– Пусти! – прошипела я, прикусив губу от его тряски. – Пусти, я сказала! И это ты обвиняешь меня в безрассудстве? Что на тебя нашло? Зачем ты потащился за мной, как одержимый?
Его лицо, и так темное от солнца, побагровело.
– Что на меня нашло? – повторил он. – Ради бога, ты ведь моя жена. Разумеется, я беспокоюсь о тебе, но почему бы и тебе не подождать меня? Господи, будь у меня время, я бы…
Само слово «время» напомнило ему, что такового у него в обрез, и он с видимым усилием заставил себя воздержаться от дальнейших высказываний. Я тоже с трудом проглотила все те слова, что лезли из меня наружу.
– Какого хренова черта ты тут делаешь? – спросила я.
Румянец несколько поблек, сменившись намеком на улыбку, спрятавшуюся в его густой бороде.
– Я, между прочим, капитан, – сказал он. – Ты не заметила?
– Еще как заметила! Капитан Алессандро, ну и чушь! Что ты намерен делать?
Вместо ответа он еще раз встряхнул меня и перевел взгляд на Марсали, с любопытством высунувшую голову из кустов.
– Оставайтесь обе здесь, и чтоб ни одна шагу отсюда не ступила, иначе, клянусь, отлуплю обеих до бесчувствия.
Не дав нам времени ответить, Джейми развернулся и пропал среди деревьев.
Мы с Марсали все еще переглядывались, когда на прогалину снова вылетел запыхавшийся Джейми. Он схватил меня за обе руки и поцеловал. Поцелуй вышел недолгим, но основательным.
– Забыл сказать. Я люблю тебя. – Он снова встряхнул меня, чтобы лучше дошло. – И чертовски рад, что ты не умерла. Больше так не делай!
Он отпустил меня, проломился через кусты и исчез. У меня перехватило дыхание и по всему телу прошла дрожь, но я чувствовала себя совершенно счастливой.
Глаза у Марсали стали круглыми, как тарелки.
– Что мы делаем? – спросила она. – Что затевает папа?
– Понятия не имею, – ответила я.
Щеки мои пылали, я продолжала ощущать прикосновение его губ и непривычное покалывание от соприкосновения с бородой и усами. Я тронула языком прикушенную губу.
– Не знаю, что он затевает, – повторила я, – но, полагаю, мы должны смотреть и ждать.
Ждать пришлось долго, и я задремала, прислонившись к толстому стволу. Меня разбудила Марсали.
– Они спускают корабль на воду! – раздался ее возбужденный шепот.
Под присмотром часовых солдаты вместе с командой «Артемиды» все как один налегали на веревки и подсовывали катки, по которым корабль сползал по берегу к водам маленького залива. Даже Фергюс, Иннес и Мерфи, несмотря на увечья, включились в работу.
Солнце садилось: его огромный, почти коснувшийся поверхности моря оранжево-золотой диск темнел на глазах, багровея. Люди вырисовывались на свету черными силуэтами, безликими, как фигуры рабов на фресках Древнего Египта.
За монотонным боцманским «тяни!» последовали негромкие восклицания. Корпус, сдернутый с берега канатами, закрепленными на шлюпке и катере с «Артемиды», преодолел последние несколько футов по суше и соскользнул в воду.
Я увидела сверкание рыжих волос – это Джейми поднялся на борт и ступил на палубу – и блеск металла: следом за ним взобрался солдат. Они стояли рядом в карауле – не более чем две точки на вершине веревочной лестницы, рыжая и черная, – когда к борту подгребла шлюпка и члены команды вместе с французскими солдатами полезли вверх.
Последний человек поднялся по лестнице и пропал из виду. Оставшиеся в лодках члены команды сидели в настороженном ожидании. Но ничего не происходило.
Лишь услышав рядом посапывание Марсали, я поняла, что сама уже давно сдерживаю дыхание.
– Что они делают? – нетерпеливо спросила девушка.
И тут, будто в ответ, с «Артемиды» донесся громкий гневный возглас. Люди в лодках напряглись, готовые устремиться на борт, но сигнала с корабля не последовало. «Артемида», словно изображение на картине мариниста, безмятежно покачивалась на высокой воде бухты.
– С меня хватит, – решительно заявила я Марсали. – Что бы этот чертов сумасброд ни затеял, дело уже сделано. Пошли.
Глотнув свежего, прохладного вечернего воздуха, я выступила из-за деревьев. Марсали следовала за мной. Когда мы приближались к берегу, маленькая черная фигура спрыгнула с корабельного борта и, взметая на бегу сверкающие пурпурные и зеленые брызги морской воды, припустила по мелководью.
– Моя дорогая!
Фергюс с сияющим от восторга лицом схватил Марсали в объятия, оторвал от земли и закружил.
– Готово! – радостно вскричал он. – Дело сделано, и без единого выстрела! Связаны, как гуси, и упрятаны в трюм, как сельди в бочку!
Он пылко поцеловал Марсали, опустил ее на песок и, повернувшись ко мне, отвесил церемонный поклон, широко взмахнув воображаемой шляпой.
– Миледи, капитан «Артемиды» просит вас оказать ему честь, разделив с ним ужин.
Новый капитан «Артемиды» стоял посередине своей каюты, с закрытыми глазами, совершенно голый и блаженно почесывал промежность.
– Ух ты! – вырвалось у меня.
