неприятные ощущения, и не только из-за его устрашающих габаритов: чувство было такое, будто смотришь на дом с привидениями, за окнами которого таится нечто ужасное.
– Все, Геркулес, можешь возвращаться к работе.
Джейли подняла серебряный колокольчик и легонько звякнула всего один раз. Гигант так же молча повернулся и, громко топая, удалился.
– Я не испытываю страха перед рабами, – пояснила Джейли, – а вот они меня боятся, потому что считают ведьмой. Смешно, правда?
Ее глаза хитро поблескивали над жирными складками.
– Джейли, этот человек… – Я помедлила, сама понимая, как нелепо это звучит, но все-таки задала не дававший мне покоя вопрос: – Он ведь не зомби?
– Господи, зомби! Это же надо, Клэр!
Она засмеялась и хлопнула в ладоши, ее лицо порозовело от шеи до линии волос надо лбом.
– Должна сказать, он действительно не слишком смышленый, с этим не поспоришь, – отдышавшись, сказала Джейли. – Но, право же, вовсе не мертвый.
И на нее накатил новый приступ смеха.
Джейми озадаченно уставился на меня.
– Зомби?
– Неважно, – бросила я ему и, желая сменить тему, обратилась к все еще хихикавшей Джейли: – Сколько у тебя тут рабов?
– Примерно сотня, – ответила та, справившись со смехом. – Это не слишком большое имение. Всего три сотни акров под сахарным тростником и небольшие посадки кофе на верхних склонах.
Она вытащила кружевной носовой платочек и промокнула свое влажное лицо, слегка засопев, когда восстанавливала самообладание. Я скорее ощутила, чем увидела, как напрягся Джейми: конечно же, у него, как и у меня, не было сомнений в том, что Джейли располагала сведениями о Айене Муррее. Начать хоть с того, что она не выказала ни малейшего удивления при нашем появлении. Кто-то рассказал ей о нас, и этим «кем-то» мог быть только Айен.
Мысль о том, чтобы как следует прижать женщину и угрозами добиться от нее правды, едва ли была бы естественной для Джейми, но она первым делом пришла на ум мне.
К сожалению, присутствие Геркулеса делало этот заманчивый своей простотой способ добычи информации неосуществимым.
Другая хорошая идея заключалась в том, чтобы обыскать дом и усадьбу на предмет каких-либо следов мальчика. Конечно, три сотни акров – площадь изрядная, но если он находился здесь, то его могли прятать только в помещении, а значит, в одном из строений: в хозяйском доме, в зданиях, относящихся к сахарному заводу, или в хижинах рабов.
От этих размышлений меня оторвало осознание того, что мне, кажется, задан какой-то вопрос.
– Прости?
– Я сказала, – терпеливо повторила Джейли, – что еще в Шотландии знала тебя как весьма искусную целительницу. С тех пор ты, наверное, расширила свои познания?
– Надеюсь.
Я осторожно пригляделась к собеседнице. Она что, хочет, чтобы я занялась ею? Здоровой ее не назовешь, достаточно взглянуть на цвет лица, все эти пятна и темные мешки под глазами. Но это общее состояние, признаков же какого-либо активно протекающего заболевания не наблюдалось.
– Речь не обо мне, – пояснила Джейли, поймав мой взгляд. – И это в любом случае не сейчас. Просто у меня заболели двое рабов. Может быть, ты будешь так добра осмотреть их?
Я взглянула на Джейми, и тот едва заметно кивнул. Это был реальный шанс поискать следы Айена или попробовать вызнать что-то о нем у рабов.
– Заезжая сюда, я видел сахарный пресс, с ним вроде бы какие-то неполадки, – сказал он, неожиданно поднявшись и холодно кивнув Джейли. – Я мог бы попробовать его починить, пока вы с моей женой занимаетесь больными.
Не дожидаясь ответа, Джейми вышел через веранду, закатывая на ходу рукава рубашки. Солнце вспыхивало в его волосах.
– Мастер на все руки, да? – заметила Джейли, провожая его удивленным взглядом. – Мой муж Барнаба был таким же: при виде любой машины у него просто руки чесались. Как, впрочем, и при виде любой девчонки-рабыни, – добавила она. – Но пойдем, больных мы держим в пристройках позади кухни.
Кухонный блок представляя собой комплекс отдельно стоявших пристроек, соединенных с домом крытым переходом, обсаженным цветущим жасмином. Идти по нему было все равно что плыть по морю благоухания под сопровождение низкого, басовитого, как звуки волынки, гудения многочисленных пчел.
– Случалось тебе быть ужаленной? – неожиданно поинтересовалась Джейли, отмахнувшись от назойливо жужжавшего мохнатого насекомого.
– Не раз и не два.
– Вот и мне, – кивнула она. – Много раз, и худшее, что после этого было, – красные укусы на коже. Но прошлой весной одна такая пчелка ужалила мою кухонную рабыню – та раздулась, как жаба, и умерла прямо у меня на глазах.
Джейли посмотрела на меня большими насмешливыми глазами.
– Должна сказать, что этот случай поспособствовал укреплению моего авторитета. Другие рабы вообразили, будто я свела девчонку в могилу колдовством – наложила на нее смертельное заклятие за то, что эта дуреха сожгла мне бисквит. Нет худа без добра: после той истории на моей кухне больше ничего не подгорает.
