это только кажется, что советское время стало полным разрывом со временами “проклятого царизма” и ужасами Гражданской войны. И если Петлюры на территории УССР не наблюдалось и даже Шварцбард разобрался с ним без участия ОГПУ, то люди остались. Покрасневшие, но почти те же. И украинизировали они не менее рьяно, чем они же или их родня под другим флагом. Давайте посмотрим на тех, кто стал непременной частью советского официоза и почувствуем, как они жили и чего боялись.

Проскуровский погром. Урок любви к Украине от Владимира Сосюры

15 февраля 1919 г. произошла одна из крупнейших боевых операций петлюровских войск – еврейский погром в городе Проскурове. Это был первый случай целенаправленного уничтожения «нетитульного» населения ради строительства «украинской Украины».


На территории, занятой петлюровцами, и до этого бывали погромы с большим количеством человеческих жертв, но их целью были грабежи и насилие. В Проскурове же, где на момент бойни евреи составляли половину из 50-тысячного населения, случилось то, что три десятилетия спустя будет определено как геноцид. И, стало быть, те, кто прославляют Петлюру и его войско, соответственно, признают право на геноцид для осуществления своих целей.


Жертвы Проскуровского погрома.

1919 г.


Сам штаб Петлюры в те дни находился в Виннице, куда головной атаман и его кабинет бежали из Киева. Он передвигался на поезде по Подольской губернии. В Проскурове же незадолго до погрома объявилась Запорожская казачья бригада во главе с Иваном Семесенко, не успевшая себя проявить в общении с местным населением и располагавшаяся в вагонах на железнодорожной станции.

Главным объяснением погрома со стороны украинского войска и местных властей было то, что проскуровские большевики попытались накануне устроить «антиукраинское» восстание. Местные большевики действовали в одиночку без поддержки.

Первым делом восставшие захватили почту и телеграф и арестовали коменданта Киверчука, зная его, как опасного черносотенца и погромщика. Теперь же он из русских националистов перешёл в украинские. В центре города в одной из квартир дома Трахтенберга повстанцы открыли свой штаб. Часть из них отправилась в казармы 15-го Белгородского и 8-го Подольского полков, постоянно дислоцированных в Проскурове. Там они разбудили спавших солдат и объявили им, что восстание началось и что органы большевистской власти уже формируются.

Разагитированные солдаты арестовали своих офицеров, а равно и тех солдат, которые были против выступления. Они захватили полковое оружие и выступили по направлению к вокзалу, где открыли огонь по вагонам, в которых находились казаки Семесенко. Но когда те покинули вагоны, и пришедшие солдаты убедились в их многочисленности, они отступили к своим казармам. Казаки последовали за ними и начали обстреливать казармы. Тогда солдаты отступили к Фелыптину и Ярмолинцам, а затем рассеялись по разным местам и, таким образом, скрылись от преследования. Успели бежать и организаторы выступления.

Восстание закончилась провалом, и победители взялись определить и карать виновных в мятеже. Городской голова и председатель городской думы увидели подъехавшего к комендатуре освободившегося после бегства охраны коменданта Киверчука и от него узнали, что он был арестован. На вопрос, кто его арестовал, комендант ответил: «Жиды – члены квартальной охраны». Он прибавил, что с ними заодно выступил его ординарец, которого Киверчук «только что собственноручно застрелил».

Атаман Семесенко при поддержке Киверчука вступил в исполнение обязанностей начальника гарнизона.

«Свое вступление он (Семесенко – А. Г.) ознаменовал пышным угощением гайдамаков и казаков и за обедом угостил их водкой и коньяком. По окончании трапезы он обратился к гайдамакам с речью, в которой обрисовал тяжкое положение Украины, понесённые ими труды на поле сражения и отметил, что самыми опасными врагами украинского народа и казаков являются жиды, которых необходимо вырезать для спасения Украины и самих себя. Он потребовал от казаков присяги в том, что они выполнят свою священную обязанность и вырежут еврейское население, но при этом они также должны поклясться, что они жидовского добра грабить не будут», – сообщается в докладе представителя Российского отделения Красного Креста А. И. Гиллерсона (оригинал документа хранится в ГАРФ).

Казаки Запорожской бригады были приведены к знамени и принесли присягу, что будут резать, но не грабить. Когда один полусотник предложил вместо резни наложить на евреев контрибуцию, то Семесенко пригрозил ему расстрелом. Другой сотник, заявил, что он не позволит своим подчиненным резать невооружённых людей. Однако такие старшины оказались в явном меньшинстве и на ситуацию не повлияли.

«Запорожцы», как описывает Гиллерсон, выстроившись в походном порядке, с музыкой впереди и санитарным отрядом позади, отправились в город и прошли по Александровской улице. Там они разбились на отдельные группы и рассыпались по боковым улицам и переулкам, сплошь населённым евреями. Особую подлость этому мероприятию придало то, что погром проходил в субботу, когда евреи отмечали шабат и заведомо не могли оказать сопротивление.

