Мои пальцы нащупали шнур и распустили узел.
– Вот почему ты отпустил его со второй Мэри?
Он пожал плечами, позволил штанам упасть и переступил через них.
– Я не мог остановить его. И думаю, что поступил правильно, когда не стал ему мешать, пусть он еще и очень юн. – Джейми криво улыбнулся и добавил: – Уж по крайней мере, нынешней ночью парнишке будет не до страхов и терзаний.
– Я так не думаю. А как насчет тебя?
Я стянула через голову рубашку.
– Меня?
Он устремил на меня взгляд, подняв брови. Запачканная сажей полотняная рубашка свободно свисала с его плеч.
Я взглянула на постель позади него.
– Понимаю, конечно, ты сегодня никого не убил, но не хочешь ли, случайно, тоже… хм?
Я встретилась с ним взглядом.
По его лицу расплылась улыбка, и всякое сходство с Михаилом, суровым стражем добродетели, исчезло. Он поднял одно плечо, потом другое, и рубашка соскользнула на пол.
– Думаю, что да, – проурчал Джейми. – Но ты уж будь сегодня со мной помягче, ладно?
Глава 29Последняя жертва Куллодена
Утром, когда Джейми и Айен отбыли, как предполагалось, благочестиво отмаливать грехи, я тоже вышла на улицу и, приобретя у торговца плетеную корзину, направила стопы в ближайшую аптеку. Пора было обзавестись лечебными снадобьями: ход последних событий наводил на мысль, что они в любой момент могут мне понадобиться.
Аптекарская лавка Хью совершенно не изменилась за время английской оккупации, шотландского восстания и падения Стюарта, и мое сердце восторженно забилось, когда, войдя в дверь, я вдохнула насыщенные знакомые запахи нюхательной соли, перечной мяты, миндального масла и аниса.
За прилавком, как и прежде, стоял не кто иной, как Хью. Только этот Хью был гораздо моложе того средних лет мужчины, с которым мне доводилось иметь дело лет двадцать назад, когда я посещала эту лавку, получая в придачу к целебным травам и патентованным средствам от всех болезней и последние новости, касающиеся военных дел.
Младший Хью, конечно, меня не знал, но любезно взялся помочь найти нужные травы среди множества аккуратно расставленных по полкам флаконов и склянок. Большая часть снадобий из моего списка – розмарин, пижма, ноготки – относилась к широко распространенным и вопросов не вызывала. Но некоторые пункты заставили молодого Хью задумчиво поднять рыжие брови и обвести ряды полок неуверенным взглядом.
В лавке находился еще один покупатель, рядом с прилавком, где по заказу смешивали бодрящие напитки, измельчали компоненты и составляли лекарственные смеси. Он с явным нетерпением вышагивал взад-вперед, сцепив руки за спиной.
Подойдя к прилавку, посетитель рявкнул в спину мистера Хью:
– Сколько еще?
– Я не могу сказать вот так сразу, преподобный, – виновато ответил аптекарь. – Луиза же сказала, что его нужно прокипятить.
Фыркнув в ответ, рослый узкоплечий мужчина снова принялся мерить шагами помещение, время от времени с нетерпением поглядывая на дверь, ведущую в заднюю комнату, где, надо полагать, и работала невидимая Луиза. Человек показался мне смутно знакомым, но сосредоточиться и вспомнить, где я видела его раньше, было некогда.
Мистер Хью с сомнением щурился, просматривая полученный от меня список.
– Аконит, – пробормотал он. – Аконит. И что же это такое, интересно?
– С одной стороны, это яд, – ответила я.
У мистера Хью моментально отвисла челюсть.
– А с другой – лекарство, – заверила я аптекаря. – Но пользоваться им нужно с осторожностью. Можно применять наружно, при ревматизме, а употребленный внутрь в малых дозах, он замедляет сердцебиение. Очень помогает при некоторых проблемах с сердцем, но при правильной дозировке.
– Правда? – моргая, спросил мистер Хью и повернулся к своим полкам с весьма растерянным видом. – Может быть, вы… э-э… знаете, как он пахнет?
Приняв это за приглашение, я зашла за прилавок и начала просматривать склянки. На всех баночках были аккуратно наклеены этикетки, правда, кое-какие давно выцвели, а их края отстали.
– Боюсь, что пока я не настолько поднаторел по части снадобий, как мой отец, – сказал молодой мистер Хью, стоя рядом со мной. – Он меня малость подучил, но год назад скоропостижно отошел в мир иной, и я боюсь, что здесь есть средства, назначение которых мне неизвестно.
– Ну, вот это хорошо помогает при кашле, – сказала я, взяв склянку с девясилом, и бросила взгляд на нетерпеливого преподобного, который достал носовой платок и, прикрыв рот и нос, астматически захрипел. – Особенно при сухом кашле.
Скользя взглядом по заставленным аптечными емкостями полкам, я отметила аккуратность и отсутствие пыли, но, к сожалению, не могла сообразить, по какой системе осуществлена расстановка снадобий: по свойствам, в алфавитном порядке или как-то еще. И была ли тут вообще какая-то система? Может быть, старый Хью просто помнил, где у него что стоит? Я закрыла глаза и попыталась вспомнить свой последний визит в эту аптеку.
