– Ты кто? – прошептала изумлённая Ракель.
– Иван, – ответил тот звонко.
Что происходит? Что ребёнок делает в таком месте? Наверняка он тоже странствует по снам, как мы, и ему не повезло увязнуть на проклятом острове. Интересно, здесь есть ещё такие же неудачники? Мы не знали, что и думать, и не могли отвести от незнакомца взглядов. Птички затрепыхали крылышками, поэтому казалось, мальчик сам вот-вот улетит. Тогда Эрик подарил ему одну из тех тёплых улыбок, что старшие братья дарят младшим в кино.
– Иван, мы тебе ничего не сделаем. Это твои птички?
Он протянул руку, и оранжевая пичужка вспорхнула и закружилась над ним.
– Да, – кивнул Иван с воодушевлением. Казалось, он только и ждал повода начать разговор. – Я всегда умел создавать птичек. Во сне, конечно. Они теперь повсюду со мной.
– Значит, это ты спас нам жизнь! А они привели нас к тебе! Спасибо. – Эрик говорил так ласково, что Иван доверчиво заулыбался.
– Да, это я попросил их. Они делают всё, что я скажу.
Только сейчас я заметил серебряный свисток на шнурке, висевший у него на шее, который он бессознательно теребил рукой. Возможно, это было что-то похожее на меч Таны, который помогает направлять магию во сне. Я мало встречал людей, подобных ей, но знал, что некоторым требуется предмет, чтобы контролировать способности. Но если странный ребёнок мог лишь попросить птиц выполнить ту или иную просьбу, это не сильно впечатляло. Конечно, он ещё мал, а когда подрастёт, возможно, сможет создавать орлов или других более внушительных существ.
– Здесь безопасно? – скептически скрестила руки Тана, подозрительно поджав губы и обшаривая взглядом каждый уголок, наполненный пляшущими тенями.
– Статуи сюда пока не проникли, – констатировал Эрик, который едва держался на ногах.
– Они и не смогут, – гордо заявил Иван. – На дверях везде глаза. Это я их нарисовал!
– Глаза? – Я вспомнил картинки на фрамугах и косяках, и мы растерянно переглянулись. – Но чем они могут помочь?
– Статуи не могут двигаться, когда на них смотрят. Они вроде как… играют с нами в «прятки»! – Он улыбнулся удачному сравнению. – Поэтому они и пытаются обойти нас и подкрасться сзади. Если на них смотреть – они не смогут напасть.
– Звучит логично, – согласилась Тана, – если в этом месте вообще есть логика.
– Это Эсперанса придумала. Она очень смышлёная. Почти всегда. Но она ушла и не вернулась, потому что… – Мальчик вдруг сбился и покачал головой. – По-моему, она совершила ошибку, когда решила идти дальше.
– Кто такая Эсперанса? – спросил я.
– Моя подруга. Её зовут Эсперанса Бланко[6]. Странно, правда? Ведь цвет надежды не белый, а зелёный. И она была немного странная. Надеюсь, с ней всё хорошо. Так что я был не один. Точнее, я пришёл сюда один, но она уже была на острове, – поправил мальчик сам себя, подходя ближе. Эрик улыбнулся, но Тана продолжала сверлить его подозрительным взглядом.
– И вы оба пришли в это место?
Иван кивнул, а потом понурился, покачал головой и добавил:
– С ней везде было легко. Она старше меня, примерно, как ты, – он указал на Эрика. – И она умеет летать! Мы вместе появились на пляже, но на следующий день она решила исследовать остров. Мы прошли через лес и оказались в этом городе. Она во что бы то ни стало собиралась добраться до маяка Царя горы, а я испугался, – признался мальчик, понизив голос. – Тогда Эсперанса велела мне ждать её здесь.
– Кто такой Царь горы? – спросил я, хотя и сам мог догадаться. Глаза Ивана расширились от страха.
– Эсперанса сказала, что он живёт на маяке и управляет всем вокруг. Не уверен, что он связан с горой… А может, и связан. Мы его видели, и он следил за нами. Моя подруга сказала, что мы застряли в этом сне.
– Это тот старик, что явился нам, – понял я. – Думаешь, он и есть наш «спящий»?
– Он не похож на живого, – поморщилась Тана, вспомнив его образ.
– А что случилось с Эсперансой? – обратилась Ракель к Ивану. – Она ушла отсюда?
– Она просто ушла, и мы больше не виделись, – отозвался мальчик тихо.
– А что ты сам делаешь тут? – продолжала хмуриться Тана, разглядывая его с ног до головы. – Как ты смог досюда добраться?
– Мы пришли с Эсперансой вдвоём! – упрямо настаивал ребёнок, раздражённый резким тоном собеседницы. – Я говорю не о надежде, а о своей подруге! Мы были в одной команде! Она хотела пойти к маяку, а я – остаться тут.
– И сколько ты тут уже ждёшь? – Девушка говорила так грозно, будто была армейским командиром, и мне хотелось её немного утихомирить:
– Тана, он всего лишь ребёнок!
– Я плохо лажу с детьми, – пробормотала та, попытавшись смягчить тон, но безрезультатно. Иван нервно сглотнул и взглянул на меня в поисках поддержки.
– Очень долго. Месяцы! Когда я первый раз здесь оказался, ещё была весна.
– Месяцы… – пробормотал я. Сперва мне стало жаль мальчика, а потом сочувствие сменилось любопытством: если он здесь уже так долго, то как всё ещё держится на ногах? Судя по взглядам, которыми обменивались остальные члены команды, я был не одинок в своих сомнениях.
– А как ты себя чувствуешь, когда просыпаешься? – встревожилась Ракель. – Ведь ты всё ещё можешь нормально ходить.
– Конечно. – Иван поёжился, казалось, что часть его мечтает просто поболтать. Я не мог винить его: если бы я прожил во враждебном городе несколько месяцев, каждую ночь проводя в одиночестве, я бы тоже мечтал с кем-то почесать языком.
– И ты не устаешь? – наседала Ракель.
– Сперва уставал. В первые дни на острове я был совершенно без сил, и мама отвезла меня в больницу, потому что меня всё время клонило в сон. Но потом я привык, и больше со мной ничего не случилось.
– Звучит обнадёживающе, – заключила собеседница.
А что, если всё не так плохо, как казалось вначале? Может быть, усталость сама пройдёт, как мы обычно привыкаем к школьным и дополнительным занятиям в сентябре, после целого лета с кучей свободного времени, которое непонятно куда девать. Первые недели кажется, что ты не выдержишь, но потом постепенно адаптируешься. Здесь могло быть так же. Если мы сможем привыкнуть, это совсем не плохо. Конечно, это не то, о чём мы мечтали, но можно хотя бы не бояться потерять сознание на улице каждый раз, когда идёшь гулять.
Мы молчали, потому что не знали, что сказать, хотя не один я периодически бросал насторожённые взгляды на дверь в ожидании, что там появится очередная статуя, выследившая нас. И тут Эрик подскочил как ошпаренный.
– Я просыпаюсь! – Он торопливо соорудил якорь из волос, отрезанных сестрой, а потом начал медленно таять в воздухе. – Но нам сегодня немало удалось! До завтра!
Ракель огляделась, в поисках подходящего уголка, где оставить волос, а Иван с любопытством наблюдал за ней.
– Зачем ты это делаешь?
– Чтобы прийти сюда в следующий раз, – пояснила она, извлекая локон из кармана и кладя на пол. – С тобой разве не так? Надо оставить что-нибудь своё. – Она старалась говорить как можно дружелюбнее, чтобы не напугать ребёнка. – Ты же проснулся в первый раз не здесь, верно?
– Нет. Сперва я оказался на пляже. Но потом возвращался именно сюда несколько ночей подряд, – рассказал мальчик. – Мне нравилось приходить сюда, но статуи очень опасные. И они всегда следят за мной.
Тана вздохнула. Я видел, что её переполняют эмоции и слова вот-вот сорвутся с губ, но девушка себя пересилила. Прежде чем раствориться в воздухе, она оставила тонкий локон на подоконнике, сиявший золотом в отблесках свечи. Она даже с нами не попрощалась.
– Кажется, я ей не нравлюсь, – проворчал мальчик, когда подруга ушла.
– С ней такое бывает, – улыбнулся я в ответ. – Не волнуйся. Мне порой самому бывает тошно. День на день не приходится.
– Мы ведь не представились, – спохватилась Ракель и протянула руку с таким серьёзным видом, что выглядела слегка комично. – Я Ракель. А это Лазарь.
– А те, что уже ушли, – Эрик и Тана, – добавил я. – Они милые, вот увидишь. Просто иногда Тана кусается.
– Вы друзья? – невинным голосом спросил ребёнок.
– Думаю, да, – поразмыслив, подтвердил я. Но так ли это? Нас объединяла общая беда, но было ещё кое-что: мы узнали друг друга куда лучше.
– Вам нельзя идти к маяку, – поморщился Иван. В его глазах мерцал страх, а птички прижались друг к дружке, нервно вздрагивая, как будто спешили защитить хозяина от опасностей враждебного места. – Там живёт Царь горы, и он очень опасен.
– Это мы знаем, – резко перебила Ракель. – Но мы уверены, что для того, чтобы вырваться отсюда, нужно идти к нему.
– Туда долго идти, нужно перебраться через горы, а потом – через озеро. К тому же я не уверен, что выход вообще есть. – Мальчик покачал головой, нервно сглотнув. – Но когда привыкнете к этому месту, будет не так плохо. Если вы не будете пытаться прорваться к маяку, вы сможете отдохнуть, как раньше. Я не смог выйти из этого дома, но очень хотел бы вернуться на пляж. Я не против смотреть один и тот же сон, если он приятный.
– Но твоя подруга дошла до маяка? – спросил я. – И смогла вырваться?
– Я не знаю. Я подумал, что, если ей это удалось, она бы за мной вернулась.
– Да уж, лучше ей не возвращаться, – подтвердила Ракель.
– Это точно. – Я для поддержки положил ей руку на плечо и почувствовал, как моё тело становится лёгким и кто-то трясёт меня. Мне самому пора было просыпаться.
– С Эсперансой всё будет хорошо, я уверен. Маяк только кажется страшным. Не беспокойся, мы найдём выход!
– Не надо этого делать! – В его тоне звучала совершенно не детская серьёзность, но во время перехода все чувства искажаются. Сам Иван сейчас казался меланхоличнее и старше. – Там опасно. Нужно остаться здесь, в безопасности… Маяк – злое место…
Я оказался перед тёмной монолитной стеной, чёрной, как сланец, и такой твёрдой, будто я мог лишиться руки, если ударю по ней. Казалось, что она угрожающе пульсировала и была настолько старой, что будто вросла в остров. Мы явно были не первыми, кто не сумел найти дорогу обратно.