Голос, принадлежавший вошедшему, был удивлен и прозвучал соответствующе.
– Джейми?
Да, я знала, кто был обладателем сего голоса! Подтверждая догадку, я высунула нос из-под одеяла.
– Он самый, – съехидничал Джейми. – Забыл, как я выгляжу? Или не можешь узнать меня без одежды?
Это был его зять, Эуон. Джейми жестом пригласил его войти, что тот и сделал.
– Видеть-то я вижу и вижу, что это ты. А еще вижу, что находишься ты… гм… в таком месте.
Эуон Мюррей, это и правда был он. Разумеется, он выглядел старше, чем я его помнила, – на голове серебрилась седина, на лице было множество морщин, – да он и был старше. Но Джо Эбернети сказал все верно: не прошло и двух минут, как я наложила теперешний образ Эуона на образ из своих воспоминаний.
– Я искал тебя, и вот поиски привели меня сюда. В печатне ты не ночевал – это сказал твой помощник. А еще – славный малый! – он дал мне этот адрес, мол, Дженни адресует письма на твое имя сюда. – Эуон подозрительно осматривал комнату, проверяя, какие еще сюрпризы она таит.
– Удивил ты меня, зятек! – Джейми в это время поправлял холстину, скрывающую его наготу. – Местные девушки сказали, что ты здесь, но я не поверил…
– Эуон, ты ошибаешься, – смиренно заверил Джейми.
– Да что ты?! Что ж, обрадую Дженни, а то она проявляет сестринскую заботу о тебе: говорит, что негоже так долго быть без женщины. А ты, оказывается, не грустишь. И здоровье твое в порядке. А что, Эуон-младший тоже где-нибудь здесь, веселится с девочками?
– Его и не было здесь.
Эуон-старший уже не гневался – он не на шутку испугался:
– Как? Не было, говоришь?
– Конечно нет! Неужели я бы потащил сюда мальчонку? Ему ведь четырнадцать! Нет, на такое меня не хватило бы.
Эуон тяжело опустился на единственный в комнате стул.
– Видишь ли, Джейми, я уже не знаю, на что тебя хватило бы, а на что – нет, и кого куда ты таскаешь. Уже не знаю. Раньше знал.
– На что ты намекаешь?
Джейми резко бросило в краску.
Эуон взглянул на кровать и отвернулся, увидев, что она не пуста. Джейми нервно улыбнулся и язвительно произнес:
– Присутствие дамы требует сохранять приличия. Тебя нужно представить. Прошу…
С этими словами он взялся за одеяло.
– Не нужно! – Бедняга Эуон мгновенно вскочил со стула и отошел подальше от кровати, чтобы не видеть, кто там.
– Отчего же не нужно? Очень даже нужно. Прошу любить и жаловать – моя жена…
– Кто-о-о? – Эуон оторвался от скромного интерьера, который разглядывал, чтобы спрятать глаза. – Твоя жена – девица из публичного дома?
– Отнюдь. – Я не выдержала и вступила в разговор: все равно рано ли поздно Эуон увидел бы меня.
Он метнул взгляд на кровать.
– Сколько лет, сколько зим. – Я тоже занервничала и потому махала рукой, говоря неестественно бодро. – Как поживаете?
Когда Джейми увидел меня после двадцатилетней разлуки, он потерял сознание. Эуон впал в ступор. Было очевидно, что они держат меня за призрак, мираж, галлюцинацию, плод воображения, результат умственного расстройства, признак душевной болезни – словом, за что угодно, кроме меня самой. Разумеется, они и представить себе не могли, что я вернусь, и вернусь в обличье живой, настоящей женщины, могущей говорить с ними. Наверное, так реагируют люди, увидевшие привидение.
Эуон не мог вымолвить ни слова, хватая воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег. Какие-то звуки ему все же удалось извлечь из себя, но они не были похожи на слова. Джейми злорадствовал.
– Думаю, я вознагражден за нанесенные тобой обиды, – изрек он, наливая Эуону бренди – тот никак не мог прийти в себя.
Эуон щедро полил свои штаны бренди – до того дрожали его руки, – но отхлебнул оставшееся в стакане и наконец смог говорить членораздельно, хоть и не совсем понятно.
– Ты… Как… – Он пожирал меня глазами, отчаянно пытаясь объяснить себе мое появление.
– Я обязательно расскажу, но только не сейчас.
Джейми одобрительно кивнул. Мы совсем не подумали об этом, говоря обо всем, кроме того, как получше представить мое возвращение публике.
– Ваш сын, Эуон… Кажется, я не имею чести быть с ним знакома? – вернула я разговор в прежнее русло.
Старший Эуон понемногу оправлялся.
– Он исчез на той неделе, в пятницу. Сбежал из дому. На столе – записка: «Еду к дяде». – Он отхлебнул еще бренди, прокашлялся, очистил нос и снова взглянул на кровать. – Он поступает так не впервые. – Отец младшего Эуона явно искал сочувствия.
Это значило, что он уже вполне может обойтись без нашей помощи, раз справляет физиологические потребности и даже говорит на отвлеченные темы. Слава богу, а то бы мне пришлось доказывать, что я не умею проходить сквозь стены и снимать с плеч собственную голову, как это делают привидения. Джейми уселся подле меня. Он переживал за судьбу пропавшего парнишки и говорил рассудительно, ища, за что бы зацепиться:
– Шесть месяцев тому назад я поручил его Фергюсу, чтобы тот отвез его домой. Больше младшего Эуона я не встречал. Он точно написал, что едет ко мне?
