— Битвы могут разгораться и гаснуть быстро, как свет искры, выпавшей из костра, а могут тянуться долго, как свет светильника, — сказал Урсаг Намеш. — В долгих битвах вы быстро исчерпаете свои Линии. Потратите все кристаллы, которые установлены в гнёзда вашего оружия. Потратите и те кристаллы, которые будут в ваших шкатулках на поясах и лентах. И что наступит после этого?
— Конец? — спросил кто-то.
— Если противник превосходит ваш отряд числом — а низкие всегда превосходят нас числом — то да, для отряда наступит конец. Но если вы в совершенстве овладеете неозарённым оружием, то сможете выиграть время, чтобы восстановить Линии. Или создать из свободных граней кристалл для оружия. Или даже временно отступить, а потом вернуться и наказать низких.
Наконец Урсаг Намеш завершил разбор полётов:
— Все ваши ошибки и достижения будут запомнены и оценены мной. Урок закончен, уходите.
Отряды окровавленных и прихрамывающих учеников повалили с внутреннего двора Дома Опыта. Некоторые, соскучившись по озарениям, использовали быстрые способы перемещения, исчезнув с глаз долой. Кто-то вспорхнул на «Крыльях Ветра» прямо на площадку.
Маджа подозвала меня и Реоа:
— Мы пойдём на рынок Четвёртого Кольца.
— Но сейчас будет урок Гиана Атти, — возразила Реоа. — Он будет рассказывать о войне земли и неба в прошлом и настоящем. А так же…
— Пусть рассказывает. А мы пойдём на рынок.
Отдав приказ, Маджа развернулась и уверенно пошла в сторону выхода. Я тоже очень хотел узнать о «войне земли и неба», учитель рассказывал намного интереснее, чем Скрижали Знания. Но приказ — есть приказ. Я и Реоа поплелись за нашей самой старшей.
И тут я увидел молчунью.
Девушка одиноко сидела на поверженном кем-то деревянном манекене. На коленях держала плетёную корзинку, из которой доставала кусочки еды, осторожно клала в рот и медленно жевала. Футляр с мочи-кой лежал рядом.
На девушке чистая туника из грубого серого холста. Та нога, по которой я ударил мочи-кой, перевязана белой тряпкой с пятном крови. Голова тоже обмотана тряпкой.
Странно, что раны моей соперницы перевязаны. Разве целители не излечили её?
Я вообще не видел, чтобы в Дивии перевязывали раны. Ведь «Унятие Крови» — самое первое озарение, которое усваивали почти все целители. А его кристаллы продавались чуть ли не на каждом углу, как у нас бинты и пластырь.
Я резко повернулся и направился к девушке.
— Славно мы с тобой подрались, — начал я издалека.
Девушка оглянулась. Её лицо покрыто синяками и кровоподтёками. На нос, который я дважды стукнул своим лбом, наложен толстый кусок ткани. Тоже пропитанный кровью. Выглядело так, будто целитель не долечил девушку, бросив это занятие на середине. И ей пришлось самой латать себя.
— Ясненько… — зачем-то сказал я.
Не ответив мне ни слова, девушка отвернулась и продолжила есть.
Да что она о себе возомнила? Подумаешь, неприступная красавица. Со сломанным носом. Очень надо, блин, с тобой разговаривать!
Но… я не смог уйти. В этой наглой молчунье было что-то такое, что не позволяло мне оставить её просто так. Обычно за внимание девушек приходится бороться с другими парнями. А тут — с самой девушкой! И ладно бы она игнорила только меня. Но судя по её одиночеству — она игнорила всех.
— Послушай, уважаемая, — грубо начал я, приближаясь к девушке. — Мы с тобой воины. А воины не ведут себя с товарищами так заносчиво. По крайней мере, объясни, чем я заслужил такое презрение?
Девушка снова обратила на меня взор. Она медленно жевала, а повязка на её носу двигалась, как нос клоуна. Но ни синяки, ни кровоподтёки не заслонили образ той ослепительной красавицы, какой она была до поединка со мной.
— Напоминаю, — продолжил я. — Меня зовут Самиран Саран. Я…
Девушка вдруг отставила корзинку, вскочила на ноги (едва не упала из-за больной ноги) и вдруг слегка поклонилась.
Ну, наконец-то вспомнила о вежливости!
Но девушка смотрела вовсе не на меня.
За моей спиной раздались тяжёлые шаги и голос Маджи Патунга:
— Забыла познакомить тебя, Самиран, с нашей двенадцатой в отряде. Эхна Намеш, дочь учителя Урсага Намеша.
— Это на счёт неё ты уверена: брать или не брать в отряд? — спросил я.
Маджа смутилась и гневно зыркнула на меня:
— Не говори глупостей. Дочь выдающегося учителя боя на мочи-ке — честь для любого отряда.
Эхна благодарно поклонилась. Но не произнесла ни слова.
— Неразговорчивая, да? — спросил я Эхну.
— Очень, — ответила вместо неё Маджа. — Она глухая и немая. По неизвестной причине.
— Но это же можно исцелить? — встряла Реоа Ронгоа. — В сословии Возвращающих Здоровье есть мастера. Они возвращают речи, слух и обоняние.
— Ты думаешь, её отец не испробовал все способы лечения? — спросила Маджа. — Ничего не помогло. Более того, все исцеляющие озарения действуют на Эхну слабее, чем на других озарённых. Поэтому после целителя ей приходится долечиваться способами низких жителей: повязками, травками и всякими мазями.
