Глава 3
Следующий день, последний день Рамазана, мы провели, бездельничая, в доме вдовы. Боюсь, я забыл объяснить читателям, что в мусульманских странах считается, что новый день наступает не на рассвете, как можно ожидать, и не в полночь, как это принято в цивилизованных странах, но в тот момент, когда садится солнце. В любом случае, как заметил отец, не было смысла посещать кашанский базар, пока он снова не наполнится товарами. Так что у нас не было других дел, кроме как накормить и напоить верблюдов и убрать их навоз из конюшни. Разумеется, Ноздря помогал нам, а еще, по просьбе вдовы, он разбросал навоз по ее садику с лекарственными травами. Время от времени я, дядя и отец выходили прогуляться по улицам. Я не сомневался, что точно так же и Ноздря, в промежутках между своей рутинной работой, да и во время нее, умудрялся совершенствоваться в своих отвратительных любовных связях.
Когда я после полудня отправился в город, то обнаружил на перекрестке двух улиц толпу, состоявшую как из мужчин, так и из женщин. Поначалу я решил было, что все они предаются любимому занятию жителей Востока, которое заключается в том, чтобы стоять и глазеть – мужчины при этом еще и почесывают промежность, – однако вскоре услышал, как из центра толпы раздается чей-то голос. Тогда я остановился, решив присоединиться к зрителям, и начал прокладывать себе дорогу через толпу, пока не рассмотрел предмет их интереса.
Им оказался старик sha’ir (поэт), который сидел на земле, скрестив ноги и развлекая собравшихся своими историями. Время от времени,
очевидно, когда он произносил особо поэтическую или удачную фразу, кто-нибудь бросал монету в чашу для подаяний, которая стояла на земле рядом со стариком. Я знал фарси не настолько хорошо, чтобы улавливать подобные тонкости, но, по крайней мере, моих познаний хватило на то, чтобы следовать сюжетной линии. Сказка оказалась интересной, поэтому я стоял и слушал ее. Sha’ir рассказывал, как появились сны.
В самом начале времен, говорил он, среди всех существующих духов – джиннов, ифритов, пери и тому подобных – был и один дух по имени Дремота. Его обязанности были такими же, как и сейчас: наводить дремоту на все живые создания. Еще у Дремоты имелся целый рой детишек, которые звались Снами, но в те далекие времена ни сам Дремота, ни его дети даже и не думали забираться в людские головы. Но однажды – это был чудесный день – добрый дух решил взять своих мальчиков и девочек отдохнуть на берегу моря. А там он позволил им залезть в маленькую лодку, которую ребятишки отыскали, и стал с любовью наблюдать, как они плавают по воде неподалеку.
К несчастью, сказал старый поэт, еще раньше дух Дремота чем-то обидел могущественного духа, которого звали Шторм, и тот дожидался случая отомстить. Потому-то, когда маленькие Сны осмелились выйти в море, злобный Шторм заставил его вспениться от ярости, задул неистовый ветер, и маленькую лодку смыло далеко в океан, а затем она разбилась о рифы пустынного острова, который назывался Тоска.
С этого времени, продолжил sha’ir, все Сны, как мальчики, так и девочки, стали жить на этом необитаемом черном острове. (А вы знаете, сказал он, какими неугомонными становятся дети, когда подчиняются праздности, да еще не забывайте, что они поселились не где-нибудь, а на Тоске.) И с тех пор целыми днями бедные Сны должны терпеть эту скучную ссылку вдали от мира. Но каждую ночь – al-ham-do-lillah! – сила духа Шторма ослабевает, потому что ночью правит добрая Луна. Так вот, по ночам дети Сны могут без труда убегать на какое-то время со своего острова Тоски. Так они и делают. А когда они покидают остров и ступают на землю, то развлекаются тем, что проникают в головы спящих мужчин и женщин. Вот почему, сказал sha’ir, ночью каждый, кто спит, может увидеть что-то интересное, получить сообщение, предупреждение или оказаться напуганным Сном. Это зависит от того, был ли Сон, забравшийся к вам в голову в ту или иную ночь, совершающей добрые дела девочкой или же вредным мальчиком, а еще – от того, в каком настроении он или она пребывают той ночью.
Когда сказка закончилась, слушатели издали одобрительные возгласы, красивые монетки дождем полились старику в чашу для подаяний. Я тоже бросил медный shahi, посчитав, что история поэта удивительная – и вовсе не такая уж невероятная, как большинство глупых восточных вымыслов. Объяснение старика насчет того, что многочисленные дети-Сны обоего пола, пребывая в переменчивом настроении, вмешиваются не в свои дела, показалось мне вполне логичным. Оно вполне согласовывалось с некоторыми явлениями, часто встречающимися на Западе, которые мои земляки не могли объяснить раньше. Я имею в виду ужасных ночных визитеров: инкубов, которые совращают тем или иным способом непорочных женщин, и суккубов – те занимаются совращением добродетельных священников.
Когда закат солнца ознаменовал окончание Рамазана, Ситаре провела меня в кухню. Кроме нас с ней, там больше никого не было, и я заметил, что девушка находилась в состоянии едва сдерживаемого возбуждения: глаза ее сверкали, а руки дрожали. Ситаре наверняка оделась в лучший свой наряд, подвела al-kohl веки и покрыла ягодным соком губы, однако яркий розовый румянец на ее щеках был явно естественного происхождения.
– Ты нарядилась по случаю праздника? – спросил я.