К моему удивлению, картинка легко всплыла в памяти. Тогда я приходила за наперстянкой, чтобы приготовить настой для Алекса Рэндолла, младшего брата Черного Джека Рэндолла и прапрадеда Фрэнка в шестом поколении. Бедный юноша: он уже двадцать лет как умер, хотя прожил достаточно долго и оставил сына. Я почувствовала невольное любопытство, вспомнив о сыне Алекса и его жене, которая была моей подругой, но отогнала эту мысль прочь и вернулась к образу мистера Хью, который тогда привстал на цыпочки, чтобы дотянуться до верхней полки по правую руку.
– Вот.
И конечно, моя рука остановилась рядом со склянкой с этикеткой «Наперстянка». С одной стороны от нее стояла баночка с наклейкой «Хвощ», с другой – «Корень ландыша». Я заколебалась, глядя на них и мысленно перечисляя возможности применения этих трав. Да, все это сердечные средства. Если в аптеке есть аконит, он должен быть где-то поблизости.
Так оно и оказалось. Я быстро нашла его в горшочке с этикеткой «Бабушкино зелье».
– Будьте с этим осторожны, – предостерегла я, передавая сосуд мистеру Хью. – Капнете на кожу, и она тут же онемеет. Может быть, лучше перелить зелье в стеклянную бутылочку?
Большая часть купленных мною трав была завернута в марлю или в бумажные кулечки, но молодой мистер Хью кивнул в ответ на мое предложение и отправился в заднюю комнату, неся перед собой сосуд в вытянутых руках, словно опасаясь, как бы он не взорвался.
– Похоже, что вы знаете о лекарствах гораздо больше, чем этот малый, – произнес глубокий, хриплый голос позади меня.
– Наверное, у меня несколько больше опыта, чем у него.
Я повернулась и, увидев опершегося на прилавок и смотревшего на меня бледно-голубыми глазами из-под густых бровей священника, вспомнила, где я его видела: днем раньше, у Моубрея. Он, скорее всего, не узнал меня, может быть потому, что мой плащ скрывал платье Дафны. Я заметила, что многие мужчины обращают относительно мало внимания на лицо женщины в декольте, что и не удивительно. Но в священнослужителе такая черта заслуживает сожаления.
Пастор прокашлялся.
– Хм. Может быть, вы знаете и как справляться с нервными расстройствами?
– А какого типа нервное расстройство?
Он поджал губы и нахмурился, будто не был уверен, можно ли мне довериться. Верхняя губа его выдавалась вперед и нависала, как совиный клюв, а нижняя, более толстая, оттопыривалась.
– Ну… это сложный случай. Но если говорить в общем, – он внимательно посмотрел на меня, – что бы вы посоветовали для лечения… своего рода… припадков?
– Эпилептических припадков? Когда человек падает и дергается?
Он покачал головой, отчего стала видна покрасневшая полоска на шее, натертой высоким и жестким белым воротничком.
– Нет, другой тип припадка. Когда человек вопит и таращится.
– Простите?
– Не одновременно, – поспешно пояснил священник. – Сначала одно, потом другое. Или, точнее, одно сменяется другим. Поначалу она ничего не делает, только дни напролет молча таращится на все. А потом вдруг ни с того ни с сего начинает вопить так, что может разбудить мертвых.
Ну что ж, это, по крайней мере, объясняло и утомленный вид пастора, и его раздражительность.
Я постучала пальцем по прилавку, соображая.
– Сразу трудно сказать, стоило бы сначала взглянуть на больную.
Священник облизал нижнюю губу.
– А не могли бы вы зайти и осмотреть ее? Это недалеко, – добавил он довольно сухо.
Судя по всему, просительный тон был не в его характере, но необходимость заставляла этого человека поступать против своих привычек.
– Сейчас, к сожалению, не могу, – ответила я. – Мне нужно встретить моего мужа. Но может быть, ближе к вечеру…
– В два часа, – тут же сказал он. – Дом Хендерсона в тупике Кэррубера. Меня зовут Кэмпбелл, преподобный Арчибальд Кэмпбелл.
В этот момент занавеска между торговым помещением и задней комнатой колыхнулась, оттуда появился мистер Хью с двумя бутылочками и вручил по одной каждому из нас.
Преподобный, нашаривая в кармане монету, покосился на свою склянку с подозрением.
– Что ж, вот твои деньги, – буркнул он, бросив монету на прилавок. – И будем надеяться, что ты дал мне нужное снадобье, а не яд, о котором говорила эта леди.
Занавеска снова зашуршала, и из-за нее, провожая взглядом удалявшегося священника, выглянула женщина.
– Скатертью дорога, – проворчала она. – Полпенса за часовую работу и сверх всего еще и оскорбление. Господь мог бы выбрать себе слугу и получше, что тут еще скажешь.
– Вы знаете его? – спросила я.
Мне было любопытно, располагает ли Луиза какой-нибудь полезной информацией относительно больной жены.
– Не могу сказать, что хорошо его знаю. – Луиза глядела на меня с неприкрытым любопытством. – Он один из священников Свободной церкви, который проповедует на углу у Маркет-кросс, убеждает людей, что добрые дела не имеют никакого значения и что для спасения нужно лишь крепко держаться за Иисуса, будто наш Господь – это ярмарочный борец!