Эхна сокрушённо качнула головой, подтверждая слова самой старшей.
Я покраснел. Ну, я и болван! Конечно же, она глухонемая! Поэтому и не отвечала мне. Она даже не слышала меня. А речь, вероятно, считывала по губам? Как она тогда вообще дралась со мною? Слух необходим воину. Иногда услышать шорох стопы противника важнее, чем увидеть.
Поэтому Маджа сомневалась, стоило ли брать в отряд воина с таким недостатком! Ещё и плохо поддавалась излечению озарениями. Поэтому у девушки столько шрамов.
Мой поединок с Эхной теперь не выглядел таким доблестным. Меня-то вылечили, а ей ходить с грязными повязками на лице. На таком красивом лице…
— Прости… я не думал… я думал… — пробормотал я. Потом повысил голос: — Прости, я не знал, что ты не можешь говорить.
Эхна с укоризной посмотрела мне в ответ. И заносчиво вздёрнула голову с разбитым носом. Без слов понятно, что девушке плевать на мою жалость.
Она показала на себя пальцем, потом на меня, потом на ристалище и закивала, ударив кулаком об раскрытую ладонь. Красноречивее некуда: глухонемая Эхна обещала, что в следующий раз размажет меня по ристалищу.
— Эхна Намеш, — сказала Маджа. — Сегодня жду тебя в казарме нашего отряда. Мы отправимся на Ветроломы, чтобы служить подручными отряда небесной стражи под началом Илиина Раттара.
Девушка кивнула и вернулась к корзинке с едой.
Я поплёлся за Маджей.
Даже и не думал, что прирождённые жители могут быть инвалидами, которых не излечивает даже волшебство Двенадцати Тысяч Граней. Ох, сколько же я ещё не знал об этом мире!
Немота Эхны напомнила мне о феномене языка Дивии.
Я часто задумывался: почему я сразу стал понимать местный язык? Понятно — что работала магия Двенадцати Тысяч Граней. Но почему? Ведь лично я не помнил ничего из жизни Самирана. О его прошлом мне мог напомнить только Внутренний Голос. Почему же тогда я помнил язык Дивии?
Сначала я думал, что дивианский каким-то образом заместил в моём сознании русский. Но даже для меня это объяснения звучало глупо.
Кое-что прояснилось в Доме Опыта. В одной из Скрижалей Знания я отыскал трактат под названием:
✦
НЕПРЕЛОЖНЫЕ ИСТИНЫ
О божественном языке Двенадцати Тысяч Граней, Внутреннего Взора, Внутреннего Голоса, а так же всей Дивии, её Сердца, Нутра, силовых сухожилий, сосудов и всего прочего, что делает её полёт вечным.
✦
Из «Непреложных истин» я узнал, что прирождённый житель Дивии получал в дар не только Двенадцать Тысяч Граней, Внутренний Взор и Голос, но и дар языка.
Это не значило, что новорождённые, едва выйдя из материнской утробы, тут же начинали разговаривать. Но дивианский язык осваивали только прирождённые жители. То есть те, у кого есть Взор и Голос.
Даже если низкого младенца сразу после рождения поднять на летающую твердь, он никогда не выучит дивианский язык. Даже если будет расти среди прирождённых детей.
Поэтому слуги, служанки или торговцы из низких царств, которые подолгу жили на летающей тверди, усваивали лишь несколько слов и фраз на этом языке. Для них дивианский — это язык богов летающей тверди. Свободное общение на нём недоступно низким, даже если они будут изучать его всю жизнь.
Учителя Дома Опыта написали учебник (точнее — высекли Скрижаль Знания) дивианского языка для низких торговцев и послов. Для них же создали и пособие по начертанию иероглифов. При всём этом низкие торговцы знали дивианский не лучше, чем Служанка. Могли кое-как объясниться при продаже товара, но не могли вести свободную беседу на том красочном и метафорическом языке, на котором общались дивианцы между собой. Иероглифы тоже рисовали с ошибками, читать же могли только их базовые значения, не постигая того, как эти иероглифы связаны друг с другом.
Можно сказать, что усвоение дивианского языка прирождёнными жителями Дивии не отличалось от того загадочного и мгновенного способа, каким его освоил я. Дети Дивии не учили язык и иероглифы, а как бы взрослели внутри божественных звуков и символов, осваивая все необходимые мыслеобразы для описания окружающей действительности.
Дивианский язык усвоил Самиран, а я получил его в наследство, так же как и жизнь Самирана, его тело, Внутренний Голос, Внутренний Взор и коллекцию порно-кристаллов.
Конечно, это не объясняло, почему я продолжал вести свой внутренний монолог на русском. В том, что я думал по-русски, не было сомнений. Когда пытался донести свои мысли до собеседника, во мне срабатывал некий интерпретатор, который переводил русские слова и предложения на язык прирождённых жителей Дивии. При этом для меня и моя речь, и речь собеседников не звучала переводом.
Не уверен, что всё именно так, но другого объяснения у меня не нашлось.
И вообще, почему бы тем неведомым силам (или существам), создавшим систему Двенадцати Тысяч Граней, Внутренний Взор и Голос, заодно не создать специальный язык для общения с теми, кто всё это использовал?