– Да, но еще и для того, чтобы доставить вам удовольствие. Не буду скрывать, мирза Марко, я рада доставить вам удовольствие. Посмотрите, я постелила нам одеяло вон в том углу. И я также удостоверилась, что хозяйка и другие слуги ушли по делам, так что нам не помешают. Я и правда желаю, чтобы мы…
– Подожди-ка, – произнес я слабым голосом. – Я согласен без всяких условий. Ты такая красивая, что заставляешь мужчин пускать слюни, и я не исключение. Но сначала я хочу кое-что узнать. Что это за услуга, из-за которой ты собираешься торговать собой?
– Дайте мне одну только минутку, и я расскажу вам. Но сначала я должна загадать вам загадку.
– Это что, еще один местный обычай?
– Присядьте вот на эту скамью. И займите свои руки – ухватитесь за скамью – таким образом, вас не будет мучить искушение дотронуться до меня. А теперь закройте глаза. Плотней. И не открывайте, пока я не скажу.
Я пожал плечами и сделал так, как мне было приказано, а затем услышал, как Ситаре легко движется рядом. Затем она поцеловала меня в губы, скромно и неумело, как девственница, но поцелуй оказался долгим и приятным. Это так возбудило меня, что я почувствовал головокружение. Хорошо еще, что я держался обеими руками за скамью. Я ждал, что теперь девушка заговорит. Вместо этого она снова поцеловала меня, на этот раз наслаждение длилось гораздо дольше. Затем Ситаре снова пре рвала поцелуй, я уже ждал следующего, но тут она сказала:
– Откройте глаза.
Я открыл глаза и улыбнулся ей. Девушка стояла прямо передо мной, румянец со щек перекинулся на все ее лицо, глаза сияли, а губы, свежие как розовый бутон, улыбались, когда она спросила:
– Можете ли вы различить поцелуи?
– Различить? – любезно переспросил я и добавил, явно в стиле персидского поэта: – Как может мужчина сказать, что лучше: сладкий аромат розы или хмельной запах? Он просто жаждет большего. Вот так, моя красавица.
– Вы и получите больше. Но от кого? От меня? Это ведь я первой поцеловала вас. Или от Азиза, который поцеловал вас во второй раз?
Я чуть не свалился со скамьи. Затем Ситаре убрала руку за спину, вытащила оттуда мальчика и поставила его передо мной. Я вздрогнул от неожиданности.
– Он же совсем ребенок!
– Это мой младший брат Азиз.
Ничего удивительного, что я не заметил его среди домашних слуг.
Азизу было не больше восьми или девяти лет, и он был мал даже для этого возраста. Но, заметив Азиза один раз, его больше невозможно было не замечать снова. Так же как и все местные мальчики, которых я видел, он оказался этаким александрийским купидончиком, но еще более красивым, даже по меркам Кашана. Да и неудивительно, ведь его сестра была самой красивой из кашанских девушек, которых я встречал. Инкуб и суккуб, подумал я невольно.
Поскольку я все еще сидел на низкой скамье, наши с мальчиком глаза оказались на одном уровне. Его голубые глаза, чистые и серьезные, выглядели на маленьком личике еще более огромными и яркими, чем глаза его сестры. Его рот был таким же розовым бутоном, как и у нее. Тело Азиза было прекрасным до самых кончиков пальцев. Его волосы были такого же огненно-рыжего оттенка, как и у сестры, а кожа напоминала слоновую кость. Красоту мальчика еще больше подчеркивали al-kohl вокруг век и сок ягод на губах. Я подумал, что это уже совершенно лишнее, но ничего не успел сказать, так как Ситаре заговорила.
– Мне позволено пользоваться косметикой только тогда, когда хозяйка отсутствует, – быстро произнесла она, словно хотела помешать мне вставить хоть что-нибудь. – Мне нравится украшать также и Азиза. – И снова она не дала мне ничего сказать. – Вот, позвольте, я покажу вам кое-что, мирза Марко. – Дрожащими пальцами Ситаре торопливо расстегнула и сняла блузу, которая была надета на ее брате. – Поскольку он мальчик, у него нет груди, но обратите внимание на то, какой изящной формы и как выступают его соски. – Я изумленно уставился на них, потому что соски были ярко раскрашены хной в красный цвет.
Ситаре спросила:
– Разве они не похожи на мои? – Тут мои глаза еще больше раскрылись, потому что девушка сняла верх своего наряда и продемонстрировала мне свою грудь с тоже раскрашенными хной сосками, чтобы я мог сравнить. – Видите? Его соски так же возбуждаются и встают, как и мои.
Ситаре продолжила болтать, и я уже был не в состоянии прервать ее.
– Еще, поскольку он мальчик, у Азиза, разумеется, есть кое-что, чего нет у меня. – Она развязала тесемки на его шароварах, и они упали на пол. – Разве это не настоящий маленький zab? Смотрите, как я ласкаю его. Он совсем как у мужчины. А теперь взгляните на это. – Сестра развернула мальчика спиной и своими руками раздвинула бороздку между его розовыми ягодицами. – Наша мать всегда тщательно использовала golulè, а после ее смерти этим занималась я. Только посмотрите, какой великолепный результат! – В следующий момент без всякой девичьей стыдливости она сбросила на пол свои шаровары. Потом повернулась и наклонилась, так что я мог разглядеть ту ее нижнюю часть тела, которая не была прикрыта темно-рыжим пушком. – Мое отверстие в два или три пальца шириной, но разве можно определить разницу между моим михрабом и его…