Грей не знал, смеяться ему или плакать. Он протянул руку и коснулся щеки Джейми, снова вернувшей цвет светлой бронзы.
– Кроме того, – произнес он еще тише, – вы не можете дать мне то, чего не имеете.
Сказав это, Грей скорее ощутил, чем увидел, что напряжение несколько отпустило этого рослого человека.
– Я обещаю вам свою дружбу, – тихо сказал Джейми. – Если, конечно, для вас это имеет какую-то ценность.
– Великую ценность, заверяю вас.
Несколько мгновений двое мужчин стояли молча, потом Грей вздохнул и, подняв глаза, прищурился на солнце.
– Становится поздно. Полагаю, у вас сегодня еще очень много дел.
Джейми прочистил горло.
– Да, конечно. Наверное, мне и впрямь пора заняться делами.
– Наверное.
Грей одернул полы жилета, собираясь идти. Но Джейми немного замешкался, а потом, как будто это решение только что созрело, шагнул вперед, наклонился и взял лицо вновь обретенного друга в свои руки.
Грей ощутил кожей тепло больших ладоней и мгновенное прикосновение мягкого широкого рта к его губам.
Это касание оставило мимолетное впечатление силы и нежности, обдало слабым запахом эля и свежеиспеченного хлеба. Затем все развеялось, и Джон Грей остался один, щурясь под сияющим солнцем.
– О… – сорвалось с его губ.
Джейми смущенно улыбнулся и пробормотал:
– Ну ладно. Надеюсь, я ничего не испортил.
Он повернулся и скрылся в ивняке, оставив лорда Джона Грея возле воды в полном одиночестве.
Несколько мгновений губернатор молчал, потом поднял глаза и с бесцветной улыбкой тихо сказал:
– То был первый случай, когда он хотя бы прикоснулся ко мне по доброй воле. Первый и последний, если не считать нынешнего вечера, когда я вручил ему другой экземпляр миниатюры.
Я сидела совершенно неподвижно, забыв о бокале с бренди в руках, и сама не могла бы сказать, какие именно чувства меня одолевали: потрясение, ярость, ужас, ревность, жалость, – все они омывали мое сознание, волна за волной, взаимно перекрываясь, смешиваясь и порождая более сложные эмоции.
Совсем недавно была жестоко убита женщина, и после увиденной сцены эта миниатюра – маленький, выполненный в красноватых тонах портрет – казалась нереальной.
На мгновение мы оба забыли о преступлении, воздаянии – вообще обо всем, кроме того, что лежало сейчас между нами.
Губернатор пристально всмотрелся в мое лицо и первым нарушил молчание:
– Надо же, мне ведь еще на корабле показалось, что я вас узнал. Но я решил, что ошибся, так как был уверен, что вы давно умерли.
– Ну, там же было темно, – ляпнула я очевидную глупость и провела рукой по волосам, чувствуя легкое головокружение из-за бренди и недосыпа. А потом до меня дошло, что он сказал. – Узнали меня? Но мы никогда не встречались!
Он помедлил и кивнул.
– Помните темный лес в горной Шотландии, возле Кэрриарика, двадцать лет назад? И юнца, совсем еще мальчишку, со сломанной рукой? Вы мне ее вправили.
Он поднял и продемонстрировал руку.
– Господи боже!
Я схватила бокал и сделала такой большой глоток бренди, что поперхнулась, закашлялась и уставилась на него слезящимися глазами. Сейчас, когда стало ясно, где и когда мы виделись, мне действительно вспомнились прежние, юношеские черты этого лица. Возмужание и возраст лишили его былой мягкости.
– Вы были первой женщиной, грудь которой мне посчастливилось увидеть, – сухо сказал он. – Такое, знаете ли, не забывается. То было настоящее потрясение.
– От которого вы, похоже, успели оправиться, – довольно холодно отозвалась я. – Надеюсь, вы также простили Джейми за то, что он тогда сломал вам руку и угрожал вас расстрелять.
Он слегка покраснел, поставил свой бокал и сбивчиво пробормотал:
– Я… ну… да.
Некоторое время мы сидели молча, потому что оба не знали, что сказать. Раза два он набирал воздух с очевидным намерением заговорить, но оно так и осталось неосуществленным. В конце концов он закрыл глаза, словно вверяя свою душу Богу, а открыв их, посмотрел на меня.
– Знаете ли вы…
Он уставился на свои сцепленные руки. На его пальце, точно слеза, поблескивал голубой камень.
– Знаете ли вы, – произнес он снова, тихо, как будто обращаясь к своим ладоням, – что значит любить кого-то и знать, что никогда – никогда! – вам не принести любимым ни покоя, ни радости, ни счастья? Знать, что вы не способны сделать их счастливыми, причем не потому, что вы или они в чем-то виноваты, но всего лишь из-за того, что вы родились неподходящим для них человеком?
Я сидела молча, видя перед собой не его, а совсем другого человека, привлекательного, но не блондина, а темноволосого, и ощущала не теплое дыхание тропического вечера, а ледяную руку бостонской зимы. Видела красный свет, пульсирующий, словно вытекающая толчками из сердца кровь, на белых больничных простынях.
«…Только потому, что вы родились неподходящим для них человеком…»
– Знаю, – прошептала я, сцепив руки на коленях.