Он открыл глаза, и лицо его осветилось радостью. В тот же миг я бросилась к нему в объятия, прижавшись лицом к золотисто-рыжим волосам на его груди.
Какое-то время мы не могли вымолвить ни слова.
Я слышала над головой топот ног, звонкие возгласы моряков, радующихся избавлению, скрип снастей и хлопанье поднимавшихся парусов.
«Артемида» возвращалась к жизни.
Его борода покалывала мое лицо, а я вдруг ощутила неловкость. Вольно же нам обниматься, когда он гол, как Адам, да и мою наготу скрывают лишь лохмотья, в которые превратилось одеяние отца Фогдена.
Тело, прижимавшееся к моему со все возраставшей силой, от шеи и ниже, несомненно, принадлежало Джейми, но физиономия была не его, а какого-то средневекового разбойника-викинга. Мало того что борода сделала неузнаваемым его лицо, так он еще и пах как-то странно: запах его собственного пота перебивался духом прогорклого масла, каких-то неприятных духов и незнакомых приправ.
Я отпустила его и отступила на шаг.
– Почему бы тебе не одеться? – поинтересовалась я. – Нет, не то чтобы меня не устраивало, как ты выглядишь голым. Да и борода эта мне нравится… пожалуй.
– Не могу, – честно ответил Джейми. – Я весь завшивел, и из-за этих тварей у меня все чешется.
– Ой! – непроизвольно вырвалось у меня.
Будучи хорошо знакома с Pediculus humanus, обыкновенной телесной вошью, я, естественно, не испытывала к этому существу симпатии, а потому тут же принялась нервно чесаться, уже воображая себе, как крохотные ножки щекочут мой скальп, а противные существа копошатся в гуще волос.
Джейми усмехнулся: в окружении рыже-каштановой бороды блеснули белые зубы.
– Не бойся, англичаночка, я уже послал за бритвой и горячей водой.
– Правда? И не жалко сбривать этакую красоту?
Невзирая на вшей, я наклонилась и присмотрелась к его косматому украшению.
– Надо же, вроде бы тоже рыжая, как все твои волосы, но других оттенков. Тебе идет, правда.
Я осторожно прикоснулась к ней. Ощущение было странным: все волоски густые, жесткие и сильно вьющиеся в отличие от такой же густой, но мягкой шевелюры на голове. Настоящие пружинки, выскакивающие из кожи, причем разнообразных оттенков: медного, золотого, янтарного, медового и темно-коричневого, столь глубокого, что при определенном освещении он мог показаться черным. Больше всего меня поразила серебряная полоска, сбегавшая от нижней губы к подбородку.
– Забавно, – сказала я, проводя по волоскам пальцем. – На голове у тебя седины нет, а здесь – пожалуйста.
– Правда?
Джейми с удивленным видом поднес руку к челюсти, и до меня вдруг дошло, что он понятия не имеет о том, как выглядит. Джейми криво улыбнулся и наклонился, чтобы поднять брошенную на пол одежду.
– Тут нечему удивляться. Наоборот, удивительно, как из-за событий этого месяца я вообще весь не поседел. – Он немного помедлил. – И раз уж на то пошло, англичаночка, как я говорил тебе под деревьями…
– Да, раз уж на то пошло, – перебила я его, – скажи, ради бога, что ты сделал?
– О, ты имеешь в виду, с солдатами? – Джейми задумчиво поскреб подбородок. – Ну, с ними все было довольно просто. Я сказал солдатам, что, как только корабль окажется на воде, мы все соберемся на палубе, набросимся по моему сигналу на команду и загоним всех в трюм.
На его заросшей физиономии расцвела широкая улыбка.
– Только вот Фергюс предупредил об этом команду, и когда очередной солдат поднимался на борт и ступал на палубу, двое моряков заламывали ему руки, а третий связывал и тащил его в трюм. Оружие у них забирали. Вот, собственно, и все.
Он бесстрастно пожал плечами.
– Хорошо, – со вздохом произнесла я. – В первую очередь, как тебя угораздило…
На этом месте нас прервал осторожный стук в дверь.
– Мистер Фрэзер? То есть я хотел сказать, капитан.
Худощавое молодое лицо Мейтленда появилось из-за дверного косяка. Он осторожно нес лохань, над которой поднимался пар.
– Мистер Мерфи разжег на камбузе огонь и посылает вам горячую воду со своими наилучшими пожеланиями.
– «Мистер Фрэзер» вполне сойдет, – заверил его Джейми, принимая поднос с лоханью одной рукой, поскольку в другой он держал бритву. – Может, я и капитан, но моряк из меня неважный.
Он помолчал, прислушиваясь к топоту ног над головой.
– Однако, поскольку я все-таки капитан, – медленно произнес Джейми, – наверное, именно мне положено решать, когда нам отплывать, а когда причаливать?
– Да, сэр, это право капитана, – подтвердил Мейтленд и услужливо добавил: – Также капитан лично распоряжается о выдаче дополнительных порций еды и грога.
– Понятно.
Даже борода не могла скрыть иронический изгиб его губ.
– Хотелось бы знать, Мейтленд, сколько может выпить матрос, чтобы остаться в состоянии управлять судном?
– Довольно много, сэр, – убежденно ответил Мейтленд и насупил брови, задумавшись. – Может быть, по двойной порции сверх нормы на глотку?
Джейми поднял бровь.
– Бренди?