Она протянула руку, на запястье которой носила золотой браслет с крохотными рубинами, и заговорила голосом, похожим на журчание чистого ключа:
— Добро пожаловать на службу Дому Дамаос, капитан Конан. Я госпожа Ливия. Наш дворецкий Реза проводит ваших людей.
Конан в первый раз осознал, что у Ливии есть тень, человек поседелый, но почти не уступающий ему размерами и похожий на старого солдата. Он тоже носил белую одежду, но из тонкого льна с синей каймой, и хотя пояс его был унизан морскими ракушками, на нем висел длинный кривой иранистанский кинжал.
— Ваш приход застал нас неподготовленными разместить как подобает весь ваш отряд, — сказал Реза. — Мы можем найти место для десяти и лично для вас. Остальных же мы снабдим деньгами для снятия комнат в хорошем постоялом дворе неподалеку от порта.
Разделить отряд, а потом что? У Конана зародились подозрения. Он скрестил руки на груди, чтобы ненароком не схватиться за рукояти клинков, и поклонился:
— Ваше желание для нас закон, сударыня. Но на войне мы жили похуже нищих. Если нам предоставят палатки, мы охотно найдем себе место и в ваших садах.
— Я бы охотно предоставила их вам, — отвечала Ливия. — Но если я это сделаю, меня будет преследовать призрак отца, а садовник бросится в море. Нет, дайте нам время, и мы предложим всем вам кое-что получше, чем палатку в саду.
И отвернулась. Конан умел узнавать отказ, когда видел его, и видел женщину, принявшую решение. И еще он видел, что Реза внимательно следит за ним, за исключением тех мгновений, когда глаза рослого дворецкого рыскали направо-налево. Взгляд Конана проследовал за взглядом Резы, и он засек изготовившихся и ждущих людей, думавших, что они скрыты от глаз.
Этот дом мог оказаться западней. Но улицы Мессантии определенно ею были. На данный момент для отряда не наблюдалось никакого свободного пути к отступлению.
Но он найдет его. Конан поклялся в этом, надеясь, что какие-нибудь помогающие боги услышат его, но не шибко волнуясь о том, произойдет это или нет. Если ему потребуется найти этот путь, прорубив его мечом сквозь лес живых тел людей Ливии, то он так и сделает. Ради собственной чести ничего меньшего он сделать не мог.
— Талуф, — тихо обратился он к своему сержанту. — Есть такой, которому ты доверил бы приглядывать за ребятами на постоялом дворе?
— У Киргестеса неплохие задатки, но он на самом деле нужен…
— Куда меньше, чем мне нужен ты, если предстоит бороться со змеями в их же норе.
— Со змеями? — ухмыльнулся Талуф. — Та деваха не очень-то походила на змею, хотя я б рискнул побороться с ней.
— Это дело не шуточное. — Киммериец ухватил Талуфа за бороду и слегка крутанул ее. — Запомни это и передай любому, кто, возможно, забыл.
— Да, мой государь, — отозвался ничуть не раскаявшийся Талуф.
— Хорошо. Итак, Киргестес возглавит тех, кто на постоялом дворе, мы с тобой возглавим тех, кто здесь, а что до остальных, то предоставим ребятам тянуть жребий.
Так будет честнее. Не говоря уж о том, что Конан понятия не имел, кто кроме Талуфа будет полезней там или здесь, пока он не получит ответы на несколько вопросов.
Он дал еще одну клятву, что он получит эти ответы прежде, чем увидит новый закат, или же выведет своих людей вон из Мессантии.
Госпожа Ливия следила из-за тонких занавесей, как десять человек, отобранных для постоялого двора, строем выходят за ворота. Строй они держали неважно, но вот руки — поблизости от своей видавшей виды стали. И шли они не глазея по сторонам. Кое-кто начал было болтать, но сержант живо заставил их умолкнуть.
Реза бесшумно подошел к ней. То, что он вошел без стука, служило мерой его беспокойства.
— Как я желал бы, чтобы ваш опекун был по-прежнему жив.
Ливия обернулась.
— Реза, — улыбнулась она. — Когда я в последний раз это сказала, ты уведомил меня, что благие пожелания — это смерть для мудрости.
— Так же как и для хороших солдат, и это правда. Простите меня, госпожа, я не хотел вас оскорбить.
— Реза, ты не узнал бы, как оскорбить меня, даже если б предавался размышлениям об этом целый год. И я благодарю за это богов. Итак, как ты расцениваешь нашего капитана Конана? По правде говоря, я ожидала кого-нибудь твоего возраста.
— Наемничество — образ жизни для молодых людей, госпожа. К тому времени, когда наемник достигает моих лет, он обычно либо выходит в отставку, либо погибает. В пятьдесят лет воюют только те, кому везет в бою, но не везет с добычей.
— Не уверена, что тебе не придется снова повоевать, если Конан окажется совсем не другом Дома Дамаос. Он похож на человека, которого трудно и обмануть, и убить.
Реза кивнул с кислой миной:
— Я думаю примерно то же. Но мы можем либо действовать, как собирались, либо оставаться в неведении, пока Конан не сочтет нужным сказать нам правду. Или показать нам ее, выполняя приказы своего хозяина.
Несмотря на послеполуденную жару, Ливия ощутила холодок. Даже когда опекун сражался в судах за ее наследство, ей не нужно было опасаться убийства в постели. А теперь она не могла спать спокойно, по крайней мере пока Реза не закончит свою работу.