Я говорила Фрэнку, чтобы он оставил меня. Но он не мог, так же как я не могла любить его по-настоящему, потому что истинная любовь преследовала меня повсюду.
«О Фрэнк, – мысленно сказала я. – Прости меня».
– Полагаю, что могу задать вопрос о том, верите ли вы в судьбу, – продолжил лорд Джон. – По-моему, вы могли бы ответить на него лучше, чем кто бы то ни было.
– Вы и правда так думаете? – произнесла я без всякого выражения. – Но, увы, мне известно ничуть не больше, чем вам.
Он покачал головой, потянулся и взял миниатюру.
– Наверное, мне повезло больше, чем многим, – тихо произнес он. – Было нечто, что он от меня принял. И… – черты его смягчились, когда он смотрел на лежавшее на его ладони детское лицо, – сам взамен дал мне нечто драгоценное.
Моя рука непроизвольно коснулась живота. Мне Джейми сделал столь же драгоценный подарок – и ему это обошлось так же дорого.
Снаружи донеслись приглушенные ковром шаги, резко открылась дверь, и в кабинет просунулась голова ополченца.
– Леди уже пришла в себя? – спросил он. – Капитан Джейкобс закончил со своими вопросами, и экипаж месье Александра вернулся.
Я поспешно вскочила на ноги.
– Да, со мной все в порядке.
Я повернулась к губернатору, не зная, что ему сказать.
– Спасибо вам за… за…
Он кивнул и вышел из-за стола, чтобы проводить меня к выходу.
– Весьма сожалею, мадам, что вам пришлось пережить столь ужасные события, – произнес он, и в его голосе не прозвучало ничего, кроме учтивости.
Ему удалось полностью восстановить официальную манеру держаться, гладкую и скользкую, как навощенный паркет.
Я последовала за ополченцем, но у самой двери неожиданно обернулась.
– Я рада, что вы не знали, кто я, когда мы встретились той ночью на борту «Дельфина». Вы… понравились мне. Тогда.
Секунду его лицо сохраняло выражение отстраненного, вежливого равнодушия. Затем маска спала.
– Вы тоже понравились мне, – тихо сказал он. – Тогда.
Чувство было такое, будто я еду рядом с чужим человеком. Занимался серый рассвет, и даже в сумраке экипажа мне было видно, как осунулось от изнеможения лицо сидящего напротив меня Джейми. Как только мы покинули правительственную резиденцию, он снял нелепый парик, позволив появиться из-под маски лощеного француза взъерошенному шотландцу. Его не завязанные в хвост волосы, казавшиеся в этом скудном, скрадывавшем все краски свете, темными, волнами ниспадали на плечи.
– Думаешь, он правда это сделал? – спросила я, просто чтобы что-то сказать.
– Не знаю, – прозвучал усталый ответ. – Я сам себя спрашивал об этом тысячу раз, а другие спрашивали меня и того больше.
Он сильно потер лоб костяшками пальцев.
– Представить себе не могу, чтобы человек, которого я знаю, совершил нечто подобное. Однако… ты сама знаешь, что, напившись, он превращается черт знает в кого. И ему уже случалось убивать в пьяном виде. Вспомни хоть таможенника в борделе.
Я кивнула, а он подался вперед, опершись локтями о колени и уронив голову на руку.
– И все же это другой случай. Мне трудно и подумать, но – все возможно. Припомни, что он говорил о женщине на корабле. А если эта миссис Алкотт пыталась флиртовать с ним, дразнить его…
– Так оно и было, – вставила я. – Сама видела.
Джейми, не поднимая глаз, кивнул.
– Так поступали и многие другие люди. Но если она заставила его думать, будто имела в виду нечто большее, чем она хотела на самом деле, а потом оттолкнула его, посмеялась над ним… а он был пьян, как свинья, и ножи там развешаны по всем стенам…
Он тяжело вздохнул и выпрямился.
– Бог все знает, – уныло сказал Джейми, приглаживая ладонью взлохмаченные волосы, – но я не Бог. Есть еще кое-что, имеющее к этому отношение. Я сказал им, что едва знал мистера Уиллоби, что мы познакомились с ним на борту пакетбота, следовавшего с Мартиники, и хотя отзывался о нем доброжелательно, на самом деле не знал, откуда он взялся и что он за человек.
– Они этому поверили?
Он криво усмехнулся.
– До поры до времени. Но через шесть дней пакетбот вернется, они допросят капитана и выяснят, что на его глазах месье Этьен Александр и его жена были прямо-таки неразлучны с маленьким желтым злодеем-убийцей.
– Это может стать дополнительной неприятностью, – отозвалась я, думая о Фергюсе и ополченце. – Мы и без того не слишком-то популярны с легкой руки мистера Уиллоби.
– Это ерунда по сравнению с тем, что будет, если по прошествии шести дней его не найдут, – возразил Джейми. – К тому же шесть дней – это, возможно, то самое время, за которое слух о гостях Макиверов доберется от «Дома голубой горы» до Кингстона. Ты ведь понимаешь, слуги прекрасно знают, кто мы такие.
– Черт бы их всех побрал!
– Ты выражаешься как настоящая леди, англичаночка. Но это значит, что нам необходимо найти Айена за эти самые шесть дней. Мне придется отправиться в Роуз-холл, а перед этим необходимо немножко отдохнуть.