Она покачала головой и отмахнулась еще от одной пчелы.
Как ни ужасало меня услышанное, это позволяло сделать определенные выводы. По крайней мере одна из сплетен, которыми меня пичкали на губернаторском балу, была в какой-то мере основана на фактах.
Я помедлила, озирая сквозь кружево жасминовых листочков расстилавшиеся внизу заросли сахарного тростника. Джейми стоял на открытой площадке возле сахарного пресса, осматривая огромные поперечины машины, в то время как человек рядом с ним, по виду надсмотрщик или управляющий, что-то показывал и объяснял. Мужчины оживленно переговаривались, сопровождая слова энергичными кивками и выразительными жестами. Что бы там ни утверждала Джейли, инстинкт говорил мне, что мальчик где-то здесь.
В самой кухне никаких его признаков не было. Там находились только три или четыре женщины, месившие тесто и лущившие горох. Они с удивлением подняли глаза, когда мы прошли через помещение. Поймав взгляд одной молодой женщины, я улыбнулась и кивнула ей: возможно, впоследствии у меня появится возможность с ней потолковать. Ее глаза удивленно расширились, но она тут же склонила голову, уставившись в таз с горохом, стоявший у нее на коленях. Держать горох ей мешал выступавший животик, свидетельствовавший о беременности. Пока мы шли через длинное помещение, она еще раз бросила на меня быстрый взгляд.
Первый больной раб находился в маленькой, примыкавшей к кухне кладовке, где лежал на подстилке под полками, на которых громоздились завернутые в марлю головки сыра. В кладовке было темно, и когда дверь открылась и внутрь проник свет, пациент встрепенулся, сел и заморгал.
– И что с ним неладно? – спросила я, опускаясь на колени рядом с мужчиной и трогая его кожу.
Она оказалась теплой и влажной – никаких признаков лихорадки. Пока шел осмотр, он вообще не выказывал никаких признаков страдания, просто сонно моргал.
– У него червь.
Я взглянула на Джейли с удивлением. Из того, что мне удалось увидеть и услышать со времени прибытия на острова, было очевидно, что по меньшей мере три четверти черного населения, да и немалая часть белого, заражены всякого рода внутренними паразитами. Конечно, они доставляли беспокойство и неприятные ощущения, но серьезную угрозу эта гадость представляла собой только для младенцев и стариков.
– Надо думать, не один, а множество, – буркнула я, осторожно переворачивая раба на спину, чтобы пальпировать его живот.
Селезенка была мягкой и слегка увеличенной, но я не нащупала в брюшной полости подозрительных масс, которые свидетельствовали бы о существенной кишечной инвазии.
– Кажется, он более или менее здоров. Кстати, а почему ты держишь его в темноте?
Словно в ответ на мой вопрос, раб неожиданно дернулся, отстраняясь от моей руки, завопил и свернулся клубком. Сворачиваясь и разворачиваясь, как игрушка йо-йо, он стал биться головой о стену, сопровождая это криками и стонами. Затем так же внезапно, как накатил, припадок прекратился, и молодой человек обмяк на подстилке, тяжело дыша и истекая потом.
– Господи боже, – пробормотала я. – Что это с ним?
– Лоа-лоа, – пояснила Джейли, явно забавляясь моей реакцией. – Это черви такие, я же сказала. Они паразитируют в глазном яблоке, под веком. Как говорят, порой перебираются из одного глаза в другой через носовую перегородку, и это весьма болезненно.
Джейли кивнула на раба, дрожавшего на подстилке.
– В темноте они не так активны, меньше движутся, – пояснила она. – Парень с Андроса, который рассказал мне о червях, говорил, что они забираются в глаз и сначала поселяются под самой поверхностью. Оттуда их можно вытащить, подцепив большой иголкой. Но если упустить время, они забираются глубже и от них уже не избавиться.
Джейли повернулась к кухне и крикнула, чтобы принесли свет.
– У меня тут как раз есть иголка, на всякий случай.
Она полезла в висевший на поясе кошель и достала оттуда войлочную подушечку с воткнутой в нее трехдюймовой иголкой, которую вытащила и протянула мне.
– Ты в своем уме? – ужаснулась я.
– Вовсе нет. Разве ты не говорила, что являешься умелой целительницей?
– Да, но…
Я осеклась, посмотрела на раба и взяла свечку, услужливо протянутую мне служанкой.
– Принеси мне бренди и маленький острый нож. Окуни нож – и иголку тоже – в бренди, а затем подержи немного в пламени. Потом дай им остыть, но больше к ним не прикасайся.
Отдавая эти распоряжения, я осторожно приподняла веко и увидела глаз не совсем обычного цвета, крапчато-коричневый. Склера была желтоватая, с налитыми кровью прожилками. Я исследовала глаз, поднеся свечу настолько близко, что у больного сузился зрачок, и убрала ее, ничего не обнаружив.
Но когда я взглянула на другой глаз, то едва не выронила свечу: под вспученной конъюнктивой явно что-то шевелилось.
От этого зрелища меня замутило, но я совладала с собой. Потянувшись за стерилизованным ножом, я обратилась к Джейли: