– Не стоит отчаиваться прежде времени, – заявила Изабель, подтаскивая чемодан поближе к себе. – Может быть, чертежи все еще здесь? Надо как следует обыскать чемодан. Вдруг они куда-нибудь завалились? Или тайников было несколько, а не один... В романах такое случается сплошь и рядом.
Я мог бы ей ответить, что все, что происходит в романах, является плодом фантазии автора и на самом деле никогда не имело места в действительности. Однако возьмите хотя бы меня: провинциальный полицейский, который ни с того ни с сего оказался втянутым в заговор с похищением бумаг государственной важности. Чем не сюжет для романа, в самом деле? Так что я решил отложить свои замечания до другого времени и рьяно принялся за дело.
Изабель вооружилась ножницами, я извлек из кармана складной нож, которым обыкновенно очинял карандаши. В течение последующих минут двадцати или около того мы рвали, кромсали и изничтожали несчастный чемодан. Глаза Изабель горели вдохновенным огнем, по лбу у меня текли ручьи пота. Мы распороли подкладку, отодрали внутренние отделения, изрезали кожу, заглянули в каждый уголок. Изабель сломала ноготь и несколько раз чуть не ткнула в себя ножницами. Наконец мы плюхнулись на пол среди груды обрезков кожи и обрывков ткани и уставились друг на друга.
– Ничего, – устало выдохнул я. – Негодяй успел-таки их продать.
– Плохо, – вздохнула Изабель. Она сдула со лба рыжую прядь, которая свешивалась ей в глаз, та снова упала, и девушка завела ее за ухо. – Что будем делать?
– Не знаю, – буркнул я. – Мне надо выпить. Немедленно!
На столе возвышалась початая бутылка вина. Я налил его в первый попавшийся стакан, но прежде, чем я успел выпить, мадемуазель Плесси выхватила у меня стакан и... опрокинула его содержимое себе в рот. Я остолбенел.
– Годится, – заявила затем мне феерическая особа, возвращая пустой стакан. – А теперь идем.
– Куда? – спросил я, глядя на нее во все глаза.
Мадемуазель Плесси важно подняла указательный палец.
– Если мужчина проворачивает какие-то дела, кто может знать о них? Он сам, те, с кем он имеет дело, и его женщина.
– Предлагаете нанести визит мадемуазель Китти? – спросил я.
В сущности, слова мадемуазель Плесси были не так уж глупы. А Изабель вдруг икнула, покачнулась и сделала попытку упасть, однако я подхватил ее.
– Она должна знать, – со значением промолвила Изабель, подняв указательный палец. – В конце концов, чертежи – не золотые слитки, у них ограниченный круг покупателей. И что-то мне подсказывает, что те самые покупатели сильно отличаются от людей, с которыми – ик! – ваш месье Столетофф обычно проводил свое время.
– Верно, – поразмыслив, согласился я. – Даже если он не посвящал Китти в свои дела, хоть что-нибудь она должна была заметить. Тогда едем искать большой оштукатуренный дом.
Я погасил лампу, и мы ушли. На лестнице Изабель цеплялась за меня и несколько раз чуть не упала.
– Мадемуазель, – серьезно произнес я, – по-моему, вы хватили лишнего.
– Да вы что? – возмутилась Изабель, делая попытку надменно выпрямиться, отчего оступилась и едва не покатилась вниз по ступенькам. – К вашему сведению, Аполлинер, я вообще не пью!
На улице я остановил извозчика и объяснил ему, куда ехать. В экипаже Изабель шумно вздохнула и прислонилась головой к моему плечу. Когда через несколько минут я посмотрел на мою спутницу, оказалось, что она сладко спит, а очки ее съехали на самый кончик носа. Меж тем снаружи начал накрапывать дождь. Карета уныло тащилась мимо каких-то трактиров, откуда доносились звуки гармоники, потом потянулись низенькие покосившиеся дома. Поворот, другой, и вот наконец улица, которая нам нужна.
– Тпрру, окаянная! Барин, приехали!
Изабель зевнула и с трудом разлепила веки.
– Что такое, мы уже в Париже? – пробормотала она.
Я распахнул дверцу и огляделся. Сколько я мог судить, на улице имелось всего два трехэтажных дома, причем оба были покрыты по фасаду штукатуркой.
– Изабель! Подождите меня здесь, я скоро буду.
– Ну что вы, Аполлинер! – игриво возразила мадемуазель Плесси. – Как же можно бросать порядочную девушку одну в таком месте? Я боюсь. – И, выбравшись из кареты, она решительно уцепилась за мою руку.
Темное облако подозрения вновь всколыхнулось на дне моей души. Она упорно не желала оставлять меня одного ни на минуту, что было совершенно очевидно. А что, если ее смешные ужимки, любовь к уголовным романам и захватывающим тайнам, равно как и ее привязанность ко мне, всего лишь маска, которую эта странная француженка использует, чтобы с моей помощью подобраться к чертежам поближе? Что, если никакой мадемуазель Плесси, внезапно получившей наследство гувернантки, не существует в природе? Если все ее слова ложь, хитросплетения лжи, в которых мне предназначено играть неприглядную роль одураченного?
«Надо будет навести о ней подробные справки, – размышлял я, идя с мадемуазель Плесси к ближайшему дому в три этажа. – Помнится, она называла фамилию семьи, в которой служила гувернанткой... Как же их звали? Париковы? Пастуховы? Вроде бы такая простая фамилия... Вспомнил – Пироговы. Точно, Пироговы!»
– О чем вы думаете? – капризно спросила Изабель.
Я пристально посмотрел на спутницу. Ничего особенного, обыкновенный женский вопрос, который, однако же, почему-то всегда выводит мужчин из себя.
– Я думаю о том, как найду чертежи и получу повышение, – сказал я. – И женюсь.
– О, – пролепетала мадемуазель Плесси, сразу же как-то приосанившись, – очень хорошая мысль!
«Да нет, она не притворяется, – успокоился я. – Такую наивность невозможно подделать даже при всем желании».
И я отправился к дворнику – наводить справки.
В первом доме нам сообщили, что Катя Кадочкина проживает не здесь, а в доме наискосок на втором этаже. Оказалось, ее хорошо знали в квартале – она считалась неплохой швеей, и к ее услугам охотно прибегали.
Я поблагодарил дворника за предоставленные сведения и направился туда, где жила Катя Кадочкина и где я наконец надеялся найти разгадку мучившей меня тайны чертежей.
Увы, несмотря на довольно поздний час, выяснилось, что Кати нет дома. Ее сосед, студент Родионов, сообщил нам, что девушка вместе со своей подругой Марусей отправилась в цирк. Но в какой именно цирк, студент, к сожалению, не знал.
– Обычно она ходит в цирк со своим приятелем, – пояснил молодой человек, – да он что-то уже несколько дней не объявлялся. Она ждала его, ждала, а сегодня взяла и отправилась с Марусей.
– Ах вот оно что... – пробормотал я.
И перед моим внутренним взором вновь возникла та программка из кармана Столетова, где говорилось... позвольте-ка... о самых смешных в мире клоунах... потом вроде бы обещали танцующих собак... и знаменитого акробата Лукарелли.
– Цирк Лукарелли! – Я возбужденно прищелкнул пальцами. – Наверное, она там. Скажите, она давно ушла?
Студент подумал и ответил, что, наверное, и часа не прошло.
– Если поспешим, – сказал я Изабель, – то поспеем как раз к концу представления. Едем!
И я увлек мою спутницу за собой.
ГЛАВА XXVIII
Маленький человечек с большим накладным носом закончил жонглировать тарелками, ловко подхватил последнюю из них зубами, раскланялся, сорвав гром аплодисментов, и удалился за кулисы. Цирк Лукарелли был полон, и кассир сообщил нам, что сегодня почти все билеты распроданы. Изабель следовала за мной с недовольным выражением лица.
– Надо было остаться и подождать ее возвращения, – проворчала француженка, даже не удостоив взглядом арену, на которой дрессировщик делал вид, что играет на скрипке, а собака, стоя на табурете на задних лапах, подвывала ему в такт. Судя по всему, этот номер пользовался большой популярностью, потому что публика покатывалась со смеху. – И вообще, я не люблю цирк.
– Дело не в цирке, – возразил я, – а в том, что в нашем деле любое промедление может слишком дорого обойтись. Я не хочу рисковать.
Изабель с мученической гримасой стряхнула с предназначавшегося ей сиденья шелуху семечек, испепелила взором сидящего позади мастерового, так что он даже поперхнулся очередной семечкой, и царственно села.
– Конечно, вам виднее, – обронила мадемуазель Плесси, с треском раскрывая веер и обмахиваясь им. – И как же вы рассчитываете найти вашу мадемуазель Китти? Среди такого скопления народа... – Она не договорила и повела плечом.
Собака взвизгнула особенно громко. Галерка лежала от хохота. Со своего места я видел клоунов возле кулис – рыжего в красном костюме и светлого в черно-белом, которые ожидали своего выхода. Мгновенно у меня в голове возникла дерзкая мысль.
– Подождите меня, я сейчас, – шепнул я Изабель и удалился, нащупывая в кармане кошелек.
Когда я вернулся, рыжий клоун уже закончил колотить белого. Теперь наступила очередь фокусника, и он уже вышел из кулис, но тут его опередил конферансье, который ответил:
– Дамы и господа! Почтеннейшая публика! Минуточку внимания! Следующий номер – особенный! Присутствующий здесь, на представлении, господин пожелал, чтобы все фокусы, которые вы сейчас увидите, были посвящены одной особе, а именно прелестной мадемуазель Китти Кадочкиной! Аплодисменты, дамы и господа, аплодисменты! Наша публика знает толк в подарках, которые не повторяются!
В партере вспорхнул смешок, все стали оборачиваться... и хорошенькая девушка в третьем ряду, конфузясь и сияя от счастья, закрыла лицо руками. Ее подруга настойчиво дергала ее за рукав и что-то шептала ей на ухо.
– Однако! – с невольным уважением ко мне за столь ловкий ход пробормотала Изабель. – Это они? Китти и Маруся?
– Они, – сказал я. – Идем!
И, не обращая внимания на фокусы «маэстро Лоренцо из Вероны», который наверняка появился на свет не далее Одессы, мы стали пробираться вперед. На нас шикали, публика возмущалась, а какая-то толстуха попыталась даже стукнуть Изабель по ноге зонтиком, за что та наступила каблуком ей прямо на мозоль.