На этом месте Штерн поперхнулся, закашлялся и стал стучать себя по груди.
– Эх. Не находите ли вы содержимое этого кувшина слишком терпким, миссис Фрэзер? Подозреваю, что старуха положила туда многовато лимонов.
Я подозревала, что мамасита не преминула бы добавить туда цианида, будь он у нее под рукой, но на самом деле сангрия была прекрасной.
– Не заметила, – ответила я, смакуя напиток. – Но продолжайте. Итак, Джейми появился с пистолетом и сказал…
– Ох. Признаться, я точно не помню, что именно было сказано. Кажется, имело место небольшое недоразумение, вызванное сложившимся у него ошибочным впечатлением, будто восклицание леди было связано с какими-то моими действиями или словами, а вовсе не с паукообразным. К счастью, я смог продемонстрировать ему это существо, которое повергло леди в бегство, – кстати, мы так и не смогли убедить ее вернуться в комнату, – и причина ее испуга стала очевидной.
– Понимаю, – сказала я, прекрасно представляя себе всю эту сцену, за исключением одного, имевшего первостепенное значение пункта. – Вы не припомните, что на нем было надето? На Джейми?
– Надето? – Лоренц явно растерялся. – Право же, затрудняюсь ответить. Вроде бы он был одет в уличное платье, а не в домашнее, но…
– Все в порядке, я просто спросила, – заверила я Штерна.
Слово «одет» было именно тем, что я хотела услышать от него.
– Итак, он вам представился?
Штерн нахмурился и запустил пальцы в свои густые черные кудри.
– Не могу сказать с уверенностью. Припоминаю, иногда, по ходу разговора, леди обращалась к нему как к мистеру Фрэзеру. Дело в том, что наша с ним беседа затянулась допоздна, мы оба нашли друг друга интересными собеседниками, и в какой-то момент он предложил мне обращаться к нему по имени. – Он сардонически поднял бровь. – Надеюсь, вы не сочтете это фамильярностью с моей стороны, несмотря на краткость нашего знакомства?
– Разумеется, нет! – сказала я и, желая сменить тему, продолжила: – Кажется, вы говорили о пауках и пещерах? При чем тут пещеры?
– В связи с историей о Роберте Брюсе, которую ваш супруг был склонен считать апокрифической. В отношении того, что вдохновило его добиваться трона Шотландии. Предположительно Брюс скрывался от своих преследователей в пещере и…
– Да, мне эта история известна, – прервала я его.
– Джейми придерживался того мнения, что пауки нечасто поселяются в пещерах, служивших местами человеческого обитания. Мнение, с которым я в основном соглашался, с той лишь поправкой, что особенно большие пещеры, какие, например, имеются на этом острове…
– А здесь есть пещеры? – удивилась я и тут же устыдилась собственной глупости. – Ну конечно, должны быть, раз здесь обитают пещерные рыбы вроде тех, в источнике. Однако я всегда думала, что Карибские острова имеют коралловое происхождение и в них, как мне кажется, пещер быть не может.
– Такое возможно, хотя и не слишком вероятно, – рассудительно ответил Штерн. – Однако остров Эспаньола – это не атолл, его основа имеет вулканическое происхождение с добавлением кристаллических сланцев, древних отложений, содержащих останки ископаемых организмов, и больших залежей известняка. Известняки по большей части карстовые.
– Что вы говорите?
Я налила еще чашку пряного вина.
– О да.
Лоренц поднял с пола веранды свою котомку. Вытащив тетрадь, он вырвал лист бумаги и скомкал его в руке.
– Вот, – сказал он, раскрывая ладонь.
Бумага самопроизвольно распрямилась, но лишь частично: поверхность бугрилась, возвышения перемежались впадинами.
– Вот он каков, этот остров. Помните, что говорил отец Фогден о маронах, беглых рабах, нашедших убежище в этих горах? Если им удается скрываться от преследования, то уж, поверьте, никак не от недостатка желания и стараний со стороны бывших хозяев вернуть их. На этом острове есть места, куда, смею предположить, еще не ступала нога человека, ни белого, ни черного. И в этих таинственных горах находятся еще более таинственные, неведомые пещеры, о существовании которых если кто и знал, то лишь давно сгинувшие туземцы, исконные обитатели этих мест. Мне довелось увидеть одну такую пещеру, – задумчиво продолжил он. – Абандауи, так называют ее мароны. Они считают это место зловещим и священным, но почему, я не знаю.
Воодушевленный моим вниманием, он отпил еще сангрии и продолжил свою лекцию по натурфилософии.
– Сейчас этот маленький островок, – Штерн кивнул в сторону видневшегося в море, словно дрейфующего среди волн острова, – называется Черепашьим: de la Tortue, или Тортуга. В сущности, это атолл с практически заросшей лагуной. Так вот, знаете ли вы, что некоторое время он был прибежищем пиратов? – спросил ученый, видимо решив дополнить свою лекцию чем-то более увлекательным, чем разговоры о карстовых отложениях и кристаллических аспидных сланцах.
– Настоящих пиратов? Флибустьеров? – Я оглядела маленький остров с возросшим интересом. – Это довольно романтично.
Штерн рассмеялся, и я взглянула на него с удивлением.