Глава 5
Конан шел по садам дворца Дамаос. Меч он носил по аргосийской моде — на поясе поверх льняной туники, а в руке держал длинный ясеневый посох.
Ему предоставили и сандалии, но его подошвы совсем неплохо заменяли дубленую кожу. Что же касается туники, то некоторые из его людей презрели ее как бабскую одежду, но он сам сохранил спокойствие. В Аргосе, где штаны являлись признаком варвара, свободные люди одевались именно так.
К тому же такая одежда давала человеку свободу движений, когда требовалось бросаться на врагов и управляться с оружием. А большего Конан от одежды не требовал, будь то набедренная повязка, латы или королевская мантия.
Шагая, он прислушивался, ловя ухом любое прекращение криков ночных птиц и стрекотания насекомых. И вдобавок прощупывал почву перед собой посохом.
Перед ним открылась заплата лужайки, над которой мог поработать какой-то брадобрей, настолько аккуратно была подстрижена каждая травинка. Подстрижена слишком аккуратно, подумал Конан, и вспомнил предупреждение Резы. Он потыкал землю посохом. На четвертом тычке земля с тихим вздохом осела. Но совсем не тот лязг раздался при встрече железа с ясенем, когда ожидаемый внизу капкан для человека сомкнул свои челюсти на его посохе. Все верно, Реза и люди знали свое дело. Это была не первая хитрая выдумка с целью помешать нежеланным гостям потревожить дворец. И Конан сомневался, что она окажется последней. Лучше ему узнать немного побольше о Мессантии, включая тайные выходы из города, и побыстрее. Когда госпожа Ливия обнаружит, что он такой же колдун, как жрец, то самое лучшее, на что могли надеяться он и его люди, — это увольнение со службы. Еще двадцать вооруженных людей ей нужны не больше чем внезапный флюс.
Конан попятился с лужайки и одним плавным движением скрылся за деревом. Ночные птицы больше не пели, и теперь он сообразил, что они прекратили пение еще до того, как он заставил сработать капкан. И пристально посмотрел из-за дерева на стену.
Там появилась темная фигура. Она двигалась вверх-вниз и раскачивалась, когда набросила на колья подбитый броней камзол. Конан тихо прокричал офирской черной совой. Он собирался обнажить меч, когда темная фигура ответила тем же звуком. Миг спустя Конан уже вел за дерево человека, называвшего себя Бельгором.
— Как у вас дела на постоялом дворе?
Худощавый корноухий малый нахмурился:
— О, они достаточно неплохи. В полдень приезжал Вандар. Но болтаются какие-то двое, кажется, будто они свисают с балок, словно летучие мыши. Киргестес говорит, мол, те двое были в горах с господином советником… или как там его.
Люди господина Акимоса на постоялом дворе. Наблюдают за людьми Конана. Чего-то ждут.
— Что-то не припомню — нет, погодите, капитан. Как раз прошлым вечером я видел, как один из них говорил с Дурасом.
— Дурас все еще считает, что сержантом следовало назначить его, а не Киргестеса?
Бельгор сделал жест, выражающий отвращение, Конан прожег его взглядом:
— Кром побери, приятель, я ведь только спрашиваю, молол ли Дурас языком, так же как молол по дороге!
— Ну, он не поблагодарит меня, если я растреплюсь.
— Если не скажешь, то я сделаю нечто похуже, чем не поблагодарю.
— Да.
Это одно слово, казалось, исчерпало способность Бельгора к речи, но для Конана было достаточно и его. Похоже, Акимос делал именно то, что сделал бы на его месте киммериец. Найти в рядах отряда недовольного и превратить его в шпиона. И наверно, подготовить его возглавить отряд, если возникнет надобность найти кого-то, кроме Конана…
Бельгор теперь выглядел готовым сказать больше, но киммериец резким жестом оборвал его. Ночные птицы не только умолкли, слух, обостренный дюжиной случаев, когда он спасался, побывав на волосок от смерти, сообщил Конану, что некоторые из них улетали.
— Лезь через стену обратно и скажи Киргестесу следить за Дурасом.
— Капитан?
— Лезь, приятель, а то я перекину тебя через нее, и, надеюсь, ты приземлишься на свою пустую голову! Тебе что, мозги обкорнали вместе с ушами?
Теперь и Бельгор услышал то же, что и Конан, — приближающиеся по саду шаги. Идущие, казалось, пытались двигаться бесшумно, но Конан слыхивал, как даже слоны в Вендии производили меньше шума. Бельгор дунул к стене, влез по оставленной висеть веревке, втянул ее за собой и исчез на уличной стороне.
Конан обнажил свой аквилонский кинжал с прочным клинком, а меч оставил в ножнах. Против этих людей ему требовалась внезапность, которой легче всего добиться в кустах, где короткий клинок господствовал над длинным. А затем он устроился поудобнее, приготовившись ждать.
Дерево это было не самым лучшим местом для засады. Но он находился здесь и мог ждать, замерев абсолютно неподвижно, точно камень посреди зеркального пруда. А этим людям, чтобы приблизиться к нему, приходилось двигаться, и поэтому даже обладай они искусством подкрадываться, то все равно не смогли бы быть столь же бесшумными, как он.