«Правоверные евреи с утра отправились в синагогу, где помолились, а затем, вернувшись домой, сели за трапезу. Многие, согласно установившемуся обычаю, после субботнего обеда легли спать.

Рассыпавшиеся по еврейским улицам казаки группами от 5 до 15 чел. с совершенно спокойными лицами входили в дома, вынимали шашки и начали резать бывших в доме евреев, не различая ни возраста, ни пола. Они убивали стариков, женщин и даже грудных детей. Они, впрочем, не только резали, но наносили также колотые раны штыками. К огнестрельному оружию они прибегали лишь в том случае, когда отдельным лицам удавалось вырваться на улицу. Тогда им вдогонку посылалась пуля», – сообщается в докладе Гиллерсона.

Погромщики зарубили пытавшегося образумить их православного священника Климентия Васильевича Качуровского, который, однако, успел спрятать еврейских детей от расправы. «По ошибке», по словам коменданта Киверчука, подверглись нападению военнослужащих и несколько христианских жилищ.

Вот лишь несколько свидетельств чудом выживших.

По словам свидетеля Шенкмана, казаки убили на улице около дома его младшего брата, а затем ворвались в дом и раскололи череп его матери. Прочие члены семьи спрятались под кроватями, но, когда его маленький братишка увидел смерть матери, он вылез из-под кровати и стал целовать её труп. Казаки начали рубить ребёнка. Тогда старик-отец не вытерпел и также вылез из-под кровати, и один из казаков убил его двумя выстрелами. Затем они подошли к кроватям и начали колоть лежащих под ними. Сам он случайно уцелел.

Свидетель Маранц сообщал, что в доме его друга Авербуха было убито пять человек и четверо тяжело ранено. Когда он обратился к соседям-христианам, чтобы те помогли ему перевязать раненых, то только одна крестьянка согласилась оказать ему помощь. Прочие от оказания помощи отказались.

К дому Зельмана казаки подошли стройными рядами с двумя пулемётами. С ними была сестра милосердия и человек с повязкой Красного Креста, доктор Скорник, вместе с сестрой милосердия и двумя санитарами. Когда одна сестра крикнула ему: «Что Вы делаете, ведь на вас повязка Красного Креста!», он сорвал с себя повязку и бросил ей. И продолжал резать.

Скорник, вернувшись после резни в свой вагон, хвастался, что в одном доме им встретилась такая красавица-девушка, что ни один гайдамак не решился её зарезать. Тогда он собственноручно её заколол.

А вот как описывал происшедшее один из петлюровцев, ставший потом классиком украинской советской литературы, Герой Соцтруда Владимир Сосюра:

«Старшины говорили, что это евреи сагитировали белгородцев (поддержавших восстание солдат Белгородского полка – В. С.). Говорили, что казаки первого куреня поклялись под флагом денег не брать, а только резать. Они пошли в город и вырезали почти всю проскуровскую еврейскую бедноту. Портных и сапожников. В буржуазные кварталы они не заглядывали. Был один казак, который знал еврейский язык. Он подходил с товарищами к запертой двери и обращался к перепуганным жителям на еврейском языке. Ему открывали…

Одной гимназистке воткнули между ног штык… А расстреливали так: стреляют и смотрят не так, чтобы попасть смертельно, а как-нибудь, дают залп и наперегонки бегут к ещё живым расстрелянным. И хватают из одежды то, что перед залпом каждый наметил на своей жертве» (Володимир Сосюра, «Третя рота», К., «Знания», 2010).

Потом будущий классик пройдёт долгое лечение у психиатров, уцелеет во всех волнах репрессий и отделается лишь шельмованием в прессе средней тяжести. А мы запомним Сосюру не как погромщика, а как автора строк:

Любіть Україну, як сонце любіть,

як вітер, і трави, і води…

В годину щасливу і в радості мить,

любіть у годину негоди.

Любіть Україну у сні й наяву,

вишневу свою Україну,

красу її, вічно живу і нову,

і мову її солов’їну.

К вечеру погром в Проскурове сбавил интенсивность и перешёл в соседнее местечко Фелыптин. Там подручные Семесенко «работали» в воскресенье.

По распоряжению Семесенко жертвы субботней резни должны были быть погребены в понедельник. Таким образом, погибшие оставались в домах и валялись на улицах с субботы до понедельника. Много тел было изгрызено свиньями.


Сосюра


17 февраля с утра многочисленные крестьянские подводы с останками направились к еврейскому кладбищу.

На кладбище, по словам свидетеля Финкеля, появились мародеры, которые под разными предлогами подходили к трупам, ощупывали их и грабили. Находили женщин с отрезанными на руках пальцами, на которых, очевидно, были кольца. Заполнение братских могил длилось до позднего вечера.