Лицо Марсали, и без того казавшееся в свете факелов красным, в этот миг напомнило мне лицо ее матушки, когда та обнаружила меня в Лаллиброхе. Плечи Фергюса задрожали, не знаю уж, от ярости или от смеха.
Джейми подавил назревавшую вспышку, решительно шагнув к участникам церемонии и положив одну руку на плечо Фергюса, а другую – на плечо Марсали.
– Этот мужчина, – кивнул он на Фергюса, – и эта женщина хотят пожениться. Обвенчайте их, святой отец. Сейчас же. Уж пожалуйста, – веско добавил он, отступил на шаг и восстановил порядок среди не в меру развеселившейся аудитории, бросая вокруг строгие взгляды.
– Спокойствие, только спокойствие, – возгласил отец Фогден, слегка покачиваясь. – Сейчас все сделаем как надо.
Последовала долгая пауза: священник молча воззрился на Марсали.
– Имя, – неожиданно вспомнил он. – Да, мне нужно знать имя. Никто не может жениться без имени, так же как и без того, что находится между ног. Чтоб вы знали, без этой штуковины…
– Марсали Джейн Маккимми Джойс! – громко произнесла Марсали, прервав его разглагольствования.
– Да-да, – поспешно подхватил священник. – Ну конечно. Марсали. Мар-са-ли. Итак, Марсали, согласна ли ты взять этого мужчину, хотя у него не хватает руки, а может, и чего-то еще, чего мы не видим, в качестве мужа, чтобы любить и почитать его с этого дня и впредь…
Тут он сбился: его внимание отвлекла вышедшая на свет, усердно жевавшая свою жвачку овца.
– Да.
Отец Фогден заморгал, возвращаясь к происходящему. Он предпринял безуспешную попытку сдержать очередной позыв рыгнуть и перевел взгляд своих голубых глаз на Фергюса.
– У вас тоже есть имя и все, что надо?
– Да, – кратко ответил Фергюс, предпочитая не вдаваться в подробности. – Меня зовут Фергюс.
При этих словах священник слегка нахмурился.
– Фергюс? Фергюс, Фергюс… Ладно, годится. И это все? Так не бывает. Должна быть фамилия.
– Фергюс! – повторил француз натянуто, поскольку это было его единственное имя, не считая имени Клодель, как его называли когда-то на родине.
Фергюсом Джейми назвал его в Париже двадцать лет назад, и до сих пор этого хватало. Но ведь и верно – у выросшего в борделе бастарда не было фамильного имени, которое смогла бы носить его жена.
– Фрэзер, – прозвучал за моей спиной низкий голос.
Фергюс и Марсали удивленно обернулись, и Джейми кивнул, а встретившись глазами с Фергюсом, улыбнулся.
– Фергюс Клодель Фрэзер, – четко, с расстановкой произнес он и, взглянув на Фергюса, поднял бровь.
Сам Фергюс выглядел ошеломленным: челюсть отвисла, глаза расширились и в тусклом свете сделались похожими на плошки. Затем он медленно кивнул, и лицо его зарделось.
– Фрэзер, – сказал он священнику. – Фергюс Клодель Фрэзер.
Отец Фогден откинул назад голову, обозревая небо, по которому плыл над деревьями светлый полумесяц, лелея в своей чаше черный шар луны, после чего с мечтательным видом снова воззрился на Фергюса.
– Ну вот и хорошо, – пробормотал он. – Теперь все в порядке.
Легкий тычок под ребра со стороны Мейтленда вернул его к действительности, заставив вспомнить о текущих обязанностях.
– О! Хм. Да. Муж и жена. Да, провозглашаю вас мужем и… Тьфу, неправильно, вы ведь не сказали, что согласны взять ее в жены, и кольцо бы надо надеть. У нее-то две руки, – услужливо подсказал он.
– Да, согласен, – произнес Фергюс.
До сего момента он держал Марсали за руку, но сейчас выпустил ее, поспешно полез в карман и выудил оттуда маленькое золотое колечко. Я сообразила, что он, должно быть, купил его еще в Шотландии и хранил до сих пор, потому что не хотел устраивать официальную церемонию, не получив благословения. Не от священника – от Джейми.
Когда он надевал колечко на палец невесты, на берегу царило молчание: все взоры были прикованы к маленькому золотому ободку и двум склонившимся одна к другой головам, светлой и темной.
Итак, она сделала это. Пятнадцатилетняя девчонка, вооруженная одним лишь упорством, добилась своего. «Я хочу его», – сказала она. И продолжала твердить это, несмотря на возражения матери, доводы Джейми, сомнения Фергюса и свои собственные страхи; вопреки тоске по оставшемуся в трех тысячах милях позади дому, лишениям, океанским штормам и кораблекрушению.
Она подняла сияющее лицо и встретила такое же сияние в глазах Фергюса. Глядя на них, я почувствовала, как невольно подступившие слезы затуманивают взор.
«Я хочу его».
Во время нашей свадьбы я о Джейми этого не говорила.
Я не хотела его тогда. Но с того времени мне довелось сказать это трижды: два раза в момент выбора на Крэг-на-Дуне и один раз в Лаллиброхе.
«Я хочу его».
Я хотела, чтобы он был со мной и ничто не могло встать между нами.
Джейми выразительно посмотрел на меня темно-голубыми, нежными, как море на заре, глазами.
– О чем думаешь, mo chridhe? – ласково спросил он.
Я сморгнула с ресниц слезы и улыбнулась ему, чувствуя его большие теплые руки.
– Что то, что сказано мной трижды, есть правда, – ответила я и, поднявшись на цыпочки, поцеловала его под продолжавшееся матросское ликование.
Часть девятаяНеведомые земли
Глава 53Гуано летучих мышей
В свежем виде гуано летучих мышей представляет собой зеленовато-черную вязкую и склизкую субстанцию, а в высушенном – светло-коричневый порошок. И в том и в другом виде оно испускает едкий, заставляющий слезиться глаза запах мускуса, нашатыря и гнили.
– Сколько, ты говоришь, этой благодати берем мы на борт? – осведомилась я сквозь ткань, которой прикрывала нижнюю часть лица.
– Десять тонн, – ответил Джейми, чей голос прозвучал приглушенно по той же самой причине.
Мы стояли на верхней палубе, глядя, как рабы закатывали тачки с вонючим грузом на борт, после чего их содержимое отправлялось через открытый люк в кормовой трюм.
Тончайшие пылинки сухого гуано, разлетаясь над тачками, наполняли воздух вокруг нас обманчиво прелестным золотистым туманом, поблескивая и мерцая в лучах вечернего солнца. Тела людей, занимавшихся погрузкой, тоже были покрыты сплошным слоем этой пыли. Пот, струившийся по их обнаженным торсам, и слезы, беспрерывно лившиеся из раздраженных едкой взвесью глаз, проделывали в налипшей на щеки, грудь, бока и спину пыли темные бороздки, поэтому люди были разукрашены черными и золотыми полосами, словно какие-то экзотические зебры.
Стоило ветру повеять в нашу сторону, как Джейми потер тут же начавшие слезиться глаза и спросил:
– Англичаночка, не знаешь, как лучше кое с кем посчитаться?
– Нет, но если в качестве кандидата у тебя на уме Фергюс, я с тобой заодно. Как далеко до этой Ямайки?
Не кто иной, как Фергюс, занимаясь расспросами на рыночном перекрестке Королевской улицы Бриджтауна, сговорился об использовании «Артемиды» в качестве грузоперевозчика – подрядился доставить десять тонн гуано летучих мышей с Барбадоса на Ямайку, где некий мистер Грей, владелец сахарной плантации, намеревался использовать сей весьма пахучий продукт в качестве удобрения.
Фергюс с довольным видом наблюдал за погрузкой больших кусков сухого гуано, которые вываливали на палубе из тачек и один за другим затаскивали в трюм. Марсали, всегда ни на шаг от него не отходившая, на сей раз держалась аж у самого полубака, где сидела на бочке с апельсинами, прикрывая рот и нос прелестной шалью, недавно подаренной ей Фергюсом.
– Мы собираемся вести торговлю или нет? – горячился француз, объясняя свой поступок. – Свободный трюм у нас имеется. Кроме того, – рассудительно добавил он, выдвигая последний довод, – месье Грей заплатит нам более чем щедро.
– Ты спрашивала, далеко ли, англичаночка?
Джейми покосился в сторону горизонта, надеясь увидеть поднимающуюся над сверкающей морской гладью землю. Волшебные иголки мистера Уиллоби сделали его способным переносить морские путешествия, но к самому процессу он и по сию пору относился без энтузиазма.
– Три-четыре дня плавания, по словам Уоррена, – со вздохом сказал он. – Это при хорошей погоде.
– Может быть, когда выйдем в открытое море, вони поубавится? – предположила я.
– О да, миледи! – успокоил меня проходивший мимо Фергюс. – Хозяин объяснил, что запах заметно ослабевает по мере выветривания сухой пыли.
Он вскочил на нижнюю рею с обезьяньей ловкостью, несмотря на свой крюк, вскарабкался на верхушку, добравшись до верхней поперечины, привязал красный платок, сигнал для находившихся на берегу матросов возвращаться на борт, и соскользнул вниз, замешкавшись, чтобы сказать что-то Пинг Ану, устроившему себе насест на рее, откуда он ярким желтым глазом обозревал происходящее на палубе.
– У Фергюса к этому грузу какое-то особое отношение, прямо-таки собственническое, – заметила я.
– Естественно, мы же партнеры, – отозвался Джейми. – Я сказал ему, что раз он обзавелся женой, которую нужно содержать, то не помешает подумать об источнике доходов. Он и прежде имел долю в моей типографии, а сейчас ему и Марсали достанется половина выручки от продажи нашего груза – я ведь обещал ей приданое, – с усмешкой добавил он, и я расхохоталась.
– Знаешь, – призналась я, – мне бы очень хотелось прочесть, что пишет Марсали своей матушке. Сначала Фергюс, потом отец Фогден и мамасита, а теперь вот приданое в виде десяти тонн дерьма летучих мышей.
– После того как Лаогера прочтет об этом, мне в Шотландию лучше не соваться, – проворчал Джейми, впрочем с улыбкой. – А ты уже думала о том, что делать с твоим новым знакомым?
– Нечего мне напоминать, – мрачно откликнулась я. – Где он?
– Где-то внизу, – ответил Джейми, чье внимание привлек мужчина, шагавший по пристани в нашу сторону. – Мерфи накормил его, а Иннес подыщет ему местечко. А сейчас извини, англичаночка, кажется, этот человек ищет меня.
Он соскочил с борта и сбежал на пристань по трапу, едва разминувшись с рабом, закатывавшим на су