– Я не над вами смеюсь, миссис Фрэзер, – сказал он с улыбкой. – Просто дело в том, что я совсем недавно разговаривал в Кингстоне с одним стариком как раз об обычаях флибустьеров, база которых одно время располагалась в ближнем селении Порт-Роял.
Он поджал губы, размышляя, говорить ли дальше, но, покосившись на меня, решил рискнуть.
– Извините за прямоту, миссис Фрэзер, но вы все-таки замужняя женщина и, как мне известно, не понаслышке знакомы с медициной…
Он помедлил и, может быть, на том бы и остановился, но, выпив уже почти две трети кувшина, сделался очень разговорчивым.
– Вы, наверное, слышали об отвратительном грехе содомии? – пробормотал Штерн, покраснев до ушей и отводя глаза.
– Разумеется, – подтвердила я. – Вы имеете в виду…
– Уверяю вас, – кивнул он с авторитетным видом. – Мой информатор был осведомлен о нравах морских разбойников. Они были содомитами, мужеложцами.
Он покачал головой.
– Точно?
– Во всяком случае, таковыми их считали, – заметил он. – Мой информатор говорил мне, что, когда лет шестьдесят назад Порт-Роял поглотило море, очень и очень многие восприняли это как акт божественного возмездия, обрушившегося на грешников за их мерзкое и противоестественное поведение.
– Весьма милосердно, – пробормотала я, гадая, что сказала бы на это сластолюбивая Тесса из «Пылкого пирата».
Он кивнул с серьезностью совы.
– Говорят, в затонувших церквях Порт-Рояла до сих пор звонят колокола, возвещая о надвигающемся шторме, а бьют в них души утонувших пиратов.
Я подумывала о том, чтобы расспросить подробнее насчет «мерзкого и противоестественного» поведения, но тут на веранде появилась мамасита.
– Еда, – коротко бросила она и исчезла.
– Интересно, где отец Фогден ее нашел? – спросила я, отодвигая свой стул.
Штерн посмотрел на меня с удивлением.
– Где ее нашел? Ах да, я и забыл, вы ведь не знаете.
Он покосился на открытую дверь, куда удалилась пожилая женщина, но внутри дома было темно и тихо.
– Он познакомился с ней в Гаване, – сказал Штерн и поведал мне всю историю.
Отец Фогден уже десять лет отслужил священником, когда в качестве миссионера ордена святого Ансельма, пятнадцать лет назад, прибыл на Кубу. Призванный служить сирым и убогим, он несколько лет трудился в трущобах Гаваны, не думая ни о чем другом, кроме как об облегчении людских страданий и обретении Господней милости, пока в один прекрасный день не встретил на рынке Эрменегильду Руис Алькантару-и-Мерос.
– Не думаю, чтобы он даже сейчас понимал, как это все случилось, – произнес Штерн и сделал глоток вина. – Возможно, и она тоже. А может быть, она задумала это в тот самый миг, как только его увидела.
Так или иначе, спустя полгода вся Гавана была потрясена скандальной новостью: молодая жена дона Армандо Алькантары сбежала, причем не с кем-нибудь, а со священником!
– И со своей матерью, – еле слышно произнесла я, но Штерн разобрал мои слова и улыбнулся.
– Эрменегильда никогда не оставила бы мамаситу, – подтвердил он. – Ни ее, ни Людо.
Вообще-то у их побега почти не было шансов на успех, ибо дон Армандо был влиятелен и обладал большими возможностями, однако случилось так, что именно в это время англичане предприняли вторжение на Кубу и у дона Армандо появились заботы более неотложные, чем поиски сбежавшей жены.
Верхом, хотя поездку изрядно затрудняли наряды Эрменегильды, с которыми она не пожелала расстаться, беглецы добрались до Байамо, наняли рыбачью лодку и прибыли на Эспаньолу, где можно было не опасаться преследования.
– Она умерла три года спустя, – произнес Штерн. Он вновь наполнил свою чашку из благоухающего кувшина. – Фогден похоронил ее сам, под бугенвиллеей.
– И с тех пор они остались одни, – откликнулась я. – Священник, Людо и мамасита.
– О да.
Штерн прикрыл глаза. Его профиль темнел на фоне закатного зарева.
– Эрменегильда никогда не покинула бы мамаситу, а мамасита никогда не расстанется с Эрменегильдой.
Он залпом допил остатки сангрии.
– Никто сюда не приходит, – сказал он. – Поселяне на холм ни ногой: их пугает призрак Эрменегильды. Проклятая грешница, похороненная нечестивым священником, – разве она может покоиться с миром?
Морской бриз холодил мой затылок. Сгущавшиеся сумерки заставили угомониться даже цыплят в патио. Фазенда де ла Фуэнте была объята покоем.
– Вы же пришли, – заметила я, и Штерн улыбнулся.
Апельсиновый запах поднимался над пустой чашкой в моих руках, сладкий словно от свадебного букета.
Штерн протянул ко мне руку, не совсем твердую.
– Не отужинать ли нам вместе, миссис Фрэзер?
На следующее утро, после завтрака, Штерн был готов отбыть в Сент-Луис. Перед этим я решила задать священнику несколько уточняющих вопросов насчет виденного им корабля: хотелось выяснить, не «Дельфин» ли это.
– Какой это был корабль? – спросила я, наливая в чашку поданное к завтраку козье молоко.