– Других дядь не имеем, – пробурчал Эуон, вливая в себя остаток бренди.
– Фергюс? У него все хорошо?
Фергюс был француз, сирота. Мы пользовались его услугами в Париже – тогда он был мелким карманником, – а позже он прислуживал Джейми.
– Да, более чем. Конечно, сейчас он чуточку другой, чем ты его помнишь, но Фергюс чертовски красив. – Джейми был занят размышлениями, когда я встряла в разговор, но все же с увлечением рассказал все, чем я интересовалась. – Он будет чрезвычайно рад видеть тебя, англичаночка. – Джейми хмурился мыслям, одолевавшим его, но не выпускал моей ладони из своей руки.
Эуон, не вытерпев, принялся ходить на блестящему полу.
– Лошади при нем нет. Следовательно, разбойники не позарятся на его добро, – успокаивал он себя.
– Джейми, когда вы впервые пришли сюда, как попали в Эдинбург? По суше, по морю или вы обошли лиман?
Джейми насупил брови, вспоминая.
– Я тогда не забирал парня из Лаллиброха, у меня были там другие дела. Он и Фергюс прошли перевал Кэрриарик, а я был над Лох-Лагганом, там мы и встретились. Потом все вместе спустились через Струан и Уим… Да, мы не хотели идти через Кэмпбелл и пошли на восток, через Форт возле Донибристла.
– Думаешь, сейчас он сделал то же самое? Других путей он не знает?
Джейми раздумывал.
– Не знаю, может, и знает. В любом случае ему известно, что на побережье опасно.
Эуон опять заковылял по комнате. Руки его были сцеплены в замок за спиной.
– Ну и получит же он у меня! Ходить несколько месяцев не сможет, не то что из дому улепетывать!
Эуон-старший сурово хмурился. Значит, парнишка был тот еще сорванец.
– Считаешь, что таким образом дуралей прекратит каверзничать? – В голосе Джейми все-таки послышались сочувственные нотки. – Эуон, когда ты знал, что тебя выпорют за какую-то проделку, ты что же, пытался избежать наказания или делал что считал нужным?
Эуон уселся, но не успокоился.
– Нет, конечно. Да только папаша чувствовал себя спокойнее, когда порол меня.
Он невольно улыбнулся, а Джейми рассмеялся от такого честного признания.
– Мальчишка не пропадет, поверь. – Он встал, беря штаны, и от его движения упало полотенце. – Я расспрошу знакомых. Если он здесь, мы найдем его.
– Я с тобой. – Эуон бросил быстрый взгляд на кровать, где лежала я, и тоже поднялся со стула.
Казалось, Джейми на миг неудовлетворенно скривился, сомневаясь, но потом он взял рубашку и сказал:
– Идет. – Он уже нацепил на себя сорочку и согласился, уже когда натянул ее на тело. – Англичаночка, ты будешь здесь – иначе нельзя, – нахмурившись, проговорил он.
– Буду, потому что мне нечего надеть. Вчера я отдала платье, а нового не принесли, хоть мы просили мадам Жанну найти что-нибудь к утру. Хотя бы по этой причине я буду здесь.
Для Эуона услышанное стало еще одним потрясением – слишком много для одного утра. Но на этот раз он озадаченно молчал, только и всего.
– Хорошо, англичаночка, я напомню ей. – Джейми задумался, прикидывая, сколько он будет в отлучке. – Видишь, у нас безотлагательное дело. Оно займет…
Он пожал мне руку, не став договаривать.
– Я с радостью остался бы с тобой. Но не могу, сама видишь. Будь добра, подожди меня. – Он говорил мягко.
– Конечно. Так я уж точно никуда не уйду. – Я указала на полотенце, служившее Джейми одеждой в момент прихода Эуона.
Я услышала, как топот мужских сапог отдаляется от моей комнаты. На смену ему пришли разнообразные звуки просыпающегося дома. Эдинбуржцы вставали засветло, поэтому обитатели места, где я находилась, по праву могли считаться сонями, хотя, разумеется, это было связано со спецификой их работы, слишком своеобразной, чтобы быть общепринятой.
Постепенно открывались окна, наружу выливались помои, внутрь входил утренний воздух. В холле говорили, входили и покидали здание. Дом просыпался, потягиваясь всеми членами и издавая треск и скрип. Ступеньки поскрипывали под ногами сновавших служанок, где-то зажгли камин, и очаг в моей комнате пылал теплом.
Я снова прилегла. Конечно, мне бы хотелось еще побыть с Джейми, но нужно было и обдумать происходящее, а также произошедшее и могущее произойти. Думая, я чувствовала, как приятно болят бедра и расслаблено мое довольное тело.
Сейчас я представляла человека, разыскавшего утерянную драгоценность, скорее даже человека, которому преподнесли эту драгоценность в закрытой коробке. Можно сколько угодно ликовать по поводу находки, но нельзя точно быть уверенным, что в коробке именно твоя драгоценность, да и что она вообще там есть.
Разумеется, я хотела знать все-все о Джейми: чем он жил после меня, где бывал, что думал, чем занимался, с кем общался? Пережив Каллоден, он не мог не измениться – на его месте изменился бы любой. Значит, все это время он как-то жил, и жил совсем не просто, будучи Джейми Фрэзером. Это было ясно и без размышлений; я думала об этом еще до путешествия к камням. Но думать и видеть – это